Страница 43 из 152
Эти слова фюрера, выступавшего в Берлине, были покрыты аплодисментами и возгласами «хайль!» Хоф-рат не сомневался, что так оно и будет.
На курсах абвера — секретной службы Германии — он усердно изучал все предметы, и в особенности место своей предстоящей деятельности. Ему отвели один из проспектов Ленинграда, в недалеком соседстве с двумя вокзалами и крупными предприятиями, имеющими оборонное значение.
В зале, посвященном Ленинграду, на длинном столе сооружена точная миниатюрная копия проспекта из крашеного дерева, стекла, жести.
Весь проспект, во всех подробностях, Хофрат держал в уме, — иначе он не выдержал бы экзамена.
Полковник не допустил его к макету.
— Вы двигаетесь, ну, скажем, со стороны Невского, — сказал полковник. — Не закрывайте глаза. Они вам могут понадобиться в любую минуту. Итак, начинайте!
— В доме номер один булочная и мясная лавка..
— Сколько этажей? — перебил экзаменатор.
— Пять
— Вы поднялись на площадку пятого этажа с парадного входа. Что вы видите?
— Крыши заводских цехов.
— Это очень важно. Дальше!
— Других выгод дом не обещает. Двор непроходной. Номер три, следующий дом, значительно интереснее.
— Двор сообщается с улицей, идущей параллельно проспекту, и с переулком, пересекающим его.
— А возможности обзора?
— Тоже неплохие. Крыши тех же цехов.
— Вы опять закрываете глаза, Хофрат! Что за скверная привычка!
— Так точно, господин полковник!
— Допустим, этот завод является объектом для бомбометания. Как вы расположите своих людей?
— В доме три, в доме пятнадцать…
Полковник помучил его изрядно и в конце похвалил. Хофрат сумел разместить ракетчиков, сумел обеспечить им пути отхода. Ракеты полетят с разных позиций, так что все важнейшие цехи окажутся под ударом.
Хофрат с радостью покинул курсы. Он предвкушал небольшое приключение в Ленинграде, короткое и не очень опасное. Плод для Германии созреет быстро!
Отлично пригодится русский язык, усвоенный в Риге, в гимназии. Отец еще нанимал репетитора. Отец был уверен, что рано или поздно власть большевиков кончится и в России снова откроются немецкие магазины.
Однако война затянулась. Ленинград упорно не сдается, бомбы и снаряды рвутся на его проспектах, но желаемого результата это не приносит. Все чаще самолеты, нацеленные на Ленинград, направляются на другие объекты. И Хофрату наконец дали понять, что его — ценного, уже опытного агента — нецелесообразно держать в Ленинграде. Пусть назначит из числа ракетчиков заместителя и обеспечит все необходимое для переезда в глубокий тыл страны.
И Карл отбыл из Ленинграда с заданием обосноваться на Урале, в большом промышленном городе.
У Матюшина нет полной, стопроцентной уверенности, что перед ним сидит Карл.
Хофрат чувствует это. С его лица не сходит выражение обиженного удивления. Вместо того чтобы отправить людей поскорее, держат на холоде да еще устраивают никчемные допросы! Он так и сказал лейтенанту- слабым, капризным голосом дистрофика.
— Все равно они еще там тяпают, — говорит Матюшин. — Надо уточнить кое-что.
— Что ж, если надо…
— У вас тут штамп… Углеразведка, город Кемерово… А едете из Ленинграда.
— Никакого фокуса тут нет, простите… Приехал в командировку и застрял.
— Значит, следуете в Кемерово?
— Так точно.
— Ясно.
«Нет, вряд ли они кого-нибудь ищут, — думает Хофрат. — Проверка обычная, на всякий случай. Этот лейтенант не выглядит асом. Заурядный службист».
«Посмотрим, как ты себя поведешь дальше, — думает Матюшин. — Одно из двух: или ты играешь роль… И тогда ты недурно прикидываешься, только руки чересчур измазал… Или ты действительно Цапов, командированный специалист, очутившийся в осажденном Ленинграде, как в ловушке».
У Матюшина есть один козырь, но пускать его в ход еще рано. Нет, пугать человека с паспортом на имя Цапова пока не следует. Поэтому Матюшин начал свои беседы с пассажирами не с него, а пропустил сперва троих. Расспрашивал по всяким мелким поводам. Зацепку отыскать нетрудно — то не указано в документе место работы, то фамилия в списке не та, опечатка на одну букву. Вместо Титомирова Тихомиров…
— Значит, вы сибиряк?
— Пожалуй, что да, — говорит Хофрат. — Давно связан…
— Сержант мой, — Матюшин поворачивается к Витушко, — тоже сибиряк.
— О, из Кузбасса?
— Алтайский я, — откликается сержант.
— Тоже чалдон, — говорит Хофрат с грустью. — Тоже по калачам скучает.
Карл доволен. Не зря он зубрил на курсах словечки из разных русских диалектов. Запомнил и то, что калач — популярнейшая форма хлеба в Сибири. Судьба милостива, вот и подбросила возможность использовать познания, окончательно успокоить этого недалекого лейтенантишку.
На пути к Ладоге Хофрат сто раз задавал себе вопрос: откуда может грозить опасность? Все ли он предусмотрел? Арестованный ракетчик не выдаст, — Хофрат встречался с ним в конспиративном месте, и вдобавок в темноте. Паспорт сфабрикован лучшими мастерами фальшивок, — до сих пор их изделия выдерживали самый строгий советский контроль. И конечно, он, Хофрат, не поедет в Кемерово, не явится в Углеразведку. Тот, кто вздумает наводить о нем справки, останется с носом. «Нет у нас Цапова и не было», — ответят ему. Ищи ветра в поле, как говорят в России. Под подкладкой тулупа есть другой паспорт, той же добросовестной кенигсбергской выделки. На другое имя. Документ, который не вызовет сомнений на Урале…
Даст бог и не придется туда тащиться. Не исключено, что ему, Хофрату, опытному агенту, выпадет путешествие повеселее. В какие-нибудь более теплые края. Германия ведь не остановится на советских границах.
Сколько ни думал Хофрат, вывод был неизменно один: положение у него надежное, необходимо лишь сохранять хладнокровие, верить в удачу.
Матюшин молчал. Он соображал, настало ли время выложить козырь…
Слова «чалдон» и «калач» запали в память Матюшина. Сержант улыбается, видно, признал чалдона. А главное, человек в тулупе совершенно обескураживающе спокоен. Матюшин сейчас готов поверить, что он ошибся, что Карл пересекает Ладогу где-нибудь в другом месте, другим способом или пробирается к Петрокрепости, в расположение фашистов.
Завершить беседу немедленно или оттянуть развязку, попытаться пронять его?
— Вы где хранили свой паспорт?
— Где? Я не понимаю…
— Ну, где он у вас находился последнее время? В кармане пиджака, в столе…
— Ив столе и…
Он в полнейшем недоумении. Этого надо было ожидать. Вместе с тем, кажется, он уже не так спокоен, как раньше.
— Я заметил одну мелочь.
Сказав это, Матюшин смотрит на собеседника в упор. Человек в тулупе подался вперед. Он крепче соединил руки, их чернота скрылась в засаленных рукавах.
— Пустяк, разумеется, — продолжает Матюшин. — Вы извините мое любопытство…
Сдается, руки слегка разжались. Матюшина вдруг захлестывает волнение, мешает дышать. Он делает паузу. Теперь опять надо найти тон непринужденной болтовни.
— Вы, как инженер, более компетентны… Насколько мне известно, у нас пока не хватает нержавеющей стали… У немцев ее гораздо больше, коли они могут себе позволить…
Матюшин тянется к стопке паспортов. Не рассчитав движения, он опрокидывает ее. Пальцы плохо слушаются. Лейтенант судорожно открывает паспорта, открывает один за другим и подвигает к человеку в тулупе.
Он еще не догадывается. Он разнял руки, не знает, куда их деть. Он силится понять…
— Вы не видите, нет?
Пора растолковать ему, в чем суть. Поделиться своим открытием.
— Скрепки, — говорит Матюшин. — Видите, в советских паспортах они все ржавые…
Только в паспорте на имя Цапова скрепка блестит на сгибе, как новенькая. А выдан паспорт, если верить дате, почти год тому назад. Обложка мятая, потемневшая от блокадной копоти. Вымазал нарочно и паспорт и руки…