Страница 57 из 62
Каракас
Русским друзьям в Венесуэле
Каждый раз, когда вьюга в полуночный час, Черт-те как, завывает и вьет, Вспоминаю Каракас, огней перепляс, Над Авилой луны огрузневший баркас, Что по теплому небу плывет. Не избыть эту негу тропических струй, Банный дух перламутровой тьмы, И мулатку, воздушный ее поцелуй, Что мгновенной красой опалив, – не балуй! Растворилась под сенью хурмы. Бледнолицый пришелец из северных стран, Я был втянут в канкан вихревой. Лишь под утро Каракас стихал, как фонтан, Замирал, как залегший на дно ураган, К колумбийским горам – головой. Но подобьем горилл, уцепившись в рули, В громыхающий адский металл, Мотоцикловым вихрем растаяв вдали, По тревоге, почти не касаясь земли, Полицейский наряд пролетал... По тревоге иду я во вьюжную ночь: Как в пампасах, кромешная глушь! Понимаю, чужой мне стране не помочь, Дай-то бог, чтоб родная не бросила: прочь! Столько русских рассеяно душ! Но вдали от берез, возвышающих столь, Приласкал их тропический зной, Темперамент испанский и русская боль, И, наверно, не худшая жизни юдоль – Карнавальный Каракас ночной! Я люблю этот город холмов и долин, Банный дух перламутровой тьмы, Первобытную горечь карибских маслин, Барабанную удаль и звон мандолин Под роскошною сенью хурмы. 1995Констатирую
Еще при силе. Но устал. И констатирую устало: Теперь бездарность правит бал Там, где блистала наша слава. И мощь ее и красота, Сияя гордо и завидно, Была в открытности чиста, Но пред коварством беззащитна. О слава русская! О ней Картавят ныне злые мифы. И там, где щелкал соловей, Жируют вороны и грифы. Я не сковал от них брони. И, дай-то Бог, не обмануться: В трактирном пиршестве они Своим же ядом захлебнутся. Все так и будет! Тяжко лишь Саднят предательские раны. Эй, кто над ухом дышит? Кыш! Я жив, закрой свой клюв поганый 19951 января 1996 года
В фазах Лун – нестабильный и грозный, Начинается год високосный. Ходит Каин и ставит печать: Начинают морозы крепчать! Телевизор осип от испуга: Нам не выйти из адского круга, Если красные к власти придут! Что же? Камень на шею и – в пруд? Что же, что же? О Господи, что же? В кадре женщина с бархатной кожей: Попка круглая, плечи и грудь! Суть ясна. Чуть прикрытая суть. Високосного года начало. Тихий ужас шипит из бокала. Где-то взрыв прогремел тяжело: Самолет иль объект НЛО? Что-то будет! Закроют границы? В одночасье ль Чечня испарится? Или башне Пизанской упасть? Или вновь перекрасится власть? Отмечается важность момента: Новый колер в речах президента! Все Гайдары навытяжку в ряд, Все шахраи на стреме стоят. Високосного года начало, Блудный час сатанинского бала. Утром глянешь в окошко, а в нем – Два Чубайса стоят с кистенем. 1996Косынка
Серый автовокзал, Злые тети и дяди, Ожидания зал С Ильичом на фасаде. Бодрый лозунг парил Над стеной заскорузлой. Кто дремал, кто курил, А кто семечки лузгал. Кто-то к кассе пролез Сквозь мешки и корзины, Словно пушку, протез Обнажив из штанины. Взвыло радио. В нем Будто жарили сало: Это беглым огнем Касса справку давала. Но, как главная суть, Встряла в память картина: Я от пуза на «рупь» Пил в ларьке «Буратино». Как сверлил светофор Красным оком трехтонку, Как мой вспыхнувший взор Заприметил девчонку. Очень ладный берет, Очень в меру – помада. И таинственный свет В глубине ее взгляда. Ей, как мне огольцу, Лет пятнадцать и было. Ей косынка к лицу Очень уж подходила. А на мне – кирзачи Пахли ваксою крепко. И вконец – хоть кричи! Позамызгана кепка... Репродуктор кричал, Шла посадка на «ПАЗы». Больше я не встречал Той девчонки ни разу. Над кромешной бедой, Над мальчишеской, чудной, Просияла звездой В нашей местности скудной Вскоре сам я пропал В дальних весях и странах. Возвращаясь, блистал При тугих чемоданах. После стольких потерь И знобящего быта – На том месте теперь Все асфальтом покрыто. 1996