Страница 3 из 13
Спустя пару месяцев после смерти матери отец Гласса объявил:
– Добился своего, к оружейнику тебя продал, – заплетающимся языком пробормотал он. После чего мужчина, еле удерживаясь на ногах, прошествовал к мирно сидящему на лестнице Хью, схватил его за шиворот и швырнул вниз. Гласс не успел сгруппироваться, поэтому просто кубарем свалился к ногам оружейника. Меланхоличного вида мужчина средних лет повел его в мастерскую.
Теперь почти все двадцать четыре часа в сутки он проводил в грязном и пыльном подвале. У оружейника было несколько рабов, но Гласс общался лишь с одним. Недавно купленный чернокожий мальчик того же возраста, что и Гласс, поначалу с настороженностью воспринял появление подмастерья. Однако вскоре положение Гласса здесь прояснилось. По факту он теперь был таким же рабом, как и чернокожие слуги оружейника, как и тот мальчик. Они сдружились на почве ненависти к своему хозяину. Главной и единственной целью обоих стало выживание. Причем у Хью здесь было несомненное преимущество. У него была семья и, пусть и номинальная, но свобода, дарованная ему по факту рождения.
Изо дня в день Гласс занимался чисткой ружей, уборкой мастерской и другими, еще более скучными занятиями. Мастер-оружейник не особенно много времени уделял тому, чтобы научить подмастерье азам своего искусства. Да и сам Гласс рвения к учебе не проявлял. Конечно, поначалу оружейное дело казалось ему достаточно интересным занятием, но чем ближе он знакомился с работой, тем меньше интереса вызывало в нем оружие. Впрочем, хотел он того или нет, а в оружии он стал разбираться почище любого охотника. Да и собственный рецепт взрывного пороха вскоре появился. В те времена практически у каждого охотника был свой собственный рецепт изготовления черного пороха. Кто-то предпочитал более крупный порох, кто-то особый сорт угля и т. п.
Еще какое-то время Гласс прослужил подмастерьем у оружейника. Ровно до тех пор, пока перед глазами не развеялась дымовая завеса. Как только всем показалось, что жизнь вошла в прежнее русло, Гласс увидел перед собой цель. И она была отнюдь не в том, чтобы стать оружейником, как и его предки из Ирландии, эта цель была за тысячи километров от этого мрачного подвала. Возможно, он еще не мог сказать точные координаты цели, но ясно было одно: чтобы приблизиться к цели, нужно как минимум начать путь.
Вместе с чернокожим мальчиком-рабом Хью Гласс начал продумывать план побега. Впрочем, это они сделали минут за пятнадцать, а вот вопрос, куда бежать, еще долго мучил головы подростков.
И вот в одно прекрасное утро Хью Гласс проснулся с мыслью о том, что выход есть только один, и он знает, какой. В Филадельфию как раз приехал их друг семьи. Оставалось найти его и попросить о помощи.
– Я хочу пойти служить на корабль, – мрачно и отчетливо произнес он.
Друг семьи внимательно посмотрел на мальчика, на лице которого застыло нехарактерное для такого возраста решительное выражение лица, и понял, что это не вопрос и не просьба, а простая констатация факта.
Покидая Филадельфию, Гласс чувствовал, что в какой-то степени предает семью, но оставаться в этом мертвом городе он больше не мог.
Глава 2. Моряк
Строго говоря, о ранних годах жизни Хью Гласса практически нет достоверных сведений. Одни источники утверждают, что он пошел в услужение к оружейнику, после чего сбежал и через десять лет оказался на корабле знаменитого пирата Жана Лафита. Другие источники отрицают службу у оружейника, зато долго рассказывают о том, как быстро Хью сделал себе морскую карьеру. Большинство же биографов Гласса вообще ничего не рассказывают о первых тридцати шести годах жизни Хью Гласса. Его история давно превратилась в легенду, в которой достоверны лишь два факта: медведь и триста километров ползком. Что привело его к берегу Гранд-Ривер? Здесь нам остается довольствоваться скудными, порой мало похожими на правду историями. Такими, что частенько рассказывал первопоселенец Джордж Юнт на своем ранчо в долине Напа.
На торговом судне Хью стал юнгой. Здесь не было никого из прежних знакомых Гласса, даже того друга семьи на борту не оказалось. Он решил задержаться в порту.
Пятнадцатилетний Гласс ничего не знал о законах морской жизни. Первое, что он сделал, – поставил ногу на столбик, за который пришвартовывали корабль. Проходящий мимо моряк как бы между делом столкнул его в воду и пошел дальше. Впоследствии оказалось, что на кнехты (так назывались эти тумбы) садиться никогда нельзя – так ты проявляешь неуважение к боцману. Таких примет и суеверий оказалось великое множество. Для Гласса это было открытием. Суеверия – удел впечатлительных женщин, но никак не моряков. Конечно, он знал о том, что на море есть свои законы, но не ожидал, что их столько. Причем большинство из них поначалу казались странными и даже глупыми.
– Вода – это стихия, ей нельзя бросать вызов, можно только уповать на удачу. Да и на берегу тоже, что бы ты ни делал, все зависит от удачи, а она не терпит пренебрежения и самонадеянности, – сказал тогда Глассу один из моряков.
Все трудные подростки начала XIX века рано или поздно попадали на корабль. Считалось, что морская служба быстро сбивает спесь с чересчур наглых мальчишек. В большинстве случаев они просто не выдерживали строгих порядков жизни на море. Ступая на берег, они становились смирными и послушными добропорядочными гражданами, которые лишь изредка заводят долгие рассказы о прекрасной и вольной жизни на море. Впрочем, обычно любители рассказывать подобные истории больше никогда не ступали на корабль, даже в качестве пассажира.
Как и всем, Хью и его другу, которого капитан скрепя сердце тоже принял на службу, казалось, что работа на корабле – не больше чем приключение. Что может быть сложного в том, чтобы добраться из одного пункта назначения в другой? Грести ведь не нужно, паруса сами приведут к берегу. Если повезет, придется отбивать товар от пиратов, ну, придется что-то сделать в экстренном порядке, когда начнется шторм… В любом случае это лишь небольшая часть путешествия. Остальное время можно задумчиво стоять на палубе и смотреть вдаль. Не стоит и говорить, что Хью ошибался.
Все на корабле зависело от воли капитана, первого человека на корабле. Он оказался человеком суровым и очень религиозным. Помощники у него были под стать ему. Матросы уже на вторую неделю пути буквально выли от волчьих порядков, которые здесь установил капитан.
На судне действовало несколько непреложных законов, главный из которых: всегда быть при деле. Вторым по важности законом была необходимость молчать во время работы. В целом оба этих правила в той или иной степени действовали на всех торговых и военных кораблях. Работа лишает человека необходимости думать, а в море это важно. Так как люди не имеют возможности выйти на берег, рано или поздно мысли приобретают мрачный оттенок. С таким настроем удача совершенно точно отвернется от тебя, а вскоре и от всего экипажа. Она не любит мрачных людей. Отсюда вытекал один из главных морских законов, за исполнением которого капитану следить нужды не было. Что бы с тобой ни происходило, не следует относиться к этому чересчур серьезно. Шторм, нападение, болезнь, смерть… Да что угодно. Мрачные мысли привлекают неудачи, а это снижает шансы выжить не только человеку, но и всей команде. Что бы ни случилось, в первую очередь нужно было найти способ обернуть все в шутку.
Команда корабля состояла в основном из людей молодых и вспыльчивых. В замкнутом пространстве это неизбежно приводило к взаимному раздражению, плавно перетекающему в стычки, драки и бунты. Отсюда вытекало еще одно правило: молчать за работой. Чем меньше болтаешь, тем меньше поводов для конфликтов.
Работа не заканчивалась никогда. Одна только проверка такелажа, снастей и клетневка[4] занимали всю команду многие месяцы, не говоря уж о вахте, которую должен был ежедневно нести каждый матрос.
Хью день за днем занимался клетневанием и изготовлением так называемых «тонких концов», по-сухопутному – веревок. Из старых тросов и прочей рухляди надлежало плести годные для использования шкимушгары, бензельные и тренцевальные лини и марлини.
4
Клетневание – особый вид такелажной работы, заключающийся в следующем: на тренцованный и насмоленный трос кладут клетневину (старую парусину, нарезанную длинными узкими полосками) по спуску троса так, чтобы каждый ее шаг перекрывал следующий.