Страница 18 из 31
Элиминирование закона спроса и предложения позволяло построить новую логическую цепочку. Не стремление производителей к прибыли в ходе конкурентной борьбы обусловливает теперь экономический рост, а, напротив, задаче быстрого развития производительных сил следует подчинить деятельность производителей. Во всяком случае, тех из них, кто уже перерос рамки свободного рынка. «Давно пора оставить нелепую с государственной точки зрения формулировку “laissez faire, laissez passer” в вопросах обеспечения производительных сил страны», – замечал П. П.Мигулин. Подчеркивая принципиальные особенности современной экономической ситуации, он писал весной 1913 года: «Для всех ясно, что “цены не Бог строит”, а нормирует их соглашение производителей. Старый закон спроса и предложения формулировался экономической наукой, когда о картелях, трестах и синдикатах никто еще не имел никакого представления. Хаос старого рынка начинает исчезать, в Америке давно уже все цены регулируются синдикатами, то же явление переносится в Западную Европу, не новость оно и у нас. А мы все еще беспомощно разводим руками перед “неотвратимыми” якобы экономическими “законами”»[95].
Наиболее эффективным средством борьбы с частномонополистической эксплуатацией национальной экономики авторы «Экономиста России» и «Нового экономиста» считали установление прямого и жесткого государственного контроля за функционированием основных ресурсных отраслей страны – угле- и нефтедобычи, лесным хозяйством, водной энергией («водной силой»), а также, при необходимости, и за распределением важнейших продовольственных товаров (хлеба, сахара). Идеальный вариант виделся в установлении государственной монополии на названные ресурсы и продукты или, по крайней мере, в таком положении дел, когда бы, например, лесное хозяйство, водные силы, каменноугольные копи, нефтяные площадки находились бы в руках государства, которое обеспечивало бы и регулирование производства в соответствующих частных предприятиях.
Впрочем, подобные требования нередко раздавались и из лагеря консервативных политиков. Приведем только одно, весьма характерное и яркое высказывание. «Громадные казенные богатства: лесные, угольные, нефтяные и т. п. или совсем не разрабатываются, или отдаются в аренду хищным акулам промышленности. Вот в этом мы видим основную ошибку нашего финансового управления. Надо поскорее браться за благое дело казенного хозяйства. Необходим целый ряд казенных монополий. Эти монополии нужно как можно скорее учредить дабы скорее получить необходимые средства», – подчеркивал тогда известный своими консервативными взглядами депутат Государственной Думы Н. Е. Марков 2-й.
Разумеется, реализация идеи государственных монополий – дело весьма сложное. А потому в качестве промежуточной меры на путях борьбы с самоуправством частных корпораций сторонники рассматриваемой экономической доктрины выдвигали идеи нормирования производства и цен, причем при установлении последних государством предполагалось ориентироваться «на уровень затрат». Ведь, строго говоря, главное – это даже не преодоление диктата частнохозяйственных монополий, а ослабление и преодоление стихийности экономического развития страны, к чему и должно стремиться Правительство[96]. Ведь, развивая эту аргументацию дальше, «если государство не берет на себя регулирование цен таких предметов широкого народного потребления, производство и торговля которыми может быть синдикатизирована, то это регулирование берет на себя частный капитал, роль государства играют частные лица и организации»[97].
Итак, в качестве основных пунктов становления новой неконкурентной системы хозяйствования здесь предлагалось: нормирование производства базовых отраслей промышленности; государственное установление цен на выпускаемую ими продукцию; введение монополии на оптовую торговлю основными товарами данного производства; и, наконец, введение монополии на производство данной продукции.
Рассмотренная концепция с идеологической точки зрения имеет достаточно законченный вид. Она базируется на определенном представлении о характере и тенденциях развития производительных сил и производственных отношений, включает в себя преобразование как организационной системы управления народным хозяйством, так и самих отношений собственности. Достаточно подробно проработаны практические шаги реализации этой этатистской модели хозяйствования.
Правда, здесь еще отсутствует какое бы то ни было представление о политических предпосылках и последствиях претворения в жизнь этой заманчивой и масштабной программы. Создается впечатление, что перейти к государственному монополизму в столь значительном масштабе можно, оставаясь в старой полудемократической системе координат или даже внедряя на российской почве ценности западноевропейской демократии[98].
Вся эта доктрина в основе своей имеет, как нам представляется, философию общественного договора или, можно сказать, «нейтрального государства». Государства, которое обладает знанием общественной пользы и стремится в процессе своей деятельности к реализации этой всеобщей пользы. Недаром здесь мы сталкиваемся со своеобразной и в общем-то довольно редкой доктриной чистого этатизма, когда государственный монополизм напрямую обосновывается требованиями экономической целесообразности, не будучи сопряженными с теми или иными аргументами идеологического или социально-политического характера (достижения социального равенства, самоуправленческой негосударственной системы, построения бесклассового общества и тому подобного). Именно поэтому тенденция экономического поиска, пришедшаяся на большую часть XX столетия, получила в рассмотренных журналах наиболее концентрированное для начального этапа воплощение.
2.3. Государственное регулирование и монополизм
Теперь рассмотрим несколько более подробно реакцию на активность частнокапиталистических монополий со стороны институтов государственной власти – как в органах царской администрации, так и представительном учреждении, каким являлась тогда Государственная Дума.
Настороженное отношение Думы к предпринимателям-промышленникам и к их объединениям вполне может быть объяснено сословным характером народного представительства, что обеспечивало доминирование в нем аграрного (дворянского и крестьянского) большинства. Уже сам этот факт делал, по мнению промышленников, обсуждение здесь экономических вопросов по меньшей мере ущербным.
Думские фракции активно обсуждали вопросы функционирования частнокапиталистических предприятий, настойчиво требуя от правительства принятия решительных мер для недопущения доминирования «частных интересов» над «государственными». Думу чрезвычайно беспокоили перспективы формирования промышленных синдикатов и вообще тенденции промышленников к объединению. (Н. Е.Марков 2-й даже заявил, что подпольным синдикатом нефтепромышленников, поиски которого, как было отмечено выше, настойчиво велись в 1911–1913 годах, является не более и не менее, как сам Совет Съездов промышленности[99].)
В 1910 году была создана специальная комиссия для изучения вопросов о синдикатах[100]. Дума стала предпринимать попытки выработать законодательные меры для регулирования деятельности предпринимательских организаций, а также законодательства о синдикатах[101].
Естественно, что особое внимание депутаты уделяли организации аграрного производства. И здесь характерно, что на протяжении 1909–1913 годов предпринимались неоднократные попытки внести в Думу законодательные предположения о монополизации государством хлебной торговли (предложение М. Д.Челышева в III Думе, епископа Никона в IV Думе и др.). В апреле 1912 года 82 депутата внесли законодательное предположение «О мерах по упорядочению хлебной торговли» аналогичной направленности. Проводились совещания по соответствующей тематике относительно возможности усиления государственного регулирования внешней торговли зерном[102].
95
Мизулин П. Нефтяной вопрос в Государственной Думе//Новый экономист. 1913. № 15. С. 2.
96
См.: Мыгулин П. Хлебный кризис //Экономист России. 1910. № 22. С. З.
97
Мыгулин П. Нефтяная промышленность//Новый экономист. 1913. № 10. С. 2–3.
98
Впоследствии исследователи этой эпохи отмечали сомнительную возможность успешной экономической модернизации без адекватных политических преобразований, без изменения модели государственной организации и функционирования общества. Так, по мнению Т.Лауэ, если форсированная индустриализация и требовала определенных форм авторитаризма, то в условиях автаркического режима, каким выступало правление Николая II, успешное осуществление этой политики не представлялось возможным. См.: Laue von Т. Н. Problems of Industrialization//Russia under the Last Tsar. Mi
99
См.: Государственная Дума и экономические вопросы//Промышленность и торговля. 1913. № 8. С. 350, 351.
100
См.: Лурье Е. К. Совещание о синдикатах//Экономист России. 1910. № 3. С. 13.
101
СмГофштетер И. Синдикаты и интересы потребителей//Экономист России. 1910. № 8. С. 6; Лурье Е. С. К синдикатскому вопросу//Новый экономист. 1914. № 43. С. И
102
«Нельзя сомневаться, что бюрократическое начало приведет хлебную торговлю к упадку…, – писала тогда же газета П. П.Рябушинского “Утро России”. – Нетрудно предугадать, в какое тяжелое положение будет поставлен хлебороб, когда на рынке будет представлен только один покупатель – монополист-чиновник. От государственной заботливой опеки, пожалуй, мужику не поздоровится». (Утро России. 1914.15 апреля.)