Страница 3 из 4
Что кости затрещали: «Крак!»
Вот так! Не спорь с судьбой!
Пташки пишут книжки
И забавный стих,
Но – для поварих…
Лучше их обшарить
Взглядом – но не жарить
Жарка портит их.
Пташки на волынке
Любят поиграть
Для гостей опять.
Но бросают гости
Шиллинг им со злости:
– Хватит! Перестать!
Пташки крокодила
Окунают в крем.
Бред! А между тем
В креме крокодилы
Просто очень милы
И не злы совсем!
Верблюд пришел, и день погас
Над сломанной трубой.
«Бедняга! – ухом он потряс. –
Знать, прыгнул ты в недобрый час!
Иметь нам надо верный глаз,
Чтоб прыгать над судьбой!»
Кабанчик всё лежал пластом,
Ни рылом, ни ногой
Не шевеля, на камне том,
И слезки капали ручьем…
Ему, как видно, напролом
Не прыгать над судьбой…
А Лягушонок наш затих;
Он понял той порой,
Что не видать, как лап своих,
Ему бараньих отбивных –
И грустно носом он поник
Над сломанной трубой!
Пташки баронетов
Кормят лебедой,
Тешат их пальбой,
Булочками душат
И лосося глушат
На реке зимой.
Пташки преступленья
Прячут в рюкзаке,
Бродят налегке –
И друзья с годами
Тают, если память
Меркнет вдалеке.
Пташки любят славу,
Злато все и вся
С гордостью нося.
Орденочек брякнет,
Колокольчик звякнет,
Вот и сказка вся.
Перевод Ирины Явчуновской-Рапопорт
Сказка о поросёнке
Птенцы едят пирожные,
Обедают вальяжно.
И прячут их лакеи
От любопытных глаз.
Лакеи ходят важно,
В руках сверкают ножики,
Их гетры и ливреи
Попали в мой рассказ.
Намазывают птенчики
Вареньице на истины,
И окорок под рюмку
В монастыре жуют.
А я и есть угрюмый
Монастырь тенистый.
Там славно пахнет жареным,
И призраки снуют.
И обучают птенчики
Тигриц улыбкам милым.
Немножечко лукавства,
А губки в виде дуг.
– Не корчиться – смеяться!
Но только в нужном стиле:
В глазах сама невинность,
Наш ротик – полукруг.
И засыпают птенчики...
Но спят, как на иголках,
Лишь стоит неудачнику
Победу одержать.
Лишь стоит неудачнику
С усмешкой свистнуть громко,
Я, Ваш слуга покорный,
Рассказ смогу начать.
Жил-был несчастный поросёнок
У дикого пруда.
Он издавал такие стоны,
Что пень, и тот рыдал.
А в чём причина этих криков?
В чём горестный удел?
Да просто не умел он прыгать.
Он прыгать не умел.
Верблюд, что был горбат изрядно
Решил задать вопрос:
– Вам больно, или же досадно?
В чём суть обильных слез?
Копытами с трудом подвигав,
Не в силах скрыть тоску,
Наш поросенок взвизгнул: – Прыгать!
Я прыгать не могу!
И, глянув на беднягу томно,
Верблюд ответил так:
– Да-а! Вы, дружище, слишком полный.
Неоспоримый факт.
Такую жирную скотину
Я в жизни не видал.
Прыжки, мой друг, не для свинины,
Для тех, кто весом мал.
Но есть, пожалуй, вероятность.
Вот, если год подряд
Рысцою бегать многократно,
Возможен результат...
И прыгнете вы в перспективе,
Лет, эдак, через шесть...
Упорствуйте в своем порыве!
Надежда всё же есть.
И вновь несчастный поросёнок
У старого пруда
Остался страшно огорчённый,
Убитый, как всегда.
Свою щетину рвал он в клочья,
Копытами стучал,
– Хочу я прыгать, очень-очень! –
Он жалобно кричал.
Одна из жаб, что за пригорком
Сидела до сих пор,
Пруд оглядевши глазом зорким,
Вскочила на бугор.
– О, поросёнок, в чём сомненья?
Чем вызван этот стон?
– Тем, что я прыгать не умею. –
Вздохнул печально он.
С победоносною ухмылкой,
Грудь лапкой теребя,
Сказала жаба: – Ах, мой милый!
Я научу тебя.
Прошу я мизерную цену.
Ты сделаешь прыжок!
Приступим сразу, непременно.
Готов начать урок?
Ты будешь падать, спотыкаться.
От жгучих ран рыдать.
Но продолжать тренироваться,
И веру не терять.
Учиться будем постепенно,
Мы с малого начнём.
И футов, скажем, в десять стену
Со временем возьмём.
– О, жаба, милая, поверьте,
Надежды слабый свет
Вы заронили в моём сердце.
Назад дороги нет.
Пусть улыбнётся мне удача.
И заверяю Вас,
Назначьте цену, счёт оплачен
Мной будет в сей же час.
– Ах, я прошу довольно мало:
Баранины кусок,
И чтоб я гордо созерцала,
С вершины бугорок,
И этот пруд пьянящий, сонный
В придачу попрошу.
Ну а теперь, мой поросёнок,
Готовимся к прыжку.
И поросёнок, что есть силы,
Присел... толчок, рывок...
И... плюхнулся, уткнувшись рылом
В шершавый бугорок.
И он лежал в траве зеленой,
Как порванный мешок.
Был слышен хруст костей – не стоны.
Фатальным стал прыжок.
Пишут наши птенчики
Книжки интересные,
И повар их читает
Тогда, когда он сыт.
Читать – не переваривать!
Ведь, буквы, как известно,
Когда слегка поджарены,
Утрачивают вид.
Играют наши птенчики
На дудочках изящных
Для зевак, храпящих
На пляжах в ранний час.
И говорят зеваки:
– Прелестно! Потрясающе!
Скорей ловите ПЕННИчки!
Скорей оставьте нас.
Любят наши птенчики
Крокодилов в соусе.
В мечтаньях кратких, радужных,
Съедают сей обед.
Под соусом, иль голый он,
А не таков, как кажется,
Тот крокодил, что голоден.
Уж так устроен свет.
Верблюд пришёл, под вечер сонный,
И с грустью проронил:
– О! Сердце! Кости! Поросёнок!
Как бледен ты! Как мил!
Но я предупреждал, однако,
Не трать напрасно сил!
Не всё – упорство и отвага.
Здесь нужен легкий стиль.
А наш несчастный поросёнок,
Как каменный мешок,
Лежал среди травы зелёной,
Был тих и одинок.
Не рвал свою щетину в клочья,
Копытом не стучал.
– Хочу я прыгать очень-очень! –
Он больше не кричал.
И жаба мрачная, как туча,
В печали и тоске,
– Ах, до чего я невезуча, –
Вздыхала вдалеке.
– Теперь мне не видать награды,
Я не взойду наверх.
Ни бугорок, ни пруд прохладный
Не получу вовек.
Маленькие птенчики
Баронов кормят плюшками.
Стрелять они обучены,
Обучены плясать.
И так, забавы ради,
Зимой под грохот пушечный
Разрезают сёмгу
И ложатся спать.