Страница 120 из 150
В полдень на «Дугласе» Василевский прибыл в войска 4-го Украинского фронта. На КП он встретил представителя Ставки маршала Ворошилова, который координировал действия Отдельной Приморской армии, командующего этой армией генерала Ерёменко и командующего фронтом генерала армии Толбухина.
— У вас тут такая теплынь, что хоть китель снимай! — улыбнулся Василевский, пожимая каждому руку. — Как ты, Фёдор Иванович? Немцы упорно дерутся?
— Ещё бы! — усмехнулся Толбухин. — Гитлер приказал им Крым не отдавать, сражаться до последнего, вот фрицы и стараются. Но мы их одолеем!
— Климент Ефремович, я должен согласовать с вами некоторые вопросы взаимодействия с Приморской армией. — Василевский разложил на столе свою рабочую карту.
— Я в курсе дела, мне звонил товарищ Сталин, — отозвался Ворошилов.
По решению, принятому Ставкой, замысел Крымской операции сводился к тому, чтобы одновременно ударами войск 4-го Украинского фронта с севера — от Перекопа и Сиваша — и Отдельной Приморской армии с востока — из района Керчи — в общем направлении на Симферополь—Севастополь при содействии Черноморского флота, соединений авиации дальнего действии разгромить вражеские войска, не дать им эвакуироваться из Крыма. Было решено — и это одобрила Ставка — главный удар нанести с плацдармов на южном берегу Сиваша силами 51-й армии генерала Крейзера в направлении на Симферополь—Севастополь, а вспомогательный удар — на Перекопском перешейке силами 2-й гвардейской армии генерала Захарова.
Ворошилов, выслушав Василевского, сказал, что теперь ему ясно всё «до мелочей». Он медленно поднялся со стула и, озабоченный, прошёлся по вагону. Глаза его потускнели, стали холодными.
«Что-то ему не по себе, — подумал невольно Александр Михайлович. — Может, почувствовал себя неважно?» И напрямик спросил маршала:
— Вас что-то смущает?
— Да! — резко отозвался Климент Ефремович. — Состав сил и средств 4-го Украинского фронта недостаточен для того, чтобы одолеть врага. Короче — операция фронта спланирована без учёта реальных сил немцев.
Заявление маршала словно обухом ударило Василевского по голове. В первую минуту он растерялся и не нашёл, что сказать Ворошилову. А тот, видимо подумав, что начальник Генштаба заколебался в успехе операции, вновь заговорил:
— В Крыму немцы ещё очень сильны! Войска Отдельной Приморской армии на Керченском направлении имели численное превосходство в силах над противником, не раз пытались прорвать его оборону, но безуспешно.
Минутная растерянность Василевского растаяла как дым, он энергично возразил:
— Я не могу разделить вашего мнения, Климент Ефремович!
Его слова прозвучали как удар хлыста, и теперь уже растерялся бывалый маршал. Он никак не ожидал столь резкого возражения представителя Ставки, хотя таковым сам являлся, координируя действия Отдельной Приморской армии. А Василевский невозмутимо продолжал:
— Вы поставили под сомнение решение Ставки, а это уже серьёзно. Нужны веские аргументы, а их у вас нет. Есть лишь общие слова. Вы ссылаетесь на боевые действия Приморской армии, но армия — это не 4-й Украинский фронт, и ваша ссылка не выдерживает критики.
После такого заявления Василевского Ворошилов и слова не произнёс, он прошёлся по вагону, о чём-то лихорадочно размышляя. Потом остановился напротив Александра Михайловича и негромко спросил:
— Значит, со мной вы не согласны?
— Нет!
— Тогда я предлагаю отправиться в Мелитополь и вместе с командованием 4-го Украинского фронта обсудить этот вопрос. Не возражаете?
— Пожалуйста, Климент Ефремович!
Подробный доклад о плане проведения операции сделал генерал армии Толбухин.
— Я считаю, что фронт выполнит поставленную перед ним задачу, для этого у нас достаточно сил и средств, — подвёл итог Фёдор Иванович. — Если есть у кого вопросы, готов на них ответить. — Он так старался изложить суть дела, что даже вспотел. Вынув из кармана платок, вытер лицо.
— Скажите, Фёдор Иванович, достаточно ли хорошо вы и ваш штаб знаете противника, с которым вам придётся сражаться? — спросил Ворошилов.
— Конечно, и я, и начальник штаба генерал Бирюзов, и другие генералы хорошо знают, какими силами располагают немцы. Иначе как же с ними воевать?
Ворошилов ответил, что командование Отдельной Приморской армии тоже хорошо знало силы врага на Керченском направлении. Генерал Ерёменко даже заранее подготовил депешу в Ставку о том, что оборона врага сломлена. Но вышла осечка — вражеская оборона выстояла, а мы оконфузились! На бумаге всегда гладко получается, а на деле — разлад.
— Товарищ маршал, что вы хотите этим сказать? — спросил Толбухин.
— А то, что теми силами, коими располагает ваш фронт, врага не одолеть! — зычно произнёс маршал. — Вы подведёте и себя и Ставку. К тому же понапрасну могут погибнуть люди!
Такого заявления от бывалого маршала Толбухин никак не ожидал. Он заколебался, ждал, что скажет в ответ его координатор маршал Василевский, но тот молча сидел за столом и что-то писал.
— Конечно, Климент Ефремович, силёнок у нас маловато, надо бы нам добавить войск, хотя бы ещё одну армию, — проговорил Толбухин.
— Я также считаю, что операция очень тяжёлая, немец в Крыму силён, и было бы неплохо попросить ещё войск, — поддержал своего командующего начальник штаба генерал Бирюзов.
Тут уж Василевский не сдержался.
— О чём вы говорите, товарищи? — строго спросил он, глядя то на Толбухина, то на Бирюзова. — Все расчёты, на которых строился утверждённый Ставкой план, исходили не только от меня, как начальника Генштаба, но прежде всего от вас, командования фронта! И когда мы представляли этот план в Ставку, да и но сей день уверенность в успехе операции была полной. Почему вдруг теперь вы изменили своё отношение к операции?
Толбухин молчал, втянув голову в плечи, молчал и начальник штаба Бирюзов, глядя куда-то в сторону открытого окна вагона.
— Зря вы, Александр Михайлович, нажимаете на командование фронта, — заговорил Ворошилов. — Не знаю, как оно поступит в данной ситуации, но лично я не намерен вводить в заблуждение Ставку и считаю своим долгом доложить товарищу Сталину о своих и ваших сомнениях. — Маршал взглянул на Василевского. — Предлагаю и вам, Александр Михайлович, присоединиться к нам.
Василевский резко поднялся с места.
— Климент Ефремович, я уважаю вас, но решительно не могу согласиться с вашими выводами, — жёстко сказал он. — Считаю ваши сомнения в успехе операции совершенно необоснованными и ставить в известность Ставку, чтобы просить дополнительные силы для фронта, не буду! — Василевский задел цепким взглядом Толбухина. — Меня удивили ваши слова, Фёдор Иванович. Кто вы — командующий фронтом или цыган из табора? Если вы отказываетесь от ранее принятого вами решения на проведение операции, то я готов прямо отсюда доложить товарищу Сталину об этом и просить его возложить на меня непосредственное её проведение и командование войсками фронта!
Толбухин покраснел как рак. Он понял, что поддался уговорам конника Ворошилова, и ему стало не по себе. «Это же позор — передать фронт в другие руки, а самому сбежать в тыл!» — такая мысль до боли обожгла его. И как он мог встать на сторону Ворошилова, который до сегодняшнего дня не выиграл ещё ни одного сражения?!
— Товарищ маршал Василевский, — официально заговорил генерал армии Толбухин, — прошу простить мне мою минутную слабость. Фронтом командую я, операцию буду проводить теми силами и средствами, которые у меня есть. Слово, данное товарищу Сталину, — разбить врага — я выполню, чего бы это мне ни стоило!
В вагоне повисла напряжённая тишина.
— Я согласен с командующим! — нарушил тишину генерал Бирюзов. — Для операции у нас сил вполне достаточно.
— И я тоже согласен, — проговорил до этого молчавший член военного совета генерал Субботин.
Командующий 8-й воздушной армией генерал Хрюкин ответил уклончиво: