Страница 21 из 31
Для того чтобы крутить такое колесо надо было посадить его на ось, а чтобы сохранять равновесие — приделать к оси второе. Такие мельницы сохранились по всему миру и дожили до середины двадцатого века. Это готовая конструкция для телеги. Только колеса надо сделать полегче, а не каменные. Хотя я не исключаю и каменные колеса у первых колесниц. Почва в Египте каменистая, и такие машины могли бы быть чем-то вроде современной железной дороги. У железнодорожных вагонов тоже колеса тяжелые [рис. 64].
Реконструкция создана исключительно на мысленных экспериментах и подтверждается многочисленными сохранившимися жерновами из Древнего Египта.
Умение изготавливать круглые камни египтяне стали использовать для строительства колонн. Самые масштабные и первые в мире круглые колонны в Луксоре [рис. 65].
Круглые колонны не нужны были ни архитектурно и ни художественно. Это не колонны Большого театра, украшающие фасад здания. Колонны — 134 штуки по 23 метра высотой — располагались в темной внутренней части храма. Добыча гранита была очень сложным и дорогим делом. В гранитном массиве просверливались отверстия по кругу. На это уходило иногда несколько месяцев. Потом в них забивались сухие палки, и заливалась вода. Древесина разбухала, и камень трескался по кругу. Потом его извлекали и вручную превращали в ровное колесо.
Что заставило архитекторов и спонсоров проекта делать эти страшно дорогие круглые колонны?
Существовало производство жерновов, которые были не нужны. Огромные жернова из красного гранита и сейчас работают как новые, то есть они не сломались почти за четыре тысячи лет. Все зерно перемалывалось, и в новых мельницах потребностей не возникало. Но жернова делались и делались, а применения им не было.
Поэтому мудрый фараон велел сделать колесные оси из гранита в районе Асуана, в каменоломнях, и прокатить их в Луксор. Это было не сложной задачей. Огромное расстояние показало это изобретение тысячам людей, многие из которых даже не знали, из чего сделаны колеса. Понятно, что когда храм Луксора был построен под крышу, повозки-колесницы уже появились сами по себе. Изобретатели пытались скопировать это чудо из подсобных материалов, и это им удалось! Это был величайший прорыв в конструировании техники.
Конечно, это все чисто умозрительные предположения, но изобрести колесные повозки можно было, только глядя на то, как круглые жернова вращаются. Появление колеса само по себе дало очень много. Колеса сейчас — это не только шуршащие шины миллионов автомобилей. Колеса в часах, двигателях, практически во всех машинах и механизмах. В этом свете интересно рассмотреть и другую конструкцию зернотерки — плоскую [рис. 62].
Что вышло из нее?
Усовершенствование плоской зернотерки шло по двум направлениям. Чем более круглую форму имел вращающийся камень, тем легче было эту терку крутить. Жернова неправильной формы вызывали биение и перекосы. Второе. Чем лучше подшипник, тем быстрее она крутилась. Эта линия мельниц не требовала гигантизма, как ранее рассмотренная нами, для достижения высокого качества помола. Безусловно, соревноваться с гигантскими колесами в производительности такие мельницы не могли, но идея не пропала и получила совсем неожиданный поворот.
Возможно, кто-то оставил мягкую глину на крышке плоской мельницы. После длительного вращения глина приобрела круглую форму. Это была настоящая находка! Представьте себе, что глиняная посуда лепилась руками, была неровной, шершавой, кривой и неудобной. Тут же на мельничном жернове глина разравнивалась, становилась ровной и гладкой. Революция состояла в том, что мельница перестала молоть зерно и стала гончарным кругом [рис. 66].
С новой посудой можно было варить, парить, жарить и есть по-человечески. Когда же появилась возможность смешивать, растворять, экстрагировать и выпаривать, родилась химия, которая сейчас правит нами. Химики последних веков предпочли керамическим горшкам стеклянные пробирки и колбы, но само стекло было уже продуктом цивилизации и химии. Первоначально все начиналось с глины, а глина поддалась человеку только при помощи гончарного круга. За последние пять тысяч лет гончарный круг совсем не изменился и продолжает крутиться во всех точках земного шара, и никто уже не вспоминает странного человека, положившего комок глины, из которого он лепил чашку, на плоскую мельницу.
Тут следовало бы закончить похвалу человеческой прихоти, но по правилам следует поставить сказанное под сомнение и внести немного горечи в этот сладкий рассказ. Вероятно, дело было вовсе не в прихоти человеческой, выраженной в желании вкусно поесть. Возможно, необходимость в мягкой пище грубо диктовалась всем тем, кто потерял зубы. Не от хорошей жизни и не с жиру начали тереть зерно, а чтобы потерявшие зубы не померли с голоду. В этом случае наши слабые зубы дали третий мощный толчок прогрессу — все, что сейчас крутится, вертится, и все плоды химии произошли от зубной боли…
На этом можно было бы и окончить исследование происхождения цивилизации, потому что в дальнейшем шло только совершенствование уже перечисленных изобретений. Интересными становятся уже не сами порождения человеческого ума, а их жизнь и развитие.
Развитие это происходило крайне неохотно и медленно. Я специально не рассматриваю металлургию и все, что с ней связано. Дело в том, что практически десять тысяч лет люди выплавляли только то, что можно выплавить на древесных углях от костра. Ничего не менялось и сопротивляется любым изменениям.
Почему все машины делаются до сих пор из железа?
То, что железо проще добывать, — это смешная отговорка. Взгляните только на шахты и карьеры железной руды, и любой разумный человек скажет, что это не так. То, что железо сильно распространено на планете, тоже не верно. На Земле гораздо больше алюминия, да и другие металлы не сложно найти и использовать. Огромное количество энергии тратится на плавление железа, причем это делается два раза (!) Сначала чугун, потом сталь. Железо ржавеет. Мы делаем планету ржавой и вынуждены каждый год делать миллионы тонн железа взамен сгнившего. И все это только из-за тысячелетней привычки к железу, которое можно выплавлять на углях.
Но это чисто технические характеристики цивилизации. Существуют и культурные, гуманитарные и социологические аспекты, которые были всегда важнее инструментальных. Если культурные продвижения опережают изменения политических структур, то социальные устои, напротив, являются тормозом и врагом перемен. Стоит вспомнить, какой взрыв культуры предшествовал Великой французской революции. Половина людей прославивших Францию, жила перед революцией — Вольтер, Дидро, Лавуазье, Руссо. И это только начало списка. С другой стороны, революция была бы бескровным переворотом, если бы не вооруженное сопротивление социальных групп, отстаивавших сохранение политических основ монархии. В современной исторической политологии установилась бессмысленная характеристика форм государства, которая искусственно подгонялась под определенные требования. Деление государств на рабовладельческие, феодальные, капиталистические характеризует внешнюю сторону жизни государства и интересно только со стороны экономических отношений, которые и ставились политологами во главу угла, начиная с середины XIX века и весь XX век. Такое деление государств не объясняет не эволюцию политических структур, ни переход от одной формы к другой. Очень часто классическое определение государственной формы приводит к путанице. Южные штаты США перед гражданской войной, где официально существовало рабство, надо было считать рабовладельческим государством или капиталистическим? Или Древний Египет первой династии, где, как оказалось, рабства не было, как бы этого ни хотелось старым историкам. Как ни печально, пирамиды строили не рабы, а свободные люди.