Страница 25 из 85
Во второй половине дня, когда Передовой отряд, подойдя к Хайнкиею и сломив сопротивление турок, вступил в село, Иосиф Владимирович велел позвать Баштанникова. Есаул явился незамедлительно.
— Ваши казаки порадовали меня, — сказал Гурко. — В авангарде они действовали храбро и в горах пробирались, как кошки. У них отличная выучка, есаул. Я непременно сообщу о вашей безупречной службе в Екатеринодар, войсковому правительству.
— Рады стараться, ваше превосходительство!
— А сейчас, есаул, я вернусь к нашему прошлому разговору. Вам с пластунами предстоит двинуться к Казанлыку и вместе с генералом Скобелевым, Орловским полком и болгарским ополчением овладеть Казан лыком. Отсюда откроется дорога на Плевну и к главному Балканскому хребту, к Шипкинскому перевалу. Помните наш разговор? Шипка должна быть в наших руках, её требуется оседлать, ибо через неё дорога в Забалканье для Дунайской армии...
Не задерживаясь в Хайнкийе, ушли казаки-пластуны, с ними увёл болгарское ополчение и генерал Столетов. И не ведал Гурко, что это была его последняя встреча с есаулом Баштанниковым. При взятии Казанлыка есаула Александра Баштанникова сразит турецкая пуля.
Во гневе владыка Блистательной Порты. Узнав о переходе Передового отряда генерала Гурко через перевал, Абдул-Хамид велел казнить Измир-пашу и с ним пять генералов, чьи таборы должны были оборонять Хайнкией.
— Кто заверял меня, что этот перевал непроходим и почему в Долине Роз оказался генерал Гурко?
Замерла жизнь в зале Дивана, и никто из сановников, даже члены тайного совета, не осмеливался нарушать уединение великого султана.
Недвижима стража у ворот. Подобно изваяниям, застыли янычары у кованных причудливым орнаментом двухстворчатых дверей дворца.
Тенью скользят слуги. Тише, чем обычно, звенят струи фонтанов, и смолкло всё живое в тенистом саду.
На четвёртый день, вызванный повелением султана Абдул-Хамида, министр иностранных дел Турецкой империи Саффет-паша был в неведении, что ожидает его в летней резиденции, что услышит. И может, ожидает его смертный приговор или заточат навеки в башню?
В огромном зале, где стены и потолок отделаны мозаикой из золота и драгоценных камней, а на ветвях поют райские птицы, на низком помосте из слоновых бивней в одиночестве восседал Абдул-Хамад, владыка некогда могучей империи. Прикрыл глаза и не поймёшь, спит ли, нет?
Ступил Саффет-паша на пушистый ковёр, изломился в поклоне. Однако молчит султан, будто не замечает министра. Но вот дрогнули тонкие пальцы рук, пробежались по полам шёлкового халата. Сказал, едва разжимая зубы:
— Саффет-паша, едва последний корабль Сулеймана-паши поднял якорь и отчалил из Дубровников, как горцы снова взялись за оружие. — Абдул-Хамид приоткрыл один глаз. — Австрия и Италия хотят, чтобы Черногория и Сербия подписали с нами мир.
— Но, великий султан, их князья заявили, что ведут войну с Оттоманской Портой в союзе с Россией и находятся под её высоким покровительством.
Голосом резким, не терпящим возражения, Абдул-Хамид прервал министра:
— Если сербы и черногорцы отказались от мира с Портой, я велю уничтожить всех жителей этого горного края...
В тот же день, после вечернего намаза, султан созвал тайный военный совет, решивший выделить орду в тридцать таборов для продолжения военных действий в Черногории и Сербии.
Был обычный день. Российская печать давала благодушные сводки. Но Гурко знал: в наступлении армии произошёл в последние дни сбой и оттого у Иосифа Владимировича на душе беспокойство.
Отчего, Гурко понятно. Он склоняется над картой Балкан, анализирует проходящие боевые действия и думает о том, что пока турки не оказывают активного сопротивления, всякое промедление наступления Дунайской армии чревато серьёзными просчётами...
Действия цесаревича-наследника не подлежат сомнению. Его отряд прикрывает четырёхугольник крепостей. Он не позволяет турецкой армии нанести фланговый удар по российской армии... На правом крыле Дунайская армия и дивизии князя Карда идут к Плевне...
Плевна, Плевна источник беспокойства. Здесь, в этом городе турки возводят большие укрепления и сосредоточивают сильный войсковой кулак...
Не доведи Бог, завязнуть Дунайской армии под Плевной и турки укрепят Шипкинский перевал, это грозит, что война может затянуться как минимум до будущего лета...
И Гурко идёт к телеграфу, чтобы связаться с главнокомандующим.
Халюсси-паша считал Шипкинские укрепления непроходимыми. Возведённые не только по расчётам военных турецких специалистов, но и европейских, они составляли мощный оборонительный узел.
Всей своей мощью Шипкинские укрепления повернулись к Габрово, откуда Халюсси-паша ждал прихода русских. У Среднего Беклема двухъярусные стрелков вые окопы, такие же на горах Индийская стена и Изук-Иушь, на Шипке батарея из трёх орудий.
Постоянно Халюсси-паша получал пополнения своим таборам, подвоз продовольствия и боеприпасов. Аллах не оставлял без своего внимания воинство Халюсси-паши.
Однако никак не предполагал Халюсси-паша, что ему придётся отражать наступление Передового отряда генерала Гурко с юга...
В штаб Дунайской армии Гурко телеграфировал: «Считаю необходимым ускорить наступление в район Шипки...»
Получив телефонограмму, генерал Непокойчицкий фыркнул:
— Гурко как всегда подаёт советы.
Но с содержанием телефонограммы Непокойчицкий главнокомандующего ознакомил. Тот долго думал, линейкой измерял по карте расстояние, какое отделяло Передовой отряд от Шипки, потом сказал:
— Пожалуй, генерал Гурко бьёт тревогу преждевременно. Артур Адамович, по Шипке мы говорили и дали соответствующие распоряжения и Святополк-Мирскому, и Дерожинскому.
— Что ответить Гурко?
— Мы предоставили командиру Передового отряда свободу действий. Телеграфируйте, пусть действует, а мы поддержим...
И генерал Гурко действовал. Он отправил генерала Рауха с двумя батальонами пехоты и конным полком при трёх орудиях к Новой Загоре.
Завязав бой с тремя турецкими таборами и конницей черкесов, Раух фланговыми ударами принудил их к отступлению, а атака черкеской конницы, наткнувшись на конницу русских, захлебнулась. Обеспечив тыл, Передовой отряд навалился на Халюсси-пашу. Несколько раньше, когда Гурко брал Казанлык, к Шипкинскому перевалу двинулся отряд Дерожинского. Он начал наступление со стороны Габрово. Его Орловский полк и Донской казачий при одной батарее имели назначение главнокомандующего: оказать конкретную поддержку генералу Гурко по овладению Шипкой.
Дерожинский прибыл к перевалу ранее Передового отряда. Не став дожидаться прихода Гурко, генерал Дерожинский имел намерение повести основное наступление. Две пехотные роты и две сотни казаков, посланные им, сбили с горы Большой Бедек, расположенной к востоку от Шипкинского перевала, три турецких табора. Этим путём Дерожинский предполагал наладить связь с Гурко, когда Передовой отряд начнёт наступление на перевал с юга.
Неожиданно в проведение этой операции вмешался подошедший к перевалу генерал-адъютант Святополк-Мирский. Командир пехотной дивизии, командовавший Габровским отрядом, он не стал дожидаться Гурко, решил действовать самостоятельно.
Халюсси-паша не ожидал такого промаха русского генерала. Он был убеждён, что придётся встретиться с объединёнными силами.
Халюсси-паша творил утренний намаз, когда явился офицер с докладом, что русские начали наступление от Габрово тремя колонами. Одна шла на укрепления, две другие пытались продвигаться на флангах.
— Подошёл генерал Гурко и они соединились? — удивлённо спросил Халюсси.
Услышав отрицательный ответ, бородатый, со слезящимися глазами Халюсси-паша воздел руки:
— О, Аллах, ты лишил этого русского генерала Святополка разума. Я побью их поодиночке, сначала эту собаку, какая выскочила наперёд своры, Святополка, а потом проучу и Гурко. Пусть не умолкают наши пушки и не опускаются ружья у аскеров, даже когда побегут гяуры этих генералов Дерожинского и Святополка...