Страница 8 из 61
Тот явился сразу же — будто бы все это время ждал за дверью.
Прямой приглаженный пробор, дрессированная улыбка, осторожный взгляд, отработанная мягкость в движениях, аккуратный английский костюмчик — точно комсомольский деятель районного масштаба начала–середины восьмидесятых. Весь такой примерненький, приторный, зализанный… Сволочь, короче говоря. Аналитик был совершенно уверен — придет время, и Заместитель сдаст его, как в упаковке, чтобы занять начальственное кресло.
Не дождешься, козлик — на тебя тоже кой–чего имеется…
— Вот что, — произнес Аналитик тусклым от усталости голосом, подвигая черновик, — доведи до ума, отредактируй как следует и отправь адресату…
Заместитель взял черновик — двумя пальчиками, как чашку с кофе.
— В какой срок?
— За два часа, больше не могу… И отправь не факсом, а нарочным…
В случаях, подобном этому, Аналитик не доверял технике.
— Хорошо, — произнес Заместитель и испарился в прокуренном воздухе кабинета.
Ответ пришел к вечеру, и сводился к одному: «вы что — совсем охренели?..»
Да, Президенту теперь было явно не до изощренных внутриполитических игр, задуманных Аналитиком — Дума, Чечня, армия, солдатские матери, минимальные пенсии и зарплаты, проигрыш в большой теннис, результаты последнего минского вояжа, где благодарные бульбаши подарили персональный «маз», Премьер, отправленный на Запад, серьезные внешние долги и, наверное — сильнейший абсинентный синдром на этой почве.
Прочитав ответ, Аналитик заметно помрачнел.
М–да…
Заместитель стоял у другого конца безразмерного стола, пожирая дорогого начальника глазами.
— Что будем делать?
— Придется самому ехать, — произнес Аналитик, прищурившись, — они там, судя по всему, совсем с ума посходили, ничего не понимают… Машину — срочно.
Он вернулся через два часа — повеселевший, хотя и усталый; подобные разговоры с начальством всегда давались ему с трудом, с душевной мукой (правда, сам Аналитик не верил ни в душу, ни в её бессмертие).
Зайдя по дороге в кабинет к Заместителю, он опустился в кресло и, закурив махнул рукой порывавшемуся было подняться хозяину:
— Да сиди ты…
Заместитель осторожно опустился на вертящийся стул и преданно посмотрел на начальство — ну, словно близкий родственник тяжелобольного на врача после сложной многочасовой операции:
— Ну, как?
— Убедил, — ответил Аналитик мрачно, — но какого труда стоило…
Значит…
— Теперь остановка за исполнением. Если опять все обосрут, то а ни за что не отвечаю…
— А кто?
— Съезди в Ясенево, поговори…
— Когда?
Заместитель с готовностью вскочил из–за стола — мал. хоть сию секунду.
— Потом, завтра утром… Это не самое срочное дело, — скривился Аналитик.
— А что самое срочное?
Неожиданно хозяин ампирного здания загадочно улыбнулся.
— Вот что… Скажи, у тебя дома порнушка какая– нибудь веселая есть?
— …?
— Порнуха. Порнофильмы. Только не говори, будто бы не знаешь, что это такое…
— Ну, есть… — в полной растерянности пробормотал Заместитель.
— Будь добр, принеси завтра…
— Какую? — со скрытым страхом в голосе спросил тот.
— Ну, на свой вкус… А у тебя что–выбор?
— Найдем что–нибудь…
— Вот и хорошо. — Аналитик поднялся со своего места. — А теперь — вызови–ка мне еще раз машину. Я хочу немного проветриться, съездить на Центральный рынок, походить, посмотреть… И покупки сделать.
«Традиционная игра со зрителями»
Нет в мире ничего хуже, чем телефон: надо, не надо — звонит и звонит. Идиотская выдумка. Орудие пыток. Древнеримская крестовина для беглых гладиаторов и рабов, эстрагулы, «испанский сапог» инквизиции, дыба Малюты Скуратова, кандалы, «одиночки» Шлиссельбурга, лесоповалы ГУЛАГа, газовые камеры Освенцима и Майданека, все это — детский лепет на лужайке в сравнении с маленьким, настырным, изуверским электроприборчиком, который своим «дзи–и–и–инь!..» бесцеремонно вторгается вовнутрь человеческого сознания и как нарочно — в самое неподходящее время.
Американца Белла, изобретателя этой мерзости, будь он жив, надо было бы судить международным судом за преступления против человечности и приговорить к удушению телефонным шнуром.
Линии телефонной связи — точно проводка электрошока к душам абонентов; аппарат со своим омерзительным «дзи–и–и–инь!..» — оголенный конец медной проволоки, no–садистски воткнутый заостренными контактами в твой нежный мозжечок.
Телефоношок какой–то.
Но еще хуже телефона — компьютер, особенно, когда надо работать, а не хочется; голубой квадратик экрана с программой Lexicon, прыгающий лимонно–желтый прямоугольник курсора, ежеминутно рожающий бессмысленные слова, пальцы, выбивающие на клавиатуре чечетку–тук, тук, турук–тук, тук, тук–тук.
Мало времени, мало, и чечетка переходит в рэп — тук–тук–тук–тук–тук–тук–туктуктуктуктук. Ага, вот и фраза, две фразы, предложение, абзац.
Много слов, много фраз, много предложений, много абзацев. Обозрение, репортаж с места событий, интервью, очерк, заметка, прогноз. Быстренько отредактировать, записать, перегнать на дискету, отвезти в редакцию, переписать в редакционную машину.
Все, уф–ф–ф…
Хорошо, — что при нынешних либеральных порядках в редакции можно, если свой аппарат дома стоит, и на работу не ходить; да к тому же еще, если ты авторитетный Обозреватель довольно популярного столичного издания. К тебе прислушиваются, тебе верят, твое имя на слуху. Так что — за прогулы по КЗОТу?
Но есть штука, еще хуже телефона и компьютера: телевизор. Особенно, когда последние известия: много ли там уже положили? С другом из редакции на ящик «Абсолюта–цитрон» поспорили, что до конца весны официальное количество трупов перевалит за пять тысяч, и друг, видимо, проспорит… Знаешь, что времени нет, а оторваться не можешь — предчувствуешь лимонный привкус шведской водочки на языке.
А потом — судоржно хватаешься за работу, выпиваешь литр крепчайшего кофе и, как безумный, смотришь на часы — ага, за ночь двадцать пять страниц текста про отличных парней из штата Мичиган, голубоглазых стейтовских бизнесменов, производителей замечательного корма для аквариумных рыбок, об их трогательной заботе о российских потребителях…
А дружба–то и забота нынче почем? Двадцать баксов за страницу — а потому давай, Обозреватель, выбивай рэп на клавиатуре:
Тук–тук, я ваш друг.
Два. — Дцать. — Бак. — Сов. — Стра. — Ни. — Ца.
Так–так–туктуктуктук.
Но, что ни говори, ото всех этих изощрений научно–технического прогресса только головная боль, и, как в любимом народом мультфильме — все по нарастающей, в арефметической прогрессии: от телефона голова болит больше, чем от пишущей машинки, но не как от компьютера. От телевизора — еще больше… Еще бы, количество трупов растет в геометрической прогрессии, такая скорость… И это радует: двадцать бутылок по одиннадцать баксов… Постойте, сколько же это будет?
Но — когда и телефон, и компьютер, и телевизор, когда это все вместе наваливается, одновременно, то — хоть в петлю. Или, что менее безопасно и куда более приятно — в запой.
Но сейчас — нельзя, потому что неожиданно подвалила халтурка: двадцать пять страниц какого–то каталога какого–то стейтовского концерна, даже не концерна, а какого–то там сто тридцать третьего эксклюзивного дистрибьютера какого–то шестнадцатого филиала девятой дочерней фирмы по двадцать баксов за страницу. Деньги, конечно, не ахти какие, но для Обозревателя авторитетного столичного издания с зарплатой согласно тарифной сетке…
А потому надо сосредоточиться, и чечетку на клавиатуре перевести в темп нью–йоркско–московскго рэпа: тук–тук, тук, тук–тук, тук–тук–тук–тук–тук…
— Дзи–и–и–инь!..
Зараза, ну звони, звони, хоть до окончания чеченской войны, все равно не подойду…
— Дзи–и–и–инь!..