Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 85 из 112



2

Карета с молодым поэтом и жандармами подкатила к Китайскому павильону в парке Александрии в Петергофе. Лакей в алой ливрее надменно сказал вахмистру:

— Стойте здесь, у чёрного входа, и не высовывайтесь, пока вас не позовут.

«Неужели меня привезли для встречи с самим царём?» — подумал Андрей Полетаев.

И он оказался прав. Дело в том, что, как всякая взбалмошная женщина, императрица Александра Фёдоровна страшно любила разнообразие. Она терпеть не могла сидеть на одном месте. В Петергофе ей быстро наскучивала какая-нибудь голландская мельница, и она быстренько перебиралась в швейцарское шале, но и там долго не засиживалась. А так как летних павильонов было больше тридцати и один прелестнее другого, то и недостатка в целях для бесконечно разнообразных прогулок у императрицы не было. Поэтому весь двор находился в состоянии хронического напряжения. Все ждали ездовых, которые уже с утра с развевающимися по ветру чёрными плюмажами скакали во всех направлениях предупредить императора, великих князей и княгинь, дежурных статс-дам и кавалеров, что императрица «изволит кушать кофе» в «избе» на Бабьем гоне, или на «мельнице» в Озерках, или в «шале» в Островском... Когда же наконец становилось известно, где произойдёт торжественнейшая придворная церемония питья кофе или чая, все, начиная с императора и кончая молоденькой фрейлиной, судорожно смотрели на часы, и начинались ежедневные петергофские скачки с препятствиями. Так как ездовые большей частью запаздывали и привозили известие членам семьи и приглашения придворным минут за пятнадцать до срока, то весь двор кидался к уже заложенным экипажам и нёсся сломя головы по дорогам и аллеям парка со скоростью, которой бы позавидовала любая пожарная команда в столице.

Первым к назначенному месту, конечно, прибывал большой фургон с «кафешенками», огромным кипящим самоваром, с корзинами, набитыми посудой и булками. Пока слуги в красных ливреях проворно накрывали столы, нарядные, но запылённые экипажи с членами императорской фамилии прибывали к очередному греческому храму или русской избе. Так было и на этот раз. Послеобеденный чай императрице захотелось вкушать в китайской пагоде. Через двадцать минут там начал собираться двор. Императрица в сопровождении своих фрейлин любовалась золотисто-красными драконами, которыми был украшен павильон, а затем окружающими видами. Слышалась французская и немецкая речь. Из открытых окон китайского дворца раздавался звон раскладываемых по столам фарфоровых сервизов. Запахло раскалёнными углями из самовара и горячими, только что испечёнными булками.

— Какие чудесные цветы, — сказала императрица, рассматривая разбитые вокруг клумбы, — и какие прелестные зелёные лужайки! Так и хочется погулять по этой мягкой травке.

Александра Фёдоровна была в платье из шёлкового светло-зелёного фая, отделанного бархоткой цвета шанжан — бронзового жука. Рукава были оторочены серебряными кружевами очень тонкой, искусной работы. Концы шёлковых тёмно-зелёных лент, завязанных под подбородком и придерживающих кокетливую соломенную английскую шляпку с широкими полями, развевались на лёгком ветерке. Императрица хорошо знала, что она, высокая и стройная, будет чудесно смотреться в своём наряде для прогулок на фоне изумрудной травы.

   — Я бы на вашем месте, Ваше Величество, поостереглась это делать, — предупредила её Наденька Бартенева ангельским голоском, — под этими на вид прелестными лужками затаилось мерзкое болото. Стоит ступить с дорожки в сторону, и тут же промочите ноги.

   — Ах да, я и забыла. Здесь просто жуткая природа, — махнула Александра Фёдоровна рукой с белоснежным платком, украшенным золотой вышивкой. — Будем издали любоваться этими живописными полянами. Эх, не мог Пётр Великий прорубить своё окно в Европу где-нибудь в другом, более удобном для прогулок месте, — капризно поджав губки, проворчала царица. — По моей спальне вчера опять прыгали лягушки, — продолжила она возмущённо. — А я их ужасно боюсь. И мои горничные тоже боятся их брать в руки. Пришлось позвать лакея, чтобы он их вышвырнул в окно.

   — Надо было вызвать часовых, — игриво добавила Наденька. — Они бы расстреляли этих нарушителей спокойствия Вашего Величества из большущих ружей. Тем более среди этих гренадерчиков попадаются даже очень прехорошенькие экземпляры. Ну вот хоть этот, например, — скосила живые глазки фрейлина на рослого красавца в зелёном мундире с красными лацканами на груди и в обтягивающих ноги белых лосинах.

При приближении царицы гренадер щёлкнул каблуками и взял ружьё на караул.

   — Ну и болтушка ты, Надюша, — усмехнулась Александра Фёдоровна, но по тому, как она взглянула на стройного часового, ясно было, что эта тридцатилетняя женщина обладает отнюдь не ледяным темпераментом.

Разговаривая, императрица со свитой обошла павильон и за кустом цветущей сирени натолкнулась на жандармскую карету, из которой выглянул молодой поэт.

   — Андрюша, что ты здесь делаешь? — вскрикнула Наденька.

   — Да вот привезли под конвоем, а зачем, не знаю, — ответил уклончиво Полетаев.



   — Так вот какой он, твой талантливый племянник, — проговорила императрица, останавливаясь рядом.

Андрей выскочил из кареты и, сняв фуражку, поклонился. Как из-под земли рядом вырос жандармский полковник в лазоревом мундире.

   — Зачем вы привезли сюда этого мальчика? — спросила Александра Фёдоровна.

   — По приказу Его Величества, — ответил полковник, подобострастно кланяясь. — На имя государя императора поступил до... пришло послание доброжелателя, в котором он указывает, что профессора университета знакомят юношей с пагубной философией нынешнего века, дают полную свободу их пылким страстям. Вследствие такой необузданности, к общему несчастию, видим мы, что сии воспитанники не уважают закона, не почитают родителей и не признают над собой никакой власти. — Полковник показал своим толстым коротким пальцем на студента. — Вот перед нами печальный плод такого воспитания. Его стишки наполнены развратными картинами и самыми пагубными для юношества мыслями.

   — Что-то я не заметила того, о чём вы толкуете, когда мне читали стихи этого талантливого поэта, — проговорила императрица. Тяжёлые складки появились у неё вокруг рта, подбородок утяжелился.

Полковник весь подобрался: возражать царице было небезопасно.

   — Ваше Величество, конечно же, не читали тех стихов этого молодого, но очень резвого дарования, которые ходят в списках. А государь император потребовал, чтобы стихи эти ему представили, и был до глубины души возмущён их содержанием. Поверьте мне, я как жандарм отнюдь не склонен преувеличивать вину молодого человека, я даже готов простить юности её многочисленные заблуждения, но как говорят русские пословицы: слово не воробей, вылетит — не поймаешь, и то, что написано пером, не вырубишь топором. Государь император приказал нам провести самое строгое расследование. — Полковник, льстиво улыбаясь, низко поклонился.

   — Раз уж речь зашла о русских пословицах, то, я думаю, одну из них вам будет небесполезно почаще вспоминать: заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибёт! — Александра Фёдоровна резко повернулась и пошла к павильону, тяжело ступая по дорожке.

За ней устремилась и её свита в разноцветных платьях и шляпках. Полковник же вынул большой, сильно надушенный платок и, покряхтывая, вытер обильный пот со лба.

   — Эх, когда паны дерутся, у холопов чубы трещат! — со вздохом сказал он. — И угораздило же меня попасть между двух огней!

3

В павильоне уже всё было готово к вечернему чаепитию. Приехал и государь император.

   — Николя, — обратилась к нему Александра Фёдоровна, — мне нужно с тобой поговорить.

   — Я весь в твоём распоряжении, — учтиво склонился Николай Павлович и повёл супругу в павильон.

По выражению её лица он понял, что она сильно не в духе.