Страница 8 из 17
– Что ты мне предлагаешь, бегать с белым платком? (В старину женщины в Грузии бросали между враждующими белый платок, что приводило к прекращению битвы. – Л.М.) – спросила я, уже полностью освобожденная от страха, скинувшая с плеч тяжесть ночи.
– Нет, Лалико, этого никто не требует, но, мамочка, сделай так, чтобы ты никогда не была причиной драки! И больше никаких «шатало» в парке! Обещаешь?
– Да, мама, никогда в жизни, но если я все-таки пропущу урок, то приду домой, не подводить же класс, ну в общем обещаю! – сказала я, чмокнула маму, перекинула через плечо ранец и направилась к остановке автобуса.
С каждой новой остановкой, приближающей меня к школе, усиливалось и мое волнение. Вот уже видна филармония. Чтоб мне провалиться!
Перед школой, как всегда, собралась «биржа». Джонджолу не было видно, и я свободно вздохнула. Первым уроком была грузинская литература, которую преподавала опытный педагог Клара Чхаидзе. Она так преподносила нам гениального Важа-Пшавела, как будто провела всю жизнь с его героями и знала их лично. «Зачем воевать с плохим, хорошее вечно враждебно». – «Ва, какие клёвые слова, этим многое объясняется», – комментировала я мысленно слова Важа. Этот метод оказался весьма подходящим для меня и в будущем. Ведь и вправду здорово, когда классика укрепляет тыл?
До звонка на перемену оставалось около пяти минут, когда в класс ввалился взволнованный в вытащенной из-за пояса рубашке Джонджола.
– Простите, масц, – сказал он, опустив голову, и присел рядом со мной. Джонджола не отличался почтительностью и сладкоречивостью, но Клара Чхаидзе была редким исключением в педколлективе: она пользовалась авторитетом не только среди коллег, но и у строптивых учеников.
Джонджола же принадлежал к той категории учащихся, которые долго остаются в памяти школы. Между ним и педагогом протянулись невидимые нити уважения и доверия.
– Все в порядке, Георгий? – спросила учительница.
– Да, масц, ничего особенного, так, небольшие неприятности, но сейчас все в порядке!
– Очень хорошо, что нам и требуется. До четверга, – попрощалась Клара масц в унисон с прозвучавшим звонком и вышла из класса.
– Лали, постой, не уходи, я что-то хочу сказать тебе, что-то очень важное. Не выходи из класса, прошу тебя.
– Не дури, Георгий, посмотри, какая погода. Немножечко погреюсь на осеннем солнышке, или я «мзетунахави»? (Игра слов: слово «мзетунахави» обозначает не виденную солнцем принцессу, или «красавицу». – Л.М.), – дразнила я, мне нравилось, что самый крутой парень в школе практически был в моём подчинении.
– Не уходи, Лал, иначе, быть может, всю жизнь будешь жалеть, ты это понимаешь? – заорал Джонджола так, что оставшиеся в классной комнате ребята одновременно взглянули на нас. – Не уходи! Если хочешь, я преклонюсь перед тобой, – продолжал он и – прежде чем я успела ответить, упал на колени. Его глаза наполнились слезами. Я и мои одноклассники были обескуражены. Авторитет «номер один» школы вел себя совершенно неадекватно. Так, будто забыл свой авторитет дома. Он не видел ничего вокруг. Сначала я подумала, что это розыгрыш, но его наполненные слезами, как бы несущие знак несчастья глаза не лгали. Когда я к нему приблизилась, мне стал совершенно ясен смысл фразы «скрежет зубов».
Лоб Георгия был в холодном поту, челюсти сильно стиснуты, на губах виднелась просочившаяся из десен кровь. Он нервно кивал головой и, будто заколдованный, повторял одно и то же.
– Не выходи на улицу, я люблю тебя, только я, сильнее всего на свете, только не выходи! Хочешь, встань здесь на скамейку, чтобы я на тебя смотрел снизу вверх, как смотрят на богиню, только не выходи из школы! Я люблю тебя! – безостановочно повторял Джонджола, и от одного его сильного движения я оказалась на стуле. Кабинет грузинской литературы располагался на первом этаже, вот почему мне, стоящей на стуле, бросилась в глаза суматоха в школьном дворе. Подельники Джонджолы проводили разборку с какими-то ребятами.
«Интересно, что случилось с утра пораньше? – подумала я. Будто в ответ в окне мелькнул знакомый силуэт. – Вайме, Нукри! Что ему нужно здесь в такую рань? Что происходит? Он что, пропускает лекции? Почему Джонджола не пускает меня на двор?» – В голове начался такой сумбур, что все, что происходило «внизу», стало ирреальным. Моя душа, как в ночном кошмаре, проносилась перед 51-й школой, а мое тело, словно вкопанное, стояло на стуле перед коленопреклоненным Джонджолой.
Вскоре мне всё-таки удалось собрать душу и тело воедино. Невзирая на серьезные препятствия, я пулей вылетела на улицу.
– А ну-ка сейчас же прекращайте, вы что, с ума сошли? – закричала я и встала между взбудораженными словно петухи с острыми шпорами, мальчиками.
– Лали, ты уходи, – одновременно послышались голоса Нукри и оказавшегося рядом Джонджолы. – Это не твое дело!
– Правда? А чье это дело? Может быть, моей бабушки Аграфены? – сказала я разгневанно. Вне внимания не осталось и то, что ребята прятали свои руки за спинами. Нож! Конечно, нож!
– Или ты сейчас же заберешь меня домой, или никогда больше не увидишь, Нукри Чаганава! – сказала я, сверкая глазами, и пошла к остановке.
Как ни странно, Нукри без слов последовал за мной, будто ждал этого. Из-за отсутствия зачинщика потасовки суматоха перед школой улеглась за минуту.
«Вах, ну какая я сильная! – хвасталась я про себя. – Как развела «состав»! Вот развлеку девочек. А маме скажу, что не я была причиной драки. Ауф, ну как объяснить ей, почему я опять пропустила уроки?» – блуждая в собственных мыслях, я прошла остановку.
– Подвезти, красавица? – услышала я сзади сигнал машины. Это что ещё за нахал?
Из «Волги», широко улыбаясь, подмигивал Алик.
– Здравствуй, Алик, – поприветствовала я водителя Леонтьевича, который часто развозил по домам гостей семьи Чаганава.
– Привет, Лалико, запрыгивай в машину. Ты в порядке? Как тебе нравится новая школа?
– Не знаю, мне-то она нравится, а вот я ему… – сказала я и повернула голову к надутому, как индюк, Нукри.
– Это ничего, все утрясется, – улыбнулся Алик.
– Лали, сейчас поедем во Мцхету на хинкали, нас там ждут ребята, а потом заедем к Марикуне и Кети, ладно? – спросил Нукри, к которому вернулся дар речи.
– Да ладно, ну какая Мцхета? Я дала сегодня маме слово, что никогда не пойду на «шатало» и не обману!
– Клянусь тобой, это в последний раз! Правда, клянусь маленькой Татукой, – сказал Нукри и в подтверждение истинности своих слов перекрестился. Татука была его трехлетней племянницей – маленькая и самая любимая «кахетиночка», как звал ее Нукри. Аргумент казался железным.
– Хорошо, только вернемся побыстрей, завтра у нас начинается практика, хочу быть в форме.
– Ладно-ладно, маленькая, – сказал Нукри и попросил Алика поехать на Бахтрионскую.
К нам присоединились «братья» Нукри. Они дружили с раннего детства – Заза Чхаидзе и Гия Качарава были не разлей вода. Рядом с ними я чувствовала себя полностью защищенной, они слыли самыми «тёртыми калачами» в городе. Заза сел вперед, так как был самым крупным, Гия обошел машину справа, я оказалась зажатой посередине.
– Что вы меня сдавили, – ворчала я.
– Ты ведь не стокилограммовая, большое дело, придвинься ко мне, чего раскричалась, ведь ты знаешь преимущества золотой середины? – шутил Нукри, и я смирилась с судьбой.
По дороге ребята разбирали происшедшее в моей школе. Потом сказали, что Джонджола уже не представляет собой проблему, и продолжили болтать про всякие глупости.
Как это ни удивительно, но в Грузии я была только во Мцхете, поэтому объяснение Алика о том, что мы должны обогнуть Мцхету из-за плохой видимости, я, естественно, приняла совершенно нормально.
Объезд слишком затянулся. Первое подозрение, что что-то происходит, у меня возникло под селом Игоети. Как-то в детстве Талес устроил нам экскурсию в Атени и Горийский Джвари. Помню, я спросила у Игоети, почему он бросал деньги из окна. «Здесь прежде была таможня, это старая традиция, к тому же, пожертвованные деньги собирают неимущие», – был ответ.