Страница 9 из 17
…И Нукри бросил мелочь, помянул Господа и перекрестился.
– Что мы здесь делаем, Нукри? – спросила я со скрытым подозрением, вспомнив к тому же, что сижу посередине, и перспективы выбраться отсюда самостоятельно у меня нет.
Нукри молчал.
– Что хотим? Да свадьба это, свадьба! – закричал Заза Чхаидзе. – С сегодняшнего дня ты жена Нукри, наша невестка. Поздравляю, голубки!
Существуют моменты, которые навечно запечатлеваются в твоей жизни. Некоторые со знаком плюс, некоторые – отрицательно, но, что главное, навечно! Это приблизительно то же самое, как показать умирающему человеку ретроспективу его жизни. Так промелькнули передо мной пятнадцать лет. Детство, рождение брата, безграничная доброта мамы, бабушкины шуточки-прибауточки, религиозно-исторические уроки Талеса, новоиспечённый папа, хорошего же он будет мнения обо мне! … Вай, ведь завтра у меня первая практика?!
Не состоявшаяся, первая и последняя…
Ту ночь мы, мои похитители и я, провели в селе Кобулети у родственников Нукри. Всю ночь я разговаривала с дядей Северианом и тетей Феодорой и, по-моему, очень аргументированно доказывала, почему нет перспектив моей связи с Нукри. О браке и речи быть не могло!
На рассвете ко мне приблизился Нукри.
– Знай, ты ко мне не притронешься! – закричала я, но это не был голос страха. Это была первая осознанная борьба за женское достоинство!
– Ты с ума сошла? Я и не думал, тихо, я люблю тебя, правда, люблю. Завтра мы вернемся в Тбилиси и поступим так, как ты захочешь. К слову, через две недели я ухожу в армию…
– Что? Куда? А говорил, что тебя освободили? А как же отцовские связи?
– Отец сказал, что не испортит мне биографию. «Отслужи, а остальное я беру на себя», – велел он, вот я и подчиняюсь, а дальше, как Богу будет угодно…
– Тебя куда направляют? – Известие было ошеломляющим.
– В Сухуми, Абхазию… Останься со мной, прошу, – и прослезившийся Нукри поцеловал меня в щеку.
В это время в Тбилиси выбитые из привычного состояния мама, Талес и бабушка тщетно уговаривали разбившего в подъезде «лагерь повстанцев» Джонджолу вернуться домой.
– Нет, тетя Манана, и не просите, вот вернутся они, спрошу у Лали, по её ли это воле, тогда и уйду. Да что там, моя вина, раньше об этом нужно было думать – не уберёг! – сиплым голосом повторял Джонджола и в знак своей непреклонности кивал головой пристроившимся неподалеку верийским ребятам.
У жизни странный хронометраж, иногда все впереди, а иногда в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет все бесповоротно запоздало.
Гарантия неприкосновенности
Дорога в Тбилиси казалась бесконечной и утомительной. Старый аджарец не отпустил нас одних, он сидел впереди, а мы, как селёдки в банке, сзади.
Моя твердая позиция и полная неопределенности перспектива, как видно, вызывали у ребят волнение и напряжение.
– Что случилось, девочка, ведь не засудишь нас? – спросил Гия Качарава и дотронулся до своей трехдневной щетины.
Дедушка Севериан цокнул языком, намекая на то, чтобы Гия заткнулся.
– Нет, – холодно ответила я.
Несмотря на мою настойчивую просьбу, возвратиться домой мне пока не светило. Один из корпусов на проспекте Важа Пшавела, где на пятом этаже жил Нукри, показался мне крепостью Бастилией. А дома нас ждали ошалевшие от страха, растерянные родители Нукри. Я приветливо поздоровалась с обоими.
– Ни о чем не беспокойтесь, я подожду маму и поеду домой, – сказала я в дверях встревоженной маме Нукри.
– Лали, решать только тебе, – ответила тетя Лия. – Ты ведь знаешь, мы очень тебя любим, генацвале.
Неожиданно Заза сильно дернул меня за руку.
– Выйди на минуту, – сердито сказал он и поволок меня на балкон. – Что ты делаешь? Какой такой дом? С ума сошла? Что вытворяешь? – угрожающий голос звучал зловеще. – Не думаешь ли ты, что и потом мы будем такими добренькими? Посчитай, сколько здесь этажей!
– Идиот, оставь меня в покое, – сказала я, попытавшись вызволиться из Зазыного плена.
– Он правду говорит, – выбросил сигаретный бычок сидящий на корточках Гия и зло посмотрел на меня снизу.
В дверях раздался нервный звонок. Не нужно было быть Вангой, чтобы догадаться – это пришли мои.
В то время маме было 37 лет. Когда мы шли по улице, невозможно было не проводить ее глазами. Талес был старше нее на десять лет и страшно ревновал. Поэтому они повсюду бывали вместе и, ко всему прочему, стали лучшими друзьями. Бессонная ночь маленькими паутинками отпечаталась на их лицах. Оба одновременно обняли меня.
– Мордуленция, как ты? – спросил Талес и потрепал меня за щеки.
– Хорошо, па…
Манана не издавала ни звука. У мамы всегда случался спазм горла, когда она нервничала.
– Войдите, пожалуйста, почему стоите в дверях? – Первой пришла в себя тетя Лия и взяла на себя инициативу. – Что делать, Манана, дорогая, такова судьба родителей девушек. И моя Нина сбежала прямо со школы.
– Я никуда не убегала, – пробормотала я, видя растерянный взгляд Нукри.
– Большое спасибо, Лия. Можно, мы с Лалико поговорим отдельно, – наконец выдохнула Манана.
– Ну, конечно, заходите вот сюда, – пригласила Лия в свободную комнату, – а я сладкое принесу.
Грузинский менталитет, порядок, убеждения требуют защиты и уважения «института девственности». Несмотря на то, что моя мама была уроженкой Сочи, эта древнейшая грузинская традиция и для нее была, безусловно, значимой. Ее бирюзовые глаза наполнились слезами, светлые волосы показались поседевшими.
– Ма, я не хотела, меня похитили из школы, между нами ничего не было. Нукри – очень хороший, но я хочу домой. Сперва окончу школу, поеду в Москву, а потом посмотрим, – продолжала я бормотать. – Клянусь братом, он даже пальцем до меня не дотронулся.
– И больше не увидишь Нукри? – спросила почти пришедшая в себя Манана.
– Ну почему это не увижу? Буду иногда приходить сюда со школы. Будем вместе ходить в кино, театры, на дискотеки…
Сказанное мною явно заставило Манану задуматься.
– Это как?
– Что – как? Буду иногда приходить со школы, – повторила я. – Неужели не понятно, просто будем дружить.
– Знаешь, что я тебе скажу, милая моя! Значит, я должна следить за твоим хвостом, где и когда ты будешь, в школе или кино? А что делать с Джонджолой, который устроил засаду в подъезде? Может, нанять тебе охрану? Объясни-ка мне одну вещь. Нукри-то ты любишь?
– Да, а при чем тут это? Люблю, но замуж не собираюсь. Так трудно это понять?
Манана впервые закурила в тот день. Аналогичный разговор состоялся в соседней комнате у Нукри с его отцом.
– Что это ты натворил, парень? Разве так мы с тобой договаривались? Или ты думаешь, было так легко добиться твоего распределения в Сухуми. Вот направят тебя в Читу, тогда увидишь небо в алмазах! А я и пальцем не пошевельну, чтобы что-то изменить, – сердился Леонтьевич.
– Ладно, ну, папа, все наши, кто пошел в армию, накануне переженились. Мне что, дожидаться, пока Лали уведет кто-то другой?
– Потерпишь два года, ничего не случится! – продолжал Лери. – И вообще, скажи спасибо, что ее родня – порядочные люди, а то бы увидел заснеженный Магадан. Пятнадцать лет за похищение, вот что они могли потребовать! И потом, как ты посмел взять мою казённую машину и Алика? Тьфу, безголовый… А теперь пойди, извинись, и на этом закончим. Отслужишь, Лали окончит школу, потом кто вам мешает? – Лери уже собирался выйти из комнаты, когда Нукри, вскочив, как сумасшедший, направился к окну.
– Что, хочешь, чтобы я выпрыгнул отсюда? Ты же знаешь, что я способен! Лали отсюда не уйдет, и точка! А если уйдет, тогда увидите…
Бедный Лери понял, что шутки с самолюбием парня в таком возрасте равноценны игре с огнем. И какой у него был выход? Взяв за руку продолжателя рода, он прижал его к себе и сказал: