Страница 17 из 20
После долгого молчания он спросил, боясь любого ее ответа:
- Ты меня ненавидишь?
- Тебя? Ну что ты. - Розали повернулась к нему и поцеловала в губы.
И Кит не знал, чьи соленые слезы он почувствовал на губах - ее или свои.
* * *
Потом надо было собирать над рекой цепи, и на это ушла вся осень.
Через несколько дней после успешной протяжки снова пристегнули к кабестану волов; теперь над рекой повисли два параллельных троса. Тонкая эта процедура требовала бесперебойной связи посредством сигнальных башен, но прошла без сучка и задоринки, после чего Киту удалось как следует выспаться. Если бы трос лопнул, пришлось бы все делать заново.
В последующие дни оба троса заменили канатами из рыбьей кожи, достаточно прочными, чтобы временно удерживать вес цепей. Концы канатов закрепили на оголовках башен, и теперь предстояло собрать первую цепь из восьми. От тяжелого болта, надежно укрытого в анкере, через седловидную опору на верхушке пилона и дальше, по идеально выписанной длиннейшей дуге в двухстах футах над туманом.
К обоим канатам подвесили люльки: вот теперь наконец-то можно переправляться через туман и без лодок. Хотя никто не поспешил прибегнуть к такому способу, кроме сотни верхолазов, как местных, так и столичных. Эти мужчины и женщины были так сильны и ладно скроены, что казались существами иной, высшей породы, нежели люди. Их начальницу Кит знал по прежним стройкам, ее звали Фейлин, а фамилий высотники не носили. У этой женщины было какое-то сходство с Розали.
Дни укорачивались, портилась погода, и Кит удвоил усилия, чтобы смонтировать первые две цепи до зимних дождей: вязнущие в грязи волы не помощники в тяжелой работе. Вопреки расчетам он не был уверен в том, что тросы, даже изготовленные из рыбьей кожи, выдержат вес огромных дуг на протяжении всего холодного сезона. К тому же в реке водится крупняк - а ну как в зимнюю бурю ему придет охота поразмяться и попрыгать в высоту?
Требовалось немало рук, чтобы соединять десятифутовые звенья цепи большущими, в локоть, болтами. И громоздкости только прибавлялось по мере срастания звеньев. С помощью лебедок цепи уже добрались до седловидных опор, после чего труд высотников сделался и вовсе адским: Фейлин и ее люди поднимали звенья и болты в люльки и наращивали цепь уже на весу, выбиваясь из сил и рискуя жизнью. А ведь надо было работать синхронно с товарищами на другом берегу, чтобы не подвергать перегрузкам канат.
Главному архитектору нередко приходилось задерживаться на стройке допоздна, а ночи становились все темнее. Когда хватало лунного света, высотники и прочие мостовики трудились посменно. Строительство велось круглые сутки.
В ту осень он пересек туман шесть раз. Высотники очень не любили подпускать к своим люлькам посторонних, но ведь Кит был главным архитектором, руководителем стройки, поэтому разок воспользовался этим способом переправы, хоть и пришлось побороться с боязнью высоты.
Но предпочтение он отдавал парому.
Однажды Кит плыл вместе с Вало. Парень решил не уезжать, пока не будет закончено строительство и не отпадет нужда в паромах, но на уме у него теперь была только столица. Когда же Кита перевозила Розали, оба молчали, внимая шелесту кормового весла в плотной пене. С каждым днем убывал страх перед туманом, но по какой причине - этого архитектор не говорил даже самому себе.
А причиной было близкое завершение стройки. Если в темное время суток присутствие Кита на объекте не требовалось, а Розали была на этом же берегу, они проводили ночь вместе - могли заниматься любовью, или выпивать, или сшибать кегли в пивном дворике «Оленьего сердца».
Кстати, Кит показал отменные способности в этой игре, чем удивил всех, даже самого себя. Больше они ни разу не говорили о том, чем Розали будет заниматься в дальнейшем. Да и о своих видах на будущее Кит речи не заводил.
Напряженный труд зодчих принес плоды. Когда высотники вгоняли в проушину последний болт, было еще довольно тепло, и чугун не морозил руки. И вот первая цепь готова. Хотя зима сильно затормозила темпы строительства, до весны над рекой протянулись вторая и третья цепи, а остальные встали на свои места к концу лета.
* * *
После того как самые сложные работы были выполнены, многие труженики разошлись или разъехались по домам. Больше половины участников строительства взяли себе фамилию Мостовик или похожую.
- Мы изменили мир, - сказал Кит Дженнеру, невесть в который раз перебравшись на левый берег.
- Нет, - возразил помощник, уже собравший вещи, чтобы отправиться на новое место. - Это ты изменил мир.
Кит промолчал, но слова Дженнера принял близко к сердцу. И потом иногда вспоминал их со смесью гордости и тревоги.
С ним остались высотники, эти смельчаки, которым нипочем карабкаться по несущим цепям и крепить на них подвески. Вот уже два года канатчики, жившие на двести миль выше и ниже по течению реки, плели канаты из рыбьей кожи, предназначенные для поддержки дорожного полотна. Каждому канату было отведено свое место в конструкции, о чем свидетельствовали знаки на канатных ящиках. Аккуратно сложенные штабелями, они ждали своего часа на кишевшем некогда овцами лугу.
Киту осталась бумажная работа - в столицу потоком шли отчеты и обоснования платежей. Но каждый день он выкраивал часок, чтобы посмотреть на четкие, слаженные действия верхолазов. Бывало, заберется на самый верх пилона, глядит на реку, а там нет-нет да промелькнет знакомый изящный силуэт парома в дымчато-серых или блестяще-белых щупальцах марева.
Погиб еще один рабочий, Томмер Волопас. Спьяну поспорил, что залезет в люльку, и сорвался с диким воплем, превратившимся в маниакальный хохот, когда бедняга тонул в тумане. Убитая горем и гневом жена порыдала, земляки ходили несколько дней в платье цвета пепла; между тем мост продолжал строиться. В «Рыжей гончей» у себя в комнате плакал Кит, Розали обнимала его и утешала: «Томмер был хорошим человеком. Хоть и пьяница, а заботился о жене и сыновьях и со скотиной умел обращаться. Люди всегда умирали и будут умирать, и твой мост тут совершенно ни при чем».
А села менялись прямо на глазах. Отовсюду съезжались торговые гости: кто комнату в трактире снимет, кто угол в хижине. Но находились и такие, что сами строили склады для своих товаров или домики под жилье, а то и целые гостиницы.
Часто дельцы пользовались паромами, а потом щедро переплачивали перевозчику «в надежде, что это никогда не повторится». Вало в таких случаях смеялся и на вырученные деньги поил друзей пивом - ему из университета пришло письмо с предложением приступить к учебе в начале зимнего семестра, и надо было со многими душевно проститься. Розали же никому, даже Киту, не говорила, как она распорядится своими сбережениями.
В пятый год строительства, весной, положили дорожное полотно, достаточно широкое, чтобы бок о бок могли пройти два вола; толстые доски для пущей устойчивости сшивались между собой гвоздями. Настил состоял из сотен щитов, их собирали внизу, а затем поднимали наверх и дальше тащили вручную, чтобы уложить и закрепить на прочных чугунных балках.
Однажды жительница Левобережного что-то прокричала на своей стороне, а с другого конца моста в ответ прилетел смех зареченских. Тогда оба села праздновали всю ночь напролет.
Когда вечера удлинились, некоторые жители придумали себе развлечение - приходить на мост, ложиться на краю и смотреть вниз, на далекий туман. В нем шевелись темные силуэты, но крупняка никто пока не заметил. Находились любители ронять тяжелые камни - интересно было глазеть, как расплескивается туман, как пробивается дыра в таинственную глубь. Но соседи обычно вмешивались. «Это непочтительно», - говорили одни. «Сдурел? - вопрошали другие. - Разозлить их хочешь?»
Кит приглашал на мост Розали, но она отмахнулась: «Мне и с лодки видно предостаточно».
* * *
В «Рыбе» на левом берегу Кит прожил пять лет, и теперь его комната выглядела настоящим кабинетом архитектора: на стенах пришпилены планы и расписания, кресло у очага завалено одеждой и книгами, сверху они придавлены отрезом красного шелка (однажды на ярмарке Кит не удержался от соблазна и купил). Уже и не вспомнить, сколько лет назад он в последний раз отдыхал в этом кресле. В папке и на широком столе теперь не чертежи, а транспортные накладные, заявки на материалы, платежные ведомости и копии переписки с имперскими чиновниками.