Стезя

Не дамся...

По сути – ханыга и гад, Но очень идейный и бойкий, Насел на меня «демократ», Я врезал бойцу перестройки. И Бог с ним, пускай не нудит! Тут дома – подлейшая штука: С косою бабуля сидит, Меня дожидается – сука. Бухтит, что она не со зла, Мол, ты не серчай понапрасну: «Я просто по делу пришла, – Приказано брать несогласных!» Вскипел я: «Ты гонор уйми, Хоть нынче не сахар житуха, Не дамся...» – и хлопнул дверьми. Надолго заткнулась старуха. 1993

Бухарин

Бухарин был политик редкий, Знаток интима и вина. Но я прочел его «Заметки» И убедился – злость одна. Достигнув в злобе эпогея, Сей эротический бунтарь Плевал в Есенина, в Сергея, В поэта! Этакая тварь. Итог известен – канул где-то. Но тут в умах переворот: Одна блатная демгазета Его возвысила. И вот Сбежалось вновь паучье семя, В малину сгрудилось одну И под кликухой «Наше время» Давай оплевывать страну... Остались нынче – слог затертый Да пара-две писучих дур. А шеф «НВ» Барух Четвертый Стал шефом банковских структур. Сидит на денежках, ликуя, Что снова место приглядел. Лет через двадцать аллилуя Затянет жалобно: «Сиде-ел!» При всей мошне, при сытой харе, Припрется в свой «мемориал», Где русский, как писал Бухарин, Лишь «человекоматерьял». 1994

Консенсус там...

Там на неведомых дорожках...

А. С. Пушкин Собрать рюкзак, ружьишко, сети, Уйти в озера и леса, Где простодушный месяц светит И холодит ступни роса. И жить вдали от всех читален, В зеленом мире моховом. Пусть буду не оригинален, Зато созвучен с естеством. Жить от посадки – к урожаю, В той суверенной стороне, Жить, никому не угрожая – Ни Татарстану, ни Чечне. Вдали от мафий и от НАТО Один небесный слышать гром. Консенсус там! И «демократы» Сидят все на цепи кругом... 1994

На погосте

На погосте в чистом поле – Лунный свет во все концы. О плохой загробной доле Митингуют мертвецы. Громче всех – номенклатура, Гулевая молодежь, Ветераны Порт-Артура, Тем и вовсе невтерпеж. В самом деле, мрак, простуда, Край страданий не почат, Ветхий саван греет худо, Белы косточки стучат. Но из той-другой могилы Раздаются голоса: «Здесь не Дума – тратить силы На пустые словеса! Было ж все: печаль-хвороба, Утешения Христа! Вон у нынешних – ни гроба, Ни приличного креста. А иные – по Гулагам, Просто брошены во мгле. Каково им, бедолагам, Там, в анадырской земле? А в Москве? Свои, славяне, Воровски и кое-как Нас хоронят в целлофане После танковых атак. Лучше здесь, где наши грозы, Надкладбищенская синь, Слушать, как шумят березы, И растет трава полынь». Призадумались немножко, На судьбу-печаль ворча, По суглинистым дорожкам Потекли, костьми бренча. Безнадежной той порою, Черепами дзинь да дзинь, Разбрелись загробным строем По местам своим. Аминь! Успокоились в обидах, В домовины залегли, Подстрекатели в хламидах Тоже челюсти свели. Тишь над кладбищем. Светает. Вдалеке, слыхать едва, То ли ангел пролетает, То ль экспресс «Пекин – Москва». 1994

Прощеное воскресенье

Дешевую «Приму» позобал, Как раньше сигару, В душе матюгнулся На весь этот дембеспредел. С утра без похмелки Алкаш промышлял стеклотару, А прочий, перронный, народ На баулах сидел. Весь в «фирме» пацанчик Дебильно терзал погремушку, Мамаша листала – Ни в жизнь не поверю! – Стихи. Два дачника дюжих Пустяшную пили «чекушку», Дотошно, как немцы, Прощали друг другу грехи. Грехов набиралось, За них бы – на дыбу, на реи! Но первый хитрей был, А тот, что наивней, другой Клепал на себя же: Мол, лучше всех наций – евреи! И пьют аккуратно, И умно шурупят «мозгой». Эх, Ваня, Ванюша! Ты сам же при хватке и силе, Умом не обижен И наш мужичок, от земли! Евреи, конечно... Но нынче печаль о России, О русском народе: Проснется ль? Все жданки прошли. Не ангелы мы. И злодейка с наклейкою губит. А те, кто «шурупят», Нацелены гробить и брать. Простит нас Россия И больше того – приголубит, Вот только б, вот если б... Отчаялся я повторять! Прихлынуло люду, Столпились, Пошла обезличка. Два дачника, дама, пацанчик И все западло – Прощали друг друга. Потом подошла электричка, Прощеных, прожженых и прочих С перрона смело. 1994