Страница 39 из 82
- Твоя сестра... - начал Кристиан и остановился.
Кинг ничего не ответил. Он видел сотни людей, близких к тому, чтобы сорваться, и знал это выражение в их глазах. В этот момент Кристиан стоял, балансируя на краю скалы, скалы вроде той, что убила Мари-Лауру. Не нужно сейчас ничего не делать, надо просто позволить ему упасть.
- Ты и Стернс…
- Что насчет нас?
Кристиан уставился на свои сцепленные руки.
- Она пришла ко мне однажды... в слезах. Она сказала, что думала, будто Стернс, что ее муж был влюблен в кого-то другого. Она сказала, что он никогда не…
- Притрагивался к ней.
Кристиан встретился глазами с Кингсли.
- Я не поверил ей. Кроме священников и нас здесь никого не было. Она была единственной девушкой на много миль вокруг. И даже если бы было иначе, разве можно влюбиться в кого-нибудь больше, чем в нее?
- Он мог, - сказал Кингсли, не сумев сдержать оттенок гордости в голосе.
Он, возможно, уже потерял первенство своей любви для Сорена в сравнении с чувствами к его Малышке, но когда-то именно Кингсли был победителем.
- Он любил тебя. - Кристиан сказал эти три слова так, словно обнаружил Святой Грааль. - Всю свою жизнь я задавался вопросом… смерть Мари-Лауры - это как рана, что не зажила. Почему она умерла. Что заставило ее... ты и Стернс. Я подозревал, но никогда не верил.
- Что ты подозревал?
Качая головой, Кристиан оглядел комнату, словно никогда не видел ее прежде.
- Свадьба. Я наблюдал за вами тремя. Мари-Лаура не могла перестать пялиться на него. Конечно. Она была невестой. Но ты не смотрел на нее, на твою собственную сестру, которая выходит замуж. Ты смотрел на него. И он...
- И он смотрел на меня.
- Господи Боже…, - его старинный друг поставил чашку чая обратно на стол и уставился на него. Он пробежал пальцами сквозь волосы, или то, что от них осталось и потер свое лицо. Его руки повисли по бокам, и он выпрямился. - Перед окончанием школы… перед летними каникулами... тебя отнесли в лазарет. Ты…
- Non. Это не так. Это не было... мне сложно объяснить.
- У тебя было так много подружек.
Кингсли встал и подошел к Кристиану.
– У меня до сих пор их много. Как там в том стихе? “Нет ни еврея, ни грека, нет ни раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского ибо все вы одно в постели Кингсли”?
Он потрепал Кристиана по щеке в снисходительной манере. Его друг вздрогнул, поймал себя на том, что вздрогнул, а затем рассмеялся.
- Это должно быть какой-то перевод “К Галатам”* (Прим. Послание к Галатам — книга Нового Завета, написанная апостолом Павлом и адресованная христианской общине Галатии), который мне не знаком.
- Это мой личный перевод. С тобой все в порядке, Кристиан? Выглядишь немного бледным.
- Я справлюсь. Может быть. Я пытаюсь, уложить в голове все это... хотя, некоторые вещи обрели смысл. Стернс всегда был таким отчужденным.
- Просто так получилось... мы были всем друг для друга. В эту школу, кроме медсестры, не ступала ногой ни одна женщина.
- Медсестра Джен, в возрасте девяноста лет и весом в сто девять килограммов.
- Exactement. Точно.
- И твоя сестра, - напомнил ему Кристиан.
- И моя сестра.
- Значит, кто-то отправил тебе мою фотографию, где вы со Стернсом. А ты и Стернс были…
- Мы были любовниками, Кристиан, - поддел Кингсли. – Ты священник, а не девственник.
Кристиан одарил его полуулыбкой.
- Правда. Ты говоришь “были”. Это действительно дела минувших дней. Он священник сейчас. Он не может…
- Не беспокойся о le prêtre. Он и я далеко в прошлом. Его прихожане поклоняются ему почти так же, как Богу. Он никогда не предавал их доверие.
- Хорошо… это хорошо. Я никогда бы не рассказал, конечно. Я не могу рассказать ничего из этого никому. Но я буду лучше спать, зная, что ваше прошлое в прошлом.
- Так и есть. Или было. Кто-то знает о нас. Или думает, что знает.
- Были какие-то другие угрозы?
- Были инциденты. Кое-что было украдено из моего дома. В детскую спальню отца Стернса вломились. Но я не могу говорить об этом.
- Ты думаешь, - начал Кристиан, и остановился. - Я имею в виду, вы были на скале, где нашли Мари-Лауру.
- Я был там, да.
- Зачем?
Кингсли уставился на Кристиана.
- Je ne sais pas. Я не знаю. Воздавал дань уважения. Она была всем для меня после смерти родителей. У меня почти не было отношений с бабушкой и дедушкой, которые взяли меня к себе. Они любили меня, потому что я был их внуком, и ни по какой другой причине. Но Мари-Лаура, она сделала все, чтобы приехать в Америку, чтобы быть со мной. Pourquoi?
Кристиан посмотрел на него пустым взглядом.
- А почему ты спрашиваешь? - повторил Кингсли.
- Я не уверен. Просто мысли. Ты не думаешь, что кто-то считает, будто ее смерть не была несчастным случаем? Что если кто-то подумал… если кто-то обвинил вас? Без обид, но я помню ее первый день здесь лучше, чем помню твой первый день здесь. Черт возьми, лучше, чем я помню мой собственный.
- Я почти не обиделся. Я никогда не встречал ей равных по красоте. Ты думаешь, что…
Кристиан подошел к окну скита и отодвинул занавеску. Он указал на горный хребет, где Кингсли и Сорен стояли менее часа назад.
- Что случилось в тот день, Кинг?
- Она была зла на меня. Она убежала. Она упала и разбилась о скалы.
- Упала… или прыгнула?
Кингсли не смог встретиться взглядом с Кристианом. Священник задал ему тот же вопрос, который Кингсли задавал себе с того момента, как увидел внизу разбившееся тело своей сестры.
- Она прыгнула… мне кажется. Но я не могу сказать наверняка. Она сменила веру, когда они с отцом Стернсом поженились. Ей могло быть отказано в католическом погребении, если бы она совершила самоубийство. Mais…
Кристиан посмотрел на него с глубоким состраданием.
- Ты говорил, что вы повздорили. Что было причиной вашей ссоры?
Кингсли застонал и сжал переносицу.
- Она… Мари-Лаура…
Он обнаружил, что на мгновение не в состоянии продолжать. Разговоры о том времени, о смерти Мари-Лауры, наполняли его чувством, которое он редко - если и вообще когда-либо испытывал - стыдом.
- Она застукала отца Стернса и меня вместе. Она увидела нас.
- О Боже. - Кристиан поднял руку ко лбу. - Это происходило между вами и после того, как он женился на ней?
Кингсли кивнул.
– У меня и Мари-Лауры не было ничего, ни цента за душой. Мы хотели остаться в Америке, остаться вместе, но не могли. Ей нужно было возвращаться в Париж, к своей балетной труппе. Я не мог ее снова потерять. И Стернс, он предложил идеальное решение. Если бы он женился, то получил бы трастовый фонд, что его отец создал для него - миллионы долларов после его двадцать первого дня рождения или на следующий день после его свадьбы, в зависимости от того, что наступит быстрее.
- Значит, она знала, что этот брак только на словах.
- Ты же видел le prêtre. Ты помнишь, как он выглядел тогда - почти так же красив, как и сейчас. Она согласилась на брак и сказала, что поняла, что все было только ради денег. Но она любила его.
- Она любила его, а мы его ненавидели.
- Потому что вы не знали его. Я любил его. Тот, кто знает его, любит. Если его не любят, значит его не знают.
Кристиан продолжал смотреть на Кингсли.
- Ты все еще любишь его, мой друг.
Кинг попытался посмотреть в глаза Кристиану и не смог.
- Это единственный грех, который я позволю отпустить мне.
Кристиан подошел к нему и мягко положил руку на лоб Кингсли.
- Любовь - не грех. Это единственная вещь, из всех, что ты сказал мне, которую я не хочу тебе отпускать.
Смеясь, Кинг снял руку Кристиана со лба и оттолкнул ее. Тридцать лет исчезло с одним игривым жестом. Они были мужчинами сейчас, но все еще мальчиками.
- Он знает? - спросил Кристиан.
Он сел за кухонный стол и отодвинул чашки в сторону.
- Да. Он всегда знает. Я любил его, когда мы были подростками, и он никогда не отвечал мне взаимностью. Ни тогда. Ни сейчас. Не таким же образом. Или, возможно, таким же образом, но не так сильно.