Страница 21 из 78
— Уйдут разбойники… Фельдфебель, сообщить на посты немедленно!
— Слухаю, господин поручик…
Девушка уже сидела на дончаке с притороченной перед седлом торбой с драгоценностями, она придерживала за уздечку встряхивавшего гривой кабардинца.
— Курир апре, месье Д, Арган? — передавая поводок спутнику, весело крикнула она. — С, амус, муа ла мур?
— Молодец, Софьюшка, с тобой не пропадешь, — подхватывая повод, угнездился в седле Дарган. Завернул морду кабардинцу назад. — Но гутарить по русски все-ж учись, что ты все ла мур, да ла мур.
— Ви месье, ла мур, — срываясь за ним в галоп, засмеялась спутница. Ее чистый лоб не в силах были омрачить никакие обстоятельства, потому что любимый был рядом, а для него она готова была сделать все. — Ла мур, мон шер.
Они помчались в сторону, противоположную тому месту, откуда неслись ругань с треском валежника, твердой рукой Дарган направлял коня в мелколесье, по которому можно было развить скорость, не боясь удариться головой о толстые сучья. Солнце садилось за горизонт, сумерки никак не могли смешать день с ночью, отчего предметы в глазах начали раздваиваться. Но о пережидании неприятного времени суток нечего было думать, теперь следовало быстрее добраться до границы с Германией и уже оттуда направиться в Польшу со сносным режимом патрулирования дорог. Вскоре мелколесье закончилось, перед всадниками раскинулась успевшая накрыться одеялом из теней равнина с проткнувшим ее насквозь трактом из булыжников, по которому ходили еще римские легионы. Дарган натянул поводья, подождал, пока рядом зафыркал дончак спутницы.
— Устала? — обернулся он к девушке.
— Но, месье, — она поняла его по интонации в голосе, благодарно коснулась рукава черкески.
— Тогда не будем расхолаживать коней. В путь, Софьюшка, ночь теперь для нас самое благое время.
Беглецы выжимали из лошадей все силы, но летучая ночь, на которую казак возлагал большие надежды, быстро подходила к концу. Луна голубым сиянием по прежнему освещала равнину с зачерневшей вдали полоской леса и со светом одинокого фонаря перед ней. Дарган со спутницей свернули к похожему на постоялый двор строению с обнесенным забором большим двором. Вокруг было тихо, неслышно было ни лая собак, ни петушиного крика, хотя небо с другой стороны равнины окрасилось в розоватые оттенки. Дарган похлопал коня по взмыленной шее, шагом подъехал к воротам. За ними под крышей дома теплился едва заметный огонек того самого масляного фонаря, наверное, его подвесили для того, чтобы путники замечали ночлежку. За спиной зазвенел уздечкой дончак, громко вздохнула уставшая подружка. Дарган вытащил нагайку, концом ручки побарабанил по воротине. На звук никто не откликнулся, лишь из–под забора донесся протяжный собачий зевок. Казак постучал громче, толкнул створку носком сапога. Огонек в окне дрогнул и надолго пропал, чтобы появиться на выходе из дома. На пороге стоял высокий полный человек в шляпе и в накинутом на нижнее белье плаще.
— Кто здесь? — по французски спросил он.
— Путешественники, — отозвалась девушка. — Нам нужен ночлег.
— А кто рядом с вами, мадемуазель?
— Это мой супруг, он русский казак.
— Казак? — видно было, что хозяин постоялого двора заколебался, впускать или не впускать во двор новых постояльцев.
— Он возвращается домой, война для него закончилась, — попыталась успокоить девушка. — Вы нас приютите?
— Пустить можно, но казаки народ воинственный и вы, мадемуазель, это знаете лучше меня, — направляясь к воротам, забурчал толстяк. — Не хотелось бы лишний раз с ними связываться, чтобы потом не пришлось разбираться, кто прав, а кто виноват.
— Мой супруг не дерется.
— Зато я предупреждаю вас заранее, что на постое у меня банда из сорви голов, — выдвигая засов из петель, признался мужчина. — Если вы не слишком устали, проскачите через лес, за ним еще один постоялый двор. Там вам будет спокойнее.
— А сколько туда пути?
— Часа полтора, мадемуазель, если крупной рысью. Разрешите, я скажу об этом вашему супругу, я немного говорю по русски.
— О, я буду признательна.
Выслушав, что пересказал ему корчмарь, Дарган решительно направил кабардинца в ворота, бросив на ходу:
— А теперь пойди и предупреди эту банду, если кто позволит потревожить наш покой, тому я снесу голову сам, — он спрыгнул с седла. — Показывай, где привязывать лошадей и какую из комнат нам определишь.
— Лошадей я отведу сам, а комната в доме, господин казак, — засуетился корчмарь. Скорее всего он был потомком стрелецких бунтовщиков во времена Петра Великого, от гнева реформатора успевших сбежать во Францию. — Проходите за порог, хозяйка покажет.
— Овса не жалей, — помогая девушке спуститься на землю, наказал Дарган. Перекинул через плечо сумки с драгоценностями. — Я заплачу русскими рублями.
— Как прикажете, господин казак.
В узком окне на фасаде осанистого строения качнулся чей–то силуэт, прилип лбом к стеклу и растворился в глубине, заставив приехавших насторожиться. Дарган подумал, что саквы следовало поднимать веселее, не показывая их тяжести, потому что разбойные люди наделены способностью замечать каждый штрих. Спутница тоже проводила своего дончака неспокойным взглядом, вслед за Дарганом отправилась в дом. Ей показалось, что седло со свертками под ним немного съехало на сторону, но предпринимать что–то для исправления оплошности было уже поздно.
Внутри помещения со множеством комнат было душно и сыро, пахло вином вперемежку с прокисшим молоком, вероятно, хозяева в подсобках занимались виноделием и сыроварением. Приземистая жена корчмаря провела молодых в конец коридора, отворила скрипучую дверь. Свет от ночника запрыгал по голым стенам, возле одной из которых стояла деревянная кровать с цветастым одеялом и маленькой подушкой. По доскам торчали деревянные гвозди для одежды. Выдворив хозяйку, Дарган затолкал сумки под кровать, заметил, с какой поспешностью девушка срывает с себя пропитанные потом туалеты, пытаясь развесить их на гвоздях. Но что–то мешало ему поступить так–же, иначе он давно бы провалился в глубокий сон. Он подошел к окну, осмотрел залитый мертвенным светом двор, затем приоткрыл певучую дверь. Показалось, в коридоре кто–то шмыгнул в одну из комнат, и все стихло. Из угла донеслось посапывание умершей спутницы, Дарган потянул ручку двери на себя, на цыпочках пробрался к супружескому ложу. Стащив с подружки шелковые трусики, занялся с ней любовью, неторопливо и основательно, до тех пор, пока организм сам не потребовал разрядки. Он думал, что таким естественным образом избавится от усталости. Партнерша под ним лишь терпеливо покрякивала, через момент, уткнувшись друг в друга, оба спали младенческим сном.
Дарган вскочил от того, что кто–то теребил его за плечо, он сунулся за прислоненной к спинке кровати шашкой.
— Господин казак, вашего коня увели, — напротив заламывал руки хозяин постоялого двора. — Того, которого я завел в стойло в общей конюшне.
— Какого? — подхватывая шашку, гаркнул Дарган. — Кабардинца или дончака?
— Что посветлее, дончака. А вашего я определил вместе со своими лошадьми.
— Кто увел? — Дарган влез в сапоги, он уже набрасывал на себя черкеску. — Говори скорее, не то голову отсеку.
— Бандиты, я предупреждал, что это сорви головы, — рукавом рубахи толстяк смахнул пот с лица. — Они зашли в конюшню, сели на лошадей и поскакали к лесу. Я пошел выгребать навоз, гляжу, коня вашей спутницы тоже нет.
— Давно они уехали?
— Недавно, я сразу бросился к вам.
Казак пошарил глазами под кроватью, но торбы лежали так, как расположил он их перед отходом в сон. На душе немного отлегло.
— Что еще забрали? — спокойнее продолжил он допрос, покосился на проснувшуюся спутницу.
— Больше ничего, только коня вашей супруги, господин казак, — продолжал обмахиваться рукавом хозяин. — Зачем он им понадобился, у них свои скакуны хоть на королевский выезд.
С тревогой наблюдавшая за говорившими девушка села на перине, прикрылась одеялом. Она не сводила взора с толстяка и тот, наконец, заметил интерес, проинформировал о происшествии и ее. Мгновенная перемена настроения в лице спутницы заставила Даргана удивленно приподнять брови, он развернулся было к ней с вопросом, что так сильно ее обеспокоило. Если пропажа дончака, то у них есть еще одна лошадь, способная довезти обоих. Но подумал, что теперь она переживает о предстоящих неудобствах. Между тем девушка задала корчмарю пару наводящих вопросов, затем прижала руки к груди, с мольбой обернулась к Даргану.