Адмирал Сенявин

Сенявин уловил в голосе князя перемену настроения и улыбнулся:

— Окромя Ушакова, ваше сиятельство, не токмо на Черном, но и на Балтийском флоте не сыскать достойней адмирала. Смел и умен, семь угодий в нем, — удачно перефразировал он знакомую поговорку.

— Ты не ластись лисицей, — шутливо погрозил Потемкин, — он ведь и с тебя шкуру спускать станет, не посмотрит на твои аксельбанты.

— Если по заслугам, то сие мне в привычку, — и здесь нашелся Сенявин.

Довольный ответом, Потемкин ткнул в бумаги:

— Вот готовлю ему ордер о подготовке флота к военным действиям на предстоящую кампанию. Слыхал? Видно, не из легких она будет. — Он вздохнул, перекрестился. — Как нынче Австрия да Турция при новых властителях себя поведут, одному Богу ведомо. Однако, мнится, не к нашей пользе.

Потемкин встал с дивана, взял с соседнего столика репу и начал ее грызть. Сенявин поднялся вслед за ним. Расправившись с репой, он ткнул огрызок в потухший кальян.

— Тебя призвал для совета. Задумал я при эскадре образовать отряд фор-зейлей из трех добротных новых кораблей. На случай особой атаки в бою. Вспомни, как лихо Ушаков расправлялся без эскадры Войновича с турецкими флагманами.

Сенявин удивился проницательности князя: «А ведь и верно. Ушаков вопреки уставу тогда оторвался от нас и смело атаковал, превосходя в скорости неприятеля», — подумал он.

— На один из новых кораблей пойдешь ты, — продолжал Потемкин, — возьми рескрипт и что надо подправь на морской манер.

Далеко за полночь просидел Сенявин, правил черновые наброски князя. В этот раз правок было не много. Сказалось то, что год назад Сенявин привез Потемкину Морской устав и часто штудировал его вместе с князем. Потемкин остался доволен, дал для проверки еще несколько реляций и ордеров, а спустя три дня отправил его в Севастополь.

— Принимай корабль, — сказал на прощанье Потемкин, — и отправляйся в Херсон. Там на плаву достраивают твоего «Иосифа», скоро закончат. Ну, с Богом.

В Херсоне Сенявин явился в штаб-квартиру командира Лиманской эскадры контр-адмирала Николая Семеновича Мордвинова.

— Флота капитан второго ранга Сенявин, — отрапортовал Мордвинову, — представляюсь по случаю быть назначенным командиром линейного корабля «Иосиф Второй».

— Слыхал о тебе, братец, — доброжелательно окинул его взглядом адмирал, вышел из-за стола. — Прошелестел ты давеча у берегов анатолийских. Повезло или смекалкой взял?

Сенявин не ожидал вопроса, но не растерялся:

— О том не мне судить.

— Верно. Но токмо твой начальник Войнович будто флюгер, не рассудит. — Адмирал сжал губы. — Небось Ушаков тебя допытывал?

Сенявин молча кивнул.

— Тот, пожалуй, с пониманием истолкует сию экзерцицию, однако сам строптив больно, — неожиданно проговорил Мордвинов. Прошелся по комнате, изредка поглядывая на Сенявина. — А что, адмирал Наум Акимович, царство ему небесное, не твой ли родич?

— Как сказать, — проговорил Сенявин, — мой дядя Алексей Наумович приходится ему сыном…

— Вот как, — вскинул руки Мордвинов, — стало быть, мы с тобой знакомцы поневоле. Батюшка мой Семен Иванович, царство ему небесное, накоротке был с Наумом Акимовичем, а с Алексеем Наумовичем давние товарищи, на Балтике под Кольбергом в деле бывал. Жив ли Алексей Наумович?

— Слава Богу, здравствует, в Петербурге живет близ Фонтанки.

Мордвинов подошел к Сенявину, взял за плечи.

— Ну вот, братец Дмитрий Николаевич, и мы авось по примеру родителей дружбу водить станем. Нынче не всякому поверять сокровенное возможно. Зови меня впредь в обиходе Николай Семенович. Понял?

— Разумею, — ухмыльнулся Сенявин.

— В субботу жду тебя к обеду, не опоздай, брат.

На флоте офицеры знали, что его отец, адмирал, начинал службу еще при Петре I. По повелению Екатерины Мордвинов воспитывался вместе с цесаревичем Павлом. Потому был всю службу на виду. Потемкин разгадал в нем офицера «отличнейших познаний» и пригласил на флот императрицы. Четыре года сооружал верфи в Херсоне, обустраивал Севастополь. Дело это у него спорилось. По части руководства эволюциями на море ему не везло. Сказывалась его педантичность и приверженность линейной тактике. Турки упредили планы Мордвинова под Кинбурном, провалился замысел повторить Чесму, сжечь турецкие корабли батареей Веревкина… А тут еще разгорелись распри с светлейшим князем при штурме Очакова по поводу роли флота. Дело дошло до того, что «две горячие головы не уступали друг другу, и если бы не разняли их, то дело до кулаков дошло бы».

Однако Сенявин, присмотревшись, проникся симпатией к Мордвинову, и надолго…

Экипаж «Иосифа», пока корабль достраивали, жил в казармах на берегу, офицеры снимали квартиры. Сенявин поселился у одной пожилой вдовы.

Жизнь в Херсоне отличалась от серых корабельных будней в Севастополе. Город переполняли коммерсанты, торговцы, ремесленники. Бойко торговали магазины и лавки, шумел с раннего утра привоз. На базар съезжались отовсюду — из Малороссии, Крыма, и даже пробирались торгаши из Гаджибея, невзирая на военные действия. С началом войны опустела гавань, реже появлялись купеческие суда из портов Венеции, Триеста, Франции. Купцы опасались за свой товар. И все равно на улицах города то и дело слышался разноязычный говор, мелькали вперемежку с русскими и хохлами татары, армяне, греки, поляки, евреи. Последние, как правило, имели ювелирные лавки или слыли ростовщиками…

Когда же спадал полуденный зной, закрывались лавки, пустели базары, вся эта разномастная публика выплескивалась на чистые и ухоженные улочки и палисады города и предавалась отдохновению. Офицеры, как правило, проводили вечера в своих компаниях, в застолье, курили трубки, играли в карты, если водились лишние деньги, что, впрочем, случалось довольно редко, посещали питейные места. Некоторые, особенно молодежь, искали развлечений в общении с прекрасным полом.

Командиры кораблей и старшие офицеры имели свой, более солидный круг общения. Сенявин всегда слыл компанейским человеком и обычно разделял досуг со своими товарищами.

Излишним увлечениям он не предавался и старался не пускать свои страсти по волнам безудержно…

В город то и дело наезжали в разное время именитые люди — Потемкин, Румянцев-Задунайский, Суворов, жили князья Вяземские, Долгорукие и прочие… Пребывали здесь постоянно некоторые иностранные дипломаты. Они частенько устраивали приемы, приглашали флотских офицеров и, конечно, Сенявина.

Как-то осенью был он на званом вечере у австрийского консула Иоганна Розаровича. Тот состоял несколько лет представителем Австрии при ставке Потемкина. Сенявина представили дочери консула, Терции. «Тереза», — смущенно пролепетала она, приседая и потупив глаза.

Дмитрий отрекомендовался. Оркестр только что начал играть.

— Позвольте пригласить вас?

Тереза взглянула украдкой на отца, перевела взгляд на мать, стройную, чуть худощавую даму. Розарович добродушно улыбнулся, прикрыв глаза. Сенявин не раз встречался с ним в ставке Потемкина и произвел на него самое благоприятное впечатление.

Кавалер был на голову выше Терезы, но тем не менее танцевать с ним было легко и удобно.

— Как давно вы в Херсоне? — начал разговор Сенявин.

— О, уже скоро три года, — смешно сложила пухленькие губки Тереза.

«Небось не один мичман распускал около тебя паруса», — подумал Сенявин, бросая взгляд на раскрасневшуюся партнершу. Словно угадав его мысли, Тереза вдруг призналась:

— Вы первый морской офицер, кто пригласил меня на танцы.

Розаровичи жили в небольшом доме. Консул приемов не устраивал, но иногда два-три раза в год на скудные средства, выделяемые австрийским министерством иностранных дел, проводил небольшие вечера для решения дипломатических вопросов.

Сенявин еще не успел разобраться в своих чувствах, но его все время тянуло к Терезе. Тем более что с каждым разом она то скрытно, то явно выказывала свою симпатию к нему. Прежние мимолетные встречи не шли ни в какое сравнение и не вызывали у него того особого волнения, которое он испытывал, встречаясь и расставаясь с ней. Родители Терезы нисколько не препятствовали их взаимной привязанности. Наоборот, генеральный консул считал полезным для своего авторитета часто видеть у себя генеральс-адъютанта светлейшего князя и к тому же обаятельного и довольно красивого молодого офицера.