Страница 31 из 55
Хотя стоит ли на это надеться?
И мне опять безумно хочется в туалет, почему я не сделала этого у матери?
До конца переулка еще квартал, потом начнется улица, это я помню. Одна из центральных.
Там есть туалеты, но мне до них не дойти. Не добежать, не добраться, не донести того, что переполняет мочевой пузырь.
По всей видимости, это страх.
Демоны разыгрались не на шутку и им хочется меня унизить.
На днях, ближе к вечеру, возвращаясь домой из магазина, я увидела у двери подъезда женщину, сидящую на корточках.
Она была в приличном пальто и с портфелем.
Я видела ее со спины, судя по фигуре, ей было за сорок.
Она сидела на корточках и писала.
Это было унизительно, я закрыла глаза и быстро вбежала в подъезд.
Задранное пальто и приспущенные колготки.
Но то были не мои демоны.
Мои добрались до меня сейчас.
Я оглядываюсь по сторонам — снег валит по прежнему и никого нет, переулок пуст.
Я сажусь под ближайший голый куст и торопливо задираю плащ.
Демоны начинают бешено верещать, но я отмахиваюсь и приспускаю колготы и трусики.
Если кто–то и пойдет мимо, то мне плевать, сидит под кустом женщина в плаще и черных очках, и делает то, что она делает.
Потому что иначе ей не выжить.
Я чувствую, что я краснею, я много лет не делала этого на улице.
Демоны успокаиваются, я встаю, поправляю одежду и оглядываюсь по сторонам.
Грудь разрывается от боли, наверное, каким–то особенно уж острым коготком один из демонов задел душу.
И она тоже начала кровоточить.
Старый спор о том, чего в женщине больше — тела или души.
Им бы хотелось, чтобы тела. Одно тело, всегда только тело.
Поэтому мы делаем вид, что его не существует.
Мы состоим из одной души.
Хотя каждая из нас знает, что это не так.
Мое тело сейчас облегчилось, но моя душа начала кровоточить.
И темные очки тут не помогут.
Кому будет надо, тот все равно заметит.
Капли крови, будто у меня стигматы.
Но я не святая, я далеко не святая, я просто женщина, которая идет, не понятно куда и не знает, что ей дальше делать.
В этом состоянии совершенно спокойно можно оказаться под машиной, может быть, это и выход.
Но я его не хочу, это очень просто.
Тогда я ничего не узнаю, тогда правда останется невысказанной.
Хотя надо ли это — стремится узнать правду?
Я дохожу до улицы и перехожу на другую сторону.
Здесь магазины, здесь много народа.
Люди с довольными и люди с мрачными лицами.
Люди, чем–то озабоченные, и люди, абсолютно расслабленные.
И спокойные.
Люди.
Человеки.
«Ремонт человеков».
Контора Седого минутах в пятнадцати ходьбы отсюда.
Мне становится холодно и я чувствую, что хочу есть.
Надо было пообедать у матери, но я этого не сделала.
Я у нее не пообедала, я у нее не сходила в туалет.
В туалет я сходила на улице, под голым весенним кустом, кто–то мог вовсю насладиться зрелищем моей голой задницы.
А теперь я замерзла и хочу есть.
Демоны верещат, что хотят есть тоже, и я решаю их покормить.
Мы заходим в ближайшую забегаловку, где гамбургеры, хот–доги и кофе в пластиковых стаканчиках.
А еще кола и сок.
Но для колы и сока сейчас холодно, на улице все еще валит снег, хотя и весна.
Я подхожу к стойке и смотрю на меню.
Меню смотрит на меня, как на меня смотрит и девушка за стойкой.
Меню смотрит на меня с полным безразличием, таких как я тут каждый день множество.
Если и не миллионы, и не тысячи, то сотни.
И каждый — со своими демонами.
А вот девушка смотрит странно, видимо, у меня на лице написано, что что–то не так.
Я снимаю очки и улыбаюсь.
Девушка смотрит на меня и ждет, что я скажу.
Я заказываю гамбургер и стаканчик кофе, расплачиваюсь и жду, когда все это мне сгрузят на поднос.
Можно было бы пойти в кафе, сесть за нормальный столик и съесть нормальный обед.
Но нормальная жизнь кончилась, она утратила комфорт, душа кровоточит, так что демоны разделят со мной гамбургер.
Я ем стоя, чувствуя спиной, как девушка за стойкой смотрит на меня, будто я совершенно изумительный экспонат.
Таких ей еще не приходилась видеть.
Тридцатишестилетняя тетка, которую хотят убить.
И которая сошла с ума.
У которой есть муж и нашелся отец.
Вроде бы нашелся, хотя стоило ли его искать.
Гамбургер нравится демонам, они просят еще, но я твердо говорю им «нет!».
Они начинают хныкать, а потом опять царапаться.
Я допиваю кофе, смотрю еще раз на девушку за стойкой и думаю о том, что ей гораздо лучше, чем мне.
Будем надеяться.
Всегда надо надеяться, что кому–то лучше.
Что у кого–то демоны добрее.
А может, их вообще нет.
Жизнь без демонов.
После кофе и гамбургера внутри становится тепло, кровь не так хлещет из стигматов.
И я опять могу думать.
Я пытаюсь рассмотреть, что у меня в левой половине головы, но там все еще темно, пусть даже не так, как раньше.
Темнота не ночная, а сумеречная, будем надеяться, что это предутренние сумерки, то есть, перед рассветом.
Я выхожу из забегаловки, оставив внутри гамбургеры, хот–доги, кофе в пластиковых стаканчиках, колу и соки, а так же стойку и девушку за ней.
Мне кажется, что у нее тоже есть сумочка, в которой лежат какие–нибудь фотографии.
Хотя лучше бы, чтобы этого не было.
Я иду все по той же стороне улицы, домой мне не хочется по прежнему.
Я думаю о том, зачем мой муж держит дома дискету с дурацким текстом.
Я переключаюсь на эту мысль, я пытаюсь справится со всем этим сама, без помощи Седого и его кубика.
Хотя когда в левой половине головы прояснится, то кубик мне еще понадобиться.
Все равно он внутри и у моего мужа — такой же.
Текст на дискете, молодая женщина и пожилой мужчина.
Молодую женщину зовут Майей, мужчину — Николаем Александровичем.
Николай Александрович — мой отец.
Будем считать, что он мой отец.
Но зачем муж хранит дома эту дискету и кто написал этот текст?
Сам он не мог этого сделать, он может сделать все, что угодно, но только не это.
Это могла сделать Майя, а мог и Н. А.
Так называть его проще, Н. А., а не Николай Александрович.
И почему–то мне кажется, что это сделал именно он, а не Майя.
Но если Н. А. мог написать один текст, то мог написать еще и множество других.
И они могут быть не на дискетах в чьих–то столах.
И в этих текстах может быть что–то, что поможет мне решить, что делать дальше.
Если, конечно, я найду их, вот только я не знаю, как это сделать.
Можно пойти в библиотеку, но я не была в библиотеках со студенческих лет. И потом — я даже не знаю его фамилии.
Я не знаю фамилии человека, который может быть моим отцом, у меня с детства была фамилия матери, по крайней мере, до того момента, пока я не вышла замуж.
Можно зайти в книжный магазин, бывает, что на книгах печатают фотографии авторов, это уже теплее, демоны недовольно начинают хрюкать и вновь показывать свои коготки.
Я понимаю, что все это бред, но в последнее время таким бредом стала вся моя жизнь.
Если кубик Седого на какое–то время перестал работать, то это не значит, что я должна ждать. В апатии, в прострации, в полном бездействии.
Наоборот, я должна действовать, пусть даже все, что я не предприму, ни к чему не приведет.
Я иду по улице и ищу глазами книжный магазин. Любой, который встретится на моем пути.
Обычно я не хожу по книжным магазинам, поэтому и не знаю, что тут есть поблизости.
Но что–то есть, что–то просто обязано быть, иначе демоны не вели бы себя так по–хамски.
И я нахожу, я вижу большую вывеску, я убыстряю шаги.
Снег внезапно перестал и наступила какая–то странная погодная пауза.
Хотя он может пойти снова, как может пойти и дождь.
Я дохожу до магазина и ныряю под еще не освещенную вывеску.