Страница 127 из 157
— Пока на море у нас потерь нет, — гордо отрапортовал Юмашев. — Правда, в боях у десантников есть потери, но раненых больше.
— Иван Степанович, кто особо отличился во время боев за порт Сейсин? — спросил нарком.
Комфлот на минуту задумался.
— Прежде всего хотел бы вам сообщить, Николай Герасимович, что военно-морская база Сейсин была занята частями флота и бойцами 335-й стрелковой дивизии из состава Чугуевской оперативной группы, — пояснил Иван Степанович. — Тут отличился в бою капитан 3-го ранга Терновский. Когда наши десантники в порту Сейсин оказались зажатыми с трех сторон японцами, Терновский быстро сформировал из краснофлотцев отряд, высадился с ним на берег и с ходу атаковал врага. Можно сказать, что он спас положение.
— Это не тот ли флагманский артиллерист сторожевых кораблей Терновский, что отличился в боях за Новороссийск? Там он поставил «катюши» на торпедные катера. Эти реактивные установки были грозным оружием. Позже они появились и на других кораблях, но пионером в этом деле был Терновский.
— Да, это тот самый Терновский, — подтвердил Юмашев. — Я беседовал с ним. Отчаянный моряк, и башка у него хорошо соображает.
(За свой подвиг в Сейсине капитан 3-го ранга Г. В. Терновский был удостоен звания Героя Советского Союза.)
В Приморске с Николаем Герасимовичем приключилась такая история. Когда он был в штабе маршала Василевского, тот как раз собрался побывать в войсках Первого Дальневосточного фронта, которым командовал маршал Мерецков. А Кузнецову хотелось в эти дни быть ближе к штабу флота.
— Тогда давайте полетим вместе, — предложил Александр Михайлович.
Кузнецов согласился. Во время вылета из Читы курсом в Приморье погода была летной, но на полпути от Хабаровска самолет попал в плотные грозовые облака. Его швыряло из стороны в сторону, молния часто сверкала, слепила глаза пилоту, и он искал площадку, где можно было бы посадить машину. Дождь лил как из ведра. С трудом, но летчик приземлился. К этому времени видимость была нулевой. Маршал Василевский, выйдя из самолета, осмотрелся. Они оказались на небольшом полуразрушенном аэродроме.
— Николай Герасимович, вы побудьте у самолета, а я доберусь до железнодорожной станции и свяжусь со штабом Мерецкова. Рация на самолете есть, но она маломощная.
— Хорошо, Александр Михайлович, я буду вас ждать.
Связались со штабом Мерецкова лишь под вечер. А утром небо было ясным и чистым. Самолет легко взлетел, и через некоторое время Василевский и Кузнецов были в Уссурийске. Там их и встретил маршал Мерецков.
— Кирилл Афанасьевич, рассказывай, как тут сражаются твои орлы! — улыбнулся Василевский. — Наверное, станешь хвалить моряков?
Мерецков провел ладонью по усталому лицу.
— А как их не хвалить, если в десанте они как львы бросаются на япошек? — И, глядя на главкома ВМФ, он добавил: — Я очень доволен моряками, Николай Герасимович!
Находясь на Дальнем Востоке, Кузнецов дважды разговаривал с Верховным по ВЧ. Как-то, выслушав его информацию о ситуации на море, Сталин спросил:
— Что, вы все еще воюете? Что сейчас делают военные моряки?
— Высаживаются на последний остров Курильской гряды — Кунашир.
— Не вздумайте высаживаться на Хоккайдо, — шутливо предупредил Сталин.
— Без приказа не будем! — усмехнулся в трубку Николай Герасимович.
На пятый день после этого разговора Сталин вновь вызвал Кузнецова на связь.
— Когда вы намерены вылететь в Москву? — спросил он.
— Побываю в Хабаровске, в штабе главкома, а затем вылечу в Москву.
— Не задерживайтесь, — велел Сталин. — Пора нам решать вопрос о новой судостроительной программе.
Прилетел в Хабаровск Кузнецов рано утром. Видимо, маршал Василевский все еще отдыхал, и выходить из самолета Николай Герасимович не спешил. Но тут к самолету подъехал «Виллис», и из него вылез офицер из штаба главкома.
— Товарищ адмирал флота, маршал вас ждет! — доложил он. — Прошу садиться в мою машину.
Каково же было удивление Кузнецова, когда в штабе за столом он увидел троих маршалов — Малиновского, Василевского и Мерецкова — и генерала армии Пуркаева.
— Кого я вижу! — воскликнул Мерецков. — Это же наш военно-морской атташе и главный военно-морской советник дон Николас!
— Был таковым с июля тридцать шестого по август тридцать седьмого! — улыбнулся Кузнецов.
— Садитесь, Николай Герасимович, — пригласил его Василевский.
— Категорически возражаю! — воскликнул маршал Малиновский. — Наш главный моряк опоздал, поэтому полагается выпить штрафную «наркомовскую».
— Я налью ему, — подал голос Пуркаев.
Он взял со стола бутылку, налил стакан и вручил его Кузнецову. Тот, глядя на Малиновского, спросил:
— За что пить, Родион Яковлевич?
— За военный флот, чтобы и впредь он шел рука об руку с Красной Армией!
— Ура! — вскричал подвыпивший Мерецков.
Николай Герасимович выпил стакан, и ему сразу стало тепло.
— Горючка очень крепкая! — чертыхнулся он, закусывая соленым огурцом.
— Я предлагаю тост за нашу победу над самураями и за нашего главкома Александра Михайловича! — пробасил Родион Яковлевич.
— Баста, полководцы! — махнул рукой Василевский. — Надо знать меру.
Но сидевшие за столом вмиг опорожнили стаканы.
Все дни пребывания главкома ВМФ на Тихоокеанском флоте были насыщены большой работой. Адмирал Юмашев и тот признал, что когда рядом находился Кузнецов, ему легче было руководить боевыми действиями флота.
Рано утром адмирал флота Кузнецов вылетел в Москву. Сидя в «Дугласе», под рев моторов он с карандашом в руке прикидывал, какие корабли нужно строить. И когда Николай Герасимович прибыл в наркомат, он сразу же окунулся в работу над десятилетней программой кораблестроения.
— Не тяните с программой, — сказал ему начальник Генштаба Антонов, когда Кузнецов консультировался с ним по некоторым военным аспектам. — Для вас сейчас нет ничего важнее. В ноябре программу будем принимать.
«Времени в образ», — взгрустнул Николай Герасимович.
В кабинет торопливо вошел адмирал Кучеров.
— Извините, Николай Герасимович, что ворвался к вам без стука, — горячо произнес он. — Но я желал бы первым поздравить вас… Эта справедлива…
— О чем вы? — удивился Кузнецов, оторвавшись от бумаг.
— Вам присвоено звание Героя Советского Союза! Вот только что прочел. — И он отдал главному «Правду».
Кузнецов пробежал глазами указ и почувствовал, как защемило сердце.
Весь день его отвлекали от работы телефонные звонки, все его поздравляли. Позвонил и маршал Мерецков.
— Коля, дорогой мой испанец, целую тебя! — клокотал в трубке его голос. — Рад, очень рад, что стал ты Героем! Тебе надо было дать Героя в тридцать седьмом за Испанию, ты геройски проявил себя!
— Кирилл Афанасьевич, не мне надо было дать Героя за Испанию, а вам! — возразил Николай Герасимович.
Поздравил Кузнецова и Сталин, когда днем позже пригласил его в Кремль. Улыбаясь в усы, он произнес добродушно:
— Еще одним Героем в стране стало больше. Я считаю, что награда вполне заслуженная. — Он на секунду умолк, казалось, вспомнил о чем-то важном. — Скажите, когда вы завершите работу над программой кораблестроения?
— Недели через две буду готов доложить вам ее!
— Это было бы хорошо…
В ноябре 1945 года правительство утвердило 10-летнюю программу кораблестроения. Когда она обсуждалась, Кузнецов решительно возражал против строительства тяжелых крейсеров и настаивал на постройке авианосцев и подводных лодок, сыгравших большую роль в вооруженной борьбе на море. Но его точка зрения на приоритетные направления развития флота не была принята, и решающую роль в этом деле сыграл Сталин. Он заявил, что строить авианосцы у нас сейчас нет возможности. «Надо прежде залечить раны после войны, наладить тяжелую индустрию, а уж потом браться за авианосцы». Николай Герасимович, естественно, был огорчен, но его ждал новый сюрприз от вождя. В начале 1946 года на совещании в Кремле, где обсуждались совсем другие дела, Сталин вдруг поставил вопрос: не следует ли упразднить Наркомат Военно-морского флота?