Адмирал Сенявин

— А чьи они? — быстро спросил Сенявин.

Боцман пожал плечами:

— Стало быть, ничьи, ваше благородие. Бросовые…

Сенявин обрадовался. Корабельных шлюпок не хватало, а тут…

Он вскинул голову. На стеньге трепетал брейд — вымпел командующего эскадрой. Естественно, он теперь флаг-офицер командующего.

— Господин мичман, — обратился он к вахтенному офицеру, — поднимите сигнал: «Кораблям выслать шлюпки к борту флагмана». — Сенявин подмигнул боцману: — Приготовь, Силыч, все порожние бочки да закупорь их понадежнее.

Спустя полтора часа к берегу Херсонесской бухты пристала целая флотилия из дюжины шлюпок. Стоявшие на берегу добротные еще корпуса лодок сооружались, видимо, балаклавскими рыбаками, но почему-то были брошены. Их тут же спустили на воду, привязали уже в темноте пустые бочки по бортам, отбуксировали в бухту, где стояли корабли, и выволокли на берег. С рассветом корабельные плотники начали обшивать лодки тесом, а когда, проспавшись, Мекензи появился на палубе, он не поверил глазам. По корме на берегу стояли четыре громадных бота. Уставший после бессонницы, но счастливо улыбающийся флаг-офицер пояснил, откуда привалила такая благодать.

Теперь все работы пошли веселей. На карбазах возили камень, глину, тес. Каждый корабль сооружал для себя кухни, бани. Недалеко от входа в бухту выбрали место для пристани. Напротив нее Мекензи первым делом начал строить каменный дом для себя, рядом часовню, а чуть поодаль кузницу. Первый камень в эти здания заложили 3 июня 1783 года. Так рождался славный город Черноморья — Севастополь.

Вскоре напротив стоянок кораблей появились казармы для экипажей, домики для офицеров. Все это строилось по-малороссийски, на манер мазанок, крытых камышом.

Как вскоре заметил Сенявин, его адмирал предпочитал показную сторону в любом деле. Через месяц в Севастополь приехал Потемкин. Он похвалил Мекензи за расторопность. А уезжая, князь подарил Мекензи в Инкермане хутор на склоне горы с большим наделом земли и чудесного леса. Узнав об этом, Лызлов удивился:

— За какие такие заслуги светлейший жалует старика?

— Сам в толк не возьму, — ответил Сенявин, — Федор наш смышлен в другом. Нынче успел и дачу себе спроворить по дешевке поблизости, у какого-то грека. Матросиков туда наряжает — известь жечь, кирпич делать, сено косить. Видимо, светлейший о сем не ведает…

И в самом деле, все заботы по строительству порта и города Мекензи постепенно переложил на Сенявина.

Неделями без отдыха метался флаг-офицер по бухточкам и берегам. Договорился с командирами полков — на стройки стали высылать солдат в помощь матросам. Съездил в Балаклаву, подрядил тамошних мастеровых-каменщиков. Не хватало материалов — Сенявин приказал брать камень в Херсонесской бухте. Доставляли на тех же самых карбазах, которые здесь отыскали полгода назад. Мекензи обычно отмалчивался от просьб своего флаг-офицера — доложить начальству о нехватке леса, камня, и тогда Сенявин сам обратился в Адмиралтейство.

Постепенно все наладилось, и весной 1784 года Севастополь уже обозначился первой улицей с каменными домами, лавками маркитантов, непременным трактиром, капитанскими домами. Слева от пристани расположились кузница, склады, шлюпочный эллинг. По склону холма, спускавшемуся к Южной бухте, протянулись выбеленные мазанки, подкрашенные палевой или серой краской, оживленные яркой черепичной крышей.

Инженеры и артиллеристы полков к этому времени укрепили на мысах при входе в Ахтиарскую бухту батареи, сооруженные Суворовым для отражения возможного нападения с моря.

Огорчали вести из Херсона. Клокачев появился там, чтобы ускорить постройку первого линейного корабля «Слава Екатерины», других кораблей. Из Петербурга выступил в поход капитан второго ранга Федор Ушаков. Он вел в Херсон колонну из 700 матросов Балтийского флота и 3 тысяч мастеровых для спешной работы на херсонских верфях. Когда в августе колонна пришла в Херсон, там свирепствовала чума. Ушаков не отступил. Люди жили у него в степи и строили корабли. Моровая язва косила людей подряд. В декабре скончался Клокачев. Подбодрить служителей в Херсон приехал светлейший князь. Бесстрашно вошел Потемкин в чумной госпиталь, презревая смерть…

В начале следующего года князь Потемкин, генерал-губернатор Екатеринославский и Таврический, удостоился звания генерал-фельдмаршала.

Приехав как-то внезапно в Севастополь, он не застал Мекензи. Тот окопался на своей дальней даче в Мекензевых горах, как успели прозвать их севастопольские обыватели. Потемкин не стал его ожидать и вызвал Сенявина. Слушая доклад флаг-офицера, Потемкин был приятно удивлен. На все вопросы отвечает толково, дотошно ведает о всех делах в Севастополе и на кораблях. «Молодец лейтенант. Смышлен, расторопен и, видимо, не робкого десятка», — подумал светлейший и припомнил, как ладно доставил и проводил он Шагин-Гирея на пристань в Петровскую крепость.

Посадив Сенявина с собой в коляску, Потемкин поехал по Севастополю. Слушая рассказ лейтенанта и глядя, как с ним здороваются офицеры, подрядчики и просто мастеровые, он наконец-то понял, что устройством здесь руководит флаг-офицер.

У подножия высокого холма над Южной бухтой Потемкин остановил коляску, вышел и стал карабкаться, цепляясь за кустарники, на вершину. Сенявин не отставал от него. Забравшись, Потемкин снял шляпу, расстегнул камзол и рубашку, вытер вспотевший лоб. Уперев руки в бока, широко расставив ноги, тяжело дыша, он несколько минут оглядывал открывшуюся панораму. Справа многочисленные холмы, курганы, предгорья постепенно переходили в едва различимые, окутанные дымкой горы. Слева холмы ниспадали террасами к песчаным берегам далекого Херсонеса. Внизу, совсем рядом, из-под ног уходила Южная бухта, сливаясь с Большой и многочисленными другими бухтами и бухточками Севастопольской гавани. Потемкин поманил Сенявина, стоявшего позади.

— Запомни, лейтенант, сие место должно быть столь сильно укреплено, что хотя бы неприятель и высадил на берегу превосходные силы, окружил крепость, а взять бы ее не смог. Должна быть она в состоянии противиться нападению, доколе из других пределов России не прибудут войска. Здесь Отечеству бастион супротив неприятеля будет славный со временем.

Спустившись вниз, он направился в Бахчисарай.

— Если по дороге не встречу Мекензи, передай ему, что остался доволен твоим докладом, — проговорил Потемкин перед отъездом, — камень и тес тебе пришлю. За гвоздями и железом пошли нарочного в Кременчуг, я распоряжусь.

Окрыленный Сенявин молодцевато подтянулся, чувствуя расположение светлейшего…

Осенью корабли эскадры салютовали первенцу херсонских верфей, семидесятипушечному кораблю «Слава Екатерины» под командой капитана первого ранга Марка Войновича.

Три года назад на Каспии Потемкин вызволил его из персидского плена, куда он попал из-за своей любви к авантюре и трусливости. Лучшего командира под рукой у князя не было, и Войновича определили на «Славу Екатерины». Одно Войнович делал искусно — умел заворожить самолюбивого князя безмерностью почтения и изысканной лестью, вознося заслуги его действительные и мнимые…

Минул год. У самого входа в Южную бухту неподалеку от приметного мыска загрохотал якорь, отданный пятидесятипушечным фрегатом «Святой Павел». Фрегат встал на якорь лихо, без суеты и излишнего шума. Капитан первого ранга Федор Ушаков отдал команду:

— Спустить шлюпки. Экипажу дозволено на два часа съехать на берег.

Фрегат не одну неделю пробыл в штормовом море, отрабатывал парусные и артиллерийские учения. Ушаков жестко спрашивал, но и по-отечески заботился о матросах. Сняв рубахи, они карабкались по крутым склонам, поросшим кустарником и диким кизилом, рвали ягоды и лакомились вволю.

Мекензи, не дождавшись доклада Ушакова, вызвал флаг-офицера:

— Вели сей же час снарядить катер да собери всех наших затейников. Поедем, потешим победителя чумы.

Главный командир Севастополя знал, что Ушаков сейчас в милости у светлейшего и удостоен императрицей ордена за успешную борьбу с чумой.