Жизнь экспромтом

Взглянув на пустое место рядом с собой, он себя одернул. Рождество превращает его в сентиментального дурака. Он открыл дверцу и выбрался из уютного тепла машины на колючий декабрьский мороз. Вокруг него завертелись ледяные порывы ветра, забрались под кашемировый свитер и сорочку от Ральфа Лорена. Он потуже закутался в пальто, собрал с заднего сиденья разбросанные там подарки, стараясь не уронить их в какой-нибудь сугроб, пока он возится с ключами от машины, потому что на кнопку сигнализации ему пришлось нажимать несколько раз, прежде чем машина ответила ему бипканьем и подмигиванием габаритными огнями.

— Чертова погода, — выругался он, когда, поскользнувшись, едва не упал на мостовую, но сумел удержаться и пошел по дорожке к дому своих родителей.

Ему совершенно не светило весь день торчать со своими родственниками. В прошлом году он был с Фрэнки, и вместе они смеялись над попытками отца играть в шарады, вели вежливую беседу с его тоскливым деверем Джерри, играли с детьми его сестры, четырехгодовалыми близнецами, и часов двенадцать подряд смотрели какие-то скучнейшие передачи по телевизору. Но сегодня он был один, сам по себе. Вздохнув, он сунул ключ в замочную скважину. Ему придется перенести «Звуки музыки» в одиночку.

— И тогда я ему сказала: «Если ты не собираешься меня трахать, то можешь собираться и уматывать отсюда вон!» — Рита достала себе еще один кусочек острой пиццы с салями.

Фрэнки пила шампанское и рассеянно улыбалась. Она почти не слушала объяснений Риты о том, как она с треском отшила от себя Мэтта. Вместо этого она думала о том, что это форменный сюрреализм — сидеть в Рождество у Дориана на балконе, есть готовую пиццу, греться на солнышке и смотреть на горизонты Лос-Анджелеса. Гораздо реальнее было бы оказаться сейчас в Лондоне.

— То есть я хочу сказать, что я не Дева Мария, как вы считаете? — Рита взмахнула кусочком пиццы в своей руке в сторону Фрэнки, от ее губ к руке тянулись нити расплавленного сыра.

— Да уж, это вряд ли, — ввернул Дориан, который изображал из себя официанта и раздавал всем куски пирога с начинкой. Он старательно закармливал их всякой готовой едой, потому что пару часов назад, предприняв героические усилия по поджариванию индюшки, потерпел в этом деле полную неудачу.

Он тщательно прочитал рецепт и приготовил все продукты. Но в математике он не был особенно силен, и поэтому, когда надо было что-то смешивать и делить, он предпочитал умножать. А это значило — по грубому подсчету Фрэнки, — что даже если бы газ был включен на полную мощность, его замечательная птица не успела бы поджариться даже ко Дню подарков. Дориан решил оставить ее в покое на средней полке плиты с распростертыми крыльями и в окружении сморщенных морковок и сырых картофелин, а сам бросился рыться в скопившихся у него рекламных буклетах, касающихся доставки пищи на дом (он всегда подозревал, что они когда-нибудь пригодятся), и позвонил в «Пиццу Домино». Впервые в жизни рождественский обед Фрэнки включал в себя два вида пиццы и три литра диетической кока-колы. Но что вы хотите, здесь же Ла-Ла. Чего можно было ожидать от этого города? Неужели того же, что и везде, стандартного и шаблонного?

— Но я не особенно расстроилась по этому поводу. Если честно, то я с самого начала ожидала, что у нас ничего путного не получится, — продолжала Рита лгать со спокойной совестью, игнорируя последние слова Дориана и обращаясь исключительно к Фрэнки. — Нельзя сказать, что я в него влюбилась, вроде как ты в Хью.

Фрэнки вспыхнула при упоминании имени Хью. Последние пару недель она совершенно не думала о нем, но почему-то сегодня — по некоторым причинам — она постоянно о нем вспоминает. Даже ее родители, которые проводили праздники в круизе на лайнере (совершавшем замысловатые бальные па вокруг Канарских островов), позвонили ей, чтобы пожелать счастливого Рождества, и спросили, не говорила ли она с Хью. Ее матушка всегда благожелательно смотрела на Хью и на его превосходно отглаженные рубашки и поэтому не могла скрыть своего разочарования, когда Фрэнки ответила нет.

— Кто-нибудь еще хочет шипучки? — перебил ее мысли Дориан, который появился с кухни с новой бутылкой шампанского и с пакетом рождественских гадательных пирожков.

Пьяно взвизгнув, Рита протянула ему свой стакан для дозаправки.

— Знаешь, я тебе что скажу. Могу поклясться, что без тебя у него там получилось паршивое Рождество.

Фрэнки ничего не ответила. Вместо этого она взглянула на свои часы — в Лондоне уже вечер.

— Я совершенно уверена, что он прекрасно проводит время, — пробормотала она сквозь зубы. Подождав, пока Дориан дольет ее стакан, она сделала глоток шампанского. — Пока мы беседуем, он, наверное, смотрит «Звуки музыки».

Они с Ритой посмотрели друг на друга, а потом обе одновременно взорвались от смеха, держась за животики и пьяно икая. Озадаченный Дориан никак не мог взять в толк, что такого забавного они находят в игре Джулии Эндрюс?

Восседая за столом между двумя бабушками — родной и двоюродной по имени Пруденс — на кожаном диване, Хью сокрушенно вздыхал. Ему казалось, что этой пытки он больше не выдержит. Он только что два часа терпеливо смотрел специальную рождественскую передачу «Только дураки и лошади», и вот теперь этот вечный кошмар: «Звуки музыки». Он нервно заерзал на месте. Телевизор шпарил на полную мощность, как ненормальный, от него не отставало центральное отопление, и он чувствовал себя объевшимся и расплавленным от жары. Он мрачно обвел взглядом комнату. Отец сидит в кресле и клюет носом, его праздничная шляпа сползла на лицо и от каждого всхрапывания колеблется, как бумажный флажок. Бросив щипать понемножку от всех блюд, его беременная сестра Белинда сконцентрировалась теперь на гигантской шоколадной плитке «Терри». Его деверь Джерри, который всегда голосовал за зеленых и носил вельветовые пиджаки с заплатами на локтях, стоял на полу на четвереньках и с жаром играл с близнецами в железную дорогу.

— Кто-нибудь еще хочет чаю? — спросила мать, высовывая голову из кухни.

— Что? — прогрохотала двоюродная бабушка Пруденс, которая была глуха, как пень, но отказывалась это признавать. Подскочив на диване, она приставила ладошку к уху, как рупор. — Что ты сказала?

— Чай! — что есть мочи прокричала мать, размахивая в воздухе чайной чашкой для пущей убедительности.

— Почему же ты не можешь прямо об этом сказать? — недовольно поморщилась двоюродная бабушка. — Только завари как следует, в чайнике.

— А нам дадут остатки этого замечательного рождественского пирога, который пекла бабушка? — заныла Белинда, приканчивая последний сегмент шоколадной плитки. Она ела даже не за двоих — она ела за весь Третий мир. Ее просьба о пироге осталась без ответа, потому что в этот момент раздался пронзительный крик Криспи, которая получила железнодорожным вагоном по носу от своей сестры Джемаймы.

— Интересно, у меня есть сегодня шанс посмотреть по видео «Томас-танк»? — как ни в чем не бывало спросил Джерри. Вопрос был явно риторическим. — Криспин его обожает, не так ли, Криспи-Виспи?

Криспи-Виспи внезапно перестала плакать и, потирая кровоточащий нос, начала энергично выражать свое согласие.

Хью нахмурился. Он больше не мог этого выносить. И в довершение всего, как будто других бед ему было мало, на следующей неделе ожидалось еще одно семейное торжество по случаю миллениума. От ужаса у него упало сердце. Об этом было даже страшно подумать.

— А что случилось с этой приятной молодой женщиной, которая в прошлый раз приходила с тобой на Рождество? — спросила бабушка, внезапно возвращаясь к жизни, как Джулия Эндрюс в фильме «Томас-танк». — Она подарила мне тогда такие хорошие домашние тапочки из кожи.

Хью вздохнул. Он нарочно не говорил своим родственникам о разрыве с Фрэнки, потому что они постоянно пилили его за то, что он никак не женится и «не хочет подарить им внуков».