Страница 101 из 112
2
А Стародубский тем временем уже проходил под каменными громадами арок акведука византийского императора Валента. Старинный водопровод высился, как горная громада, над деревянными домишками стамбульцев. Дорога резко пошла вниз, и дипломат вышел на склон, с которого видна была набережная Фанара. Александр-эфенди остановился, снял цилиндр и промокнул платком лоб. Он перевёл дух. Резко пахнуло морем. Над темно-красными черепичными крышами летали белоснежные чайки. С пронзительными криками они ныряли в зеленовато-серые волны Золотого Рога и через несколько мгновений вновь взлетали. С их сильных крыльев струилась вода, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, в красных клювах ещё ярче сверкали трепещущие головы и хвосты крупной рыбы.
Граф спустился вниз и оказался среди продавцов фруктов и сластей, торговцев шашлыками, кебабом, каурмы и пача. Греки предлагали тут же анисовую водку и розолио — ароматную настойку на лепестках роз. Здесь толпилось много матросов всех национальностей. Торговые суда, шхуны, рыбацкие шаланды, мелкие каики рядами выстроились в бухте. Из распахнутых дверей подозрительного вида таверн, кабачков и кофеен вместе с табачным чадом, острым и удушливым запахом подгорелого лука и чеснока доносилась пьяная ругань на всех языках мира.
Русский дипломат, помахивая изящной тростью с рукояткой из слоновой кости, с независимым видом шёл мимо. Ни пьяная матросня, ни торговцы и не догадывались, что стоит её хозяину повернуть рукоятку и взмахнуть рукой, как сталь пронзит любого, кто встанет у него на пути. А под изящно пошитым фраком ждут своего часа два заряженных пистолета. Стародубский строго придерживался правила, которое внушил ему ещё на заре службы генерал Муравьёв: на Востоке рот не разевай и всегда будь при оружии. В общем, на войне как на войне, а в Стамбуле как в Стамбуле!
Дипломат вышел на Балык-базар — Рыбный рынок. Здесь он не любил останавливаться. Вонь стояла жуткая! Зажав нос душистым платком, Александр ускорил шаг. Но вот он натолкнулся на большую толпу.
«Жонглёры, что ли, выступают, — подумал он, — или дрессированных медведей привели?»
Пробираясь сквозь толпу, вдруг увидел, что на земле лежит обезглавленное тело в окровавленных, обгорелых лохмотьях. Отрубленная голова была зажата между его коленями. Стародубский всмотрелся и вздрогнул. Даже его железные нервы не выдержали. Это был брадобрей, армянин Овнанян, его агент, с таким трудом внедрённый в окружение свирепого и коварного Ахмед-паши, начальника гвардии султана.
— Говорят, головы в шляпах тоже рубят. — На дипломата в упор смотрел какой-то турок в красной феске и ухмылялся.
Побледневший Александр продолжил свой путь. Это было, конечно, предупреждение ему.
«Чёрт побери этого Ахмед-пашу! — думал граф, выходя на мост. — Ведь дела шли так прекрасно, словно катишься на ландо с барышнями по мягкой просёлочной дорожке где-нибудь на природе. Казалось бы, никогда не сидели мы так плотно в Стамбуле, как сейчас, после победоносного Адрианопольского мира, когда султан всё больше превращается в нашего вассала. И на тебе! Ценнейший агент потерян именно в разгар решающих событий, когда его информация нужна до зарезу! Египетские войска вот-вот возьмут город, и тогда хана нашему влиянию на берегах Босфора на много лет. Мерзкий старикашка Мухаммед-Али, конечно же, потирает руки, развалившись на каком-нибудь тюфяке в своём дворце в Александрии; король-биржевик Луи-Филипп Орлеанский, задрав на радостях длинный нос, расхаживает по Парижу со старым зонтиком под мышкой, раскланивается с лавочниками и подсчитывает в уме, какую баснословную прибыль сулит ему захват почти всей Османской империи руками египтян, а Николай Павлович бегает по длинным анфиладам зал Зимнего дворца, продуваемым колючими сквозняками, и выискивает, на ком бы сорвать свой гнев».
От таких чёрных мыслей граф замотал головой, словно от острой зубной боли. Щегольской цилиндр покачнулся, и только ловкость рук дипломата спасла его от жалкой участи оказаться в мутных водах залива.
— На-кася выкуси! — уже вслух выругался Стародубский. — Нас так просто не слопаешь! — и показал кукиш кому-то, скрывающемуся в подернутой белёсой дымкой дали, в которой можно было различить очертания куполов и острых игл минаретов, крыши султанских дворцов, окружённых пирамидальными тополями и кипарисами.
Русский дипломат взял себя в руки и уверенным шагом пошёл дальше по слегка покачивающимся под ногами, ещё совсем новеньким, светлым, из бука и граба доскам понтонного моста. И здесь жарко кипела городская жизнь. Мимо шли десятки людей. У кого на голове фески, у кого старомодные чалмы. На всех разноцветные широкие шаровары, подпоясанные кушаками, на белых и синих рубашках выделяются ярко вышитые жилетки. У многих в руках свёртки. Редкие женщины в чаршафах — чёрных покрывалах — жмутся к перилам.
Прямо к мосту пришвартованы рыбацкие баркасы. Грудами разложена рыба. Вывернутые алые жабры у некоторых ещё содрогаются. Тут же привязаны к перилам широкие и плоские шаланды с ярко расписанными пёстрым орнаментом бортами. На них сооружены деревянные настилы, покрытые хасырами — циновками.
— Усаживайся, дорогой!
Сверху был натянут серый тент из обычной мешковины, на корме жаровня. На её решётке — сочащийся жиром, медленно поджаривающийся луфарь или скумбрия. Любая рыба проходит через Босфор в эту пору в самом пике своей зрелости, в самом соку.
— Ешь — пальчики оближешь!
В воде рядом с шаландами плавают арбузные корки, куски лепёшек, огрызки яблок. Чайки, выставив красные перепончатые лапки, с хриплым криком снижаются, выхватывают клювами что-то из-под самого моста и снова взмывают вверх. Кругом по Золотому Рогу плывут лодки, грузовые баркасы, шхуны под малыми парусами. Мост остался позади. Дипломат вступил на берег и вскоре оказался у Галатских ворот.
— Салям алейкум, — сказал он и прошёл, не останавливаясь, под высокой аркой ворот, бросив мелкую монетку бакшиша охраннику.
И под ответное приветствие:
— Алейкум ас-салям, бей-эфенди, — стал подниматься в гору по крутой улочке мимо зданий морского министерства — Топханы.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда Стародубский прошёл мимо маленькой кофейни на окраине города. Прямо на мостовой, в тенёчке, на циновках сидели, поджав ноги, несколько бородатых турок. Они потягивали табачный дым из длинных чубуков и слушали музыку. Перед ними молодой, безусый юнец в расшитой зелёным узором круглой шапочке наигрывал на сазе. Обойдя бородатых меломанов, Александр вышел на пустынное кладбище. Вдали виднелись черепичные крыши греческой деревеньки. Русский дипломат, делая вид, что рассматривает каменные надгробия, двинулся вдоль спускающейся к морю длинной аллеи, окаймлённой гигантскими кипарисами. Кладбище густо заросло кустами лавра, мирта, фисташки и олеандра.
— Да, не сладко шататься по всему Стамбулу в такую-то жарищу! — проворчал себе под нос граф.
Однако он шёл по аллее беззаботным шагом отдыхающего человека, не показывая и виду, как ему надоели все эти чёртовы стелы в виде мраморных колонн в человеческий рост с шарами вместо голов, на которых красовались раскрашенные и раззолоченные тюрбаны. Их форма указывала на ранг или древность рода покойного. На могилах женщин тоже высились колонны, но они были увенчаны розетками с лепными позолоченными цветами. Александр уже несколько лет прогуливался по городу не просто так, а всегда с определённой, скрытой, как он надеялся, от султанской контрразведки целью. Вот и сейчас, проходя мимо могилы одной высокопоставленной дамы, он внимательно взглянул, сколько и каких цветов лежало у мраморной колонны. Он хорошо заметил две жёлтых чайных розы и одну алую, причём стебелёк алого цветка был сломан посередине. Всё это означало: агент хочет встретиться с ним в этот же вечер в условленном месте. Но только дело было в том, что этим агентом был армянин Овнанян, который со вчерашнего вечера лежал на Балык-базаре с отрубленной головой.