Принц (ЛП)

- Стернс, - сказал Кингсли, не встречаясь взглядом с Кристианом. Он не мог перестать глазеть на ступеньки, за которыми Стернс скрылся из вида.

- Ага, он меня тоже, охренеть, как бесит. Но что поделаешь?

- Он тебе не нравится? – спросил Кингсли, наконец, отрывая свой взгляд от ступенек.

- Конечно, нет. Какое там “нравится”? Он умнее, чем все священники вместе взятые. Дети обделываются в ту же секунду, когда он входит в комнату. Он не будет разговаривать с любым из нас. Он сказал мне, наверное, пять слов за все четыре года.

Кингсли подавил улыбку. Пять слов? У него только что был полноценный пятиминутный разговор со Стернсом. Это, должно быть, что-то вроде школьного рекорда.

- Все делают вид, что боятся его, - предположил Кингсли. – Может быть, поэтому он не говорит много.

Кристиан хохотнул и похлопал Кингсли по плечу.

- Это не притворство. Мы боимся его.

- Почему? Он кажется… -  Кингсли искал подходящее слово. Безобидным… это было не то слово. Стернс казался каким угодно только не безобидным. – Разумным?

- Кингсли, - начал Кристиан, глубоко вдохнув. - Я постоянно забываю, что ты новичок здесь. Есть кое-что, что ты должен знать о своем друге Придурке Стернсе.

- Quoi? - спросил Кингсли. Что?

- Поговаривают, что в его бывшей школе… он убил кого-то.

*  Тринитарная формула или формула Троицы — богословская фраза «во имя (Господа) Отца и Сына и Святого Духа», которую называют еще крещальной формулой.

* Первый Константинопольский собор, Второй Вселенский Собор — Вселенский Собор Церкви; созван в 381 году императором Феодосием I (379—395) в Константинополе. Признаётся Вселенским всеми церквями.

Глава 8

Север

Настоящее

Дорога от города к дому сестры Сорена в Нью-Гемпшире занимала около четырех часов. Сорен, как правило, хватался за любую возможность, “выгулять” свой Дукати на пустых дорогах, но Кингсли удалось его уговорить поехать с ним на Роллс-Ройce. Им нужно поговорить, настаивал Кинг. Им нужен план. Скептически улыбаясь, Сорен, наконец, согласился. Кингсли прекрасно знал, что Сорен не дал себя одурачить. Им пока не о чем было разговаривать. Они еще ничего не знали. Кингсли просто хотел побыть наедине с Сореном на заднем сидении Роллс-Ройса.

- Что мы ей скажем? - спросил Кинг, пока они приближались к дому Элизабет. - Она захочет знать, почему мы здесь.

- Мы расскажем ей правду. Ты получил угрожающий пакет с почтовым штампом из Леннокса. Я посмотрю в ее глаза, на выражение лица. Увидим, что оно выдаст.

Сорен сидел на противоположном сиденье, глядя в окно. Он почти не встречался взглядом с Кингсли на протяжении всей поездки. Довольно несвойственно для него. Создавалось впечатление, что Сорену, доставлял большое удовольствие напряженный зрительный контакт. Он мог прочесть человека с одного взгляда, узнать его мотивы, его планы, чего тот хотел, кому доверял... Когда они были подростками, Кингсли думал, это был искусный “дешевый трюк”. Но несколько лет спустя, работая на французское правительство мастером на все руки, он понял, в чем была суть таланта Сорена. Дети, подвергавшиеся насилию, часто росли с необычайной способностью проницательно судить о личности человека. Это был не дар. Не дешевый трюк. Это был вопрос жизни и смерти, навык выживания. Но Сорен не смотрел на него сегодня. Кинг решил принять это как комплимент.

Роллс вырулил на длинную петляющую дорогу, что вела к дому Элизабет. И хотя Сорен и не смотрел на Кингсли, это не мешало Кингу смотреть на него.

- Я в порядке, Кингсли, - сказал он, едва ли взглянув на него, перед тем как снова отвернуться к окну.

Кинг кивнул в сторону дома.

- Твоя мать была изнасилована в этом доме. Изнасилована твоим отцом.

- Это не новость для меня, - сказал Ссорен бесстрастным голосом. - Собственно именно по этой причине, я и существую.

- Ты был изнасилован в этом доме. Изнасилован Элизабет, с которой нам предстоит вежливая дружеская беседа.

- Кингсли, я сказал, что я в порядке.

- Я знаю, что ты в порядке. Я знаю, что просто так ты не стал бы говорить, что ты в порядке. И именно поэтому ты единственный из всех людей и монстров в этом мире, которые вселяют в меня ужас.

- Это ложь, и ты это знаешь. Ты и Элеонор являетесь двумя единственными людьми в мире, которые не боятся меня.

- Повторяй это себе, если это помогает тебе спать по ночам.

Сорен, наконец, посмотрел на него, взглянув ему прямо в глаза.

- Бу, - сказал Сорен, на что Кингсли мог только рассмеяться.

- Без призраков, пожалуйста. - Кингсли поднял руки. – Тем более, что в этом доме их предостаточно.

- Я не один из них. - Сорен облокотился на кожаное сидение. - Элизабет - да. Она все еще не дает покоя этому дому или, возможно, это он не дает покоя ей. Я просил ее переехать. Она не слушает.

Сорен элегантно пожал плечами. Он коснулся шеи в том месте, где его пасторский воротничок упирался в горло, Кингсли редко был свидетелем этого жеста. Он знал, что большинство священников не часто носили традиционное облачение, когда посещали семью. С другой сестрой, Клэр, и его племянницей Лейлой, Сорен всегда носил обычную одежду. Но к Элизабет он надевал традиционное одеяние и воротник священника. Всегда. Это просто еще одна часть его брони.

- Думаешь, она мазохистка? - спросил Кингсли, улыбаясь. – Не удивительно, поскольку ее брат - садист.

- Может быть. Или возможно она хочет доказать себе, что наш отец не победил.

Кингсли приподнял бровь, вытянул ноги и, скрестив лодыжки, расположил их на сиденье возле коленей Сорена.

- Или…

Сорен сверкнул в него взглядом.

- Или что?

Одной глубокой зимней ночью тридцать лет назад, после того, как Сорен обнажил свое тело для Кингсли, он позволил себе обнажить кусочек своей души. Он рассказал Кингу о своей сестре Элизабет, о том, что она сделала с ним в ту ночь, когда он был одиннадцатилетним мальчиком, а ей было всего двенадцать. А потом, после долгой паузы, Сорен рассказал Кингсли, что они делали вместе следующей ночью и каждую ночь после, пока их отец не застал их на месте преступления.

- Возможно, это ностальгия.

Сорен не соизволил ответить на это чем-либо большим, нежели еще более холодным взглядом.

- Ты не можешь отрицать, что поводом могла выступить ревность, - продолжал Кингсли, снимая свои ноги с сидения и наклоняясь вперед, чтобы ответить на свирепый взгляд Сорена.

- Ревность? Ты серьезно?

- Не делай вид, что так скептически настроен. Я послал ту репортершу к Элизабет, чтобы она задала ей вопросы о тебе. Незнакомая женщина, которую она никогда прежде не видела, расспрашивает о ее брате и что делает Элизабет? Рассказывает ей каждую мельчайшую подробность о вас двоих.

- Элизабет пыталась защитить меня.

- Или она хвасталась.

- Я молюсь за тебя, Кингсли.

Кинг усмехнулся.

- Молись усерднее.

- Это не Элизабет. Она ненавидит то, что произошло между нами, когда мы были детьми, даже больше, чем я.

- Ты ненавидишь? Правда? Сам же знаешь, что тебе нравилось. Как ты называл то лето, когда вы двое «играли»? Что вы были как… Адам и Ева?

Сорен замолчал на какой-то ужасный миг и только потом ответил.

- Я сказал, что мы были как Адам и Ева… в аду.

Шофер открыл дверь, и Сорен вышел, больше не сказав ни слова. Они шли к входной двери в тишине. Прежде чем Кингсли успел постучать или позвонить в звонок, дверь распахнулась, открывая их взору Элизабет, стоящую в сводчатом фойе. Когда Кингсли видел ее последний раз, она выглядела на десять лет моложе ее реального возраста. Темно-рыжие волосы, фиолетовые глаза - истинная красота Новой Англии. Но сегодня она выглядела испуганной, в бешенстве и резко постаревшей от страха.

- Слава тебе, Господи, - выдохнула она.