Страница 3 из 15
Потом появился волкодав Савелий. Мне принесли его какого-то маленького и опухшего.
Маразматик, параноик и подозреваемый в детском алкоголизме стали пробовать жить у меня, известного эталона нормальности и уравновешенности.
Теперь у меня есть еще котенок. Котенка подобрали у ворот. Котенок женский. Все очень удивлялись такой женской котейной живучести. На улице минус двадцать пять. Хотя, когда котенка внесли, я бы и трех рублей на его благополучное выживание не поставил. Но обошлось. Котенок мордастый. На него все хотят посмотреть, даже щенки полезли было любопытствовать – и огребли.
Теперь, стало быть, у меня и кошки будут.
Господи, Господи, обереги меня еще от опоссумов.
Дрессировка
Моя собака приносит мне каждое утро подарок. Моего кота.
С высоты комода на это смотрит мой попугай.
Когда собака и кот были маленькие, попугай методично терзал их юные души пикированием. Теперь собака и кот выросли, и попугай перешел на осторожный образ жизни: по помещениям передвигается зигзагами, безумными перебежками, ночует в клетке, бдительно орет среди ночи, демонстрируя готовность к сопротивлению. На ноге у попугая цепочка, которую я защелкиваю на клетке при приходе гостей. Гостей мой попугай не жалует. Но и цепочку свою любит и снимать позволяет с трудом. Так и бегает, бряцая кандалами.
Собака приносит мне кота в пасти. Лапы у пса короткие, изящно приносить ежеутреннюю добычу не получается, тем более что кот особо не помогает своей транспортировке в мою спальню. Так, лапами задними иногда подсобит, а чтобы подтащить на себе, чтобы, напрягшись, тянуть за собой хищного пса – нет.
Показав мне подарок, собака ждет похвалы. Вот, мол, извольте видеть, пока вы спали-с, я добычу вам приволок редкостную, видите, диковина какая, котик-с, не каждый на такое способен, замечу. Пес у меня с самомнением.
Добыча тоже таращится на меня и тоже ждет поощрения за труды. Старый актер, перешедший недавно из амплуа первого героя в амплуа благородного старца с рваными ушами. Два раза натурально изображал гибель свою: любит ходить по врачам, псевдопаралитик.
На перформанс прибегает безумным галопом попугай. Этому вообще не очень понятно, что надобно, но быть ему у меня в спальне надо стопроцентно. Летать он не очень любит, но тут совершает над собой усилие, садится у моего изголовья и лезет в ухо. А клюв у него – он гвозди перекусывает, не особенно понежишься.
Просыпаешься, как Робинзон Крузо, моряк из Йорка. Пес с манией величия, каторжанин-попугай и кот – заслуженный деятель искусств. Все требуют жрать.
Жрут, конечно, разное. Но пес подзакусывает еще и кошачьим кормом, попугай утаскивает свои яблоки и бананы на шкаф и там поправляет нервную систему, а кот вымогает у меня тунца, которого ему нельзя.
Выдрессировали они меня прекрасно. Мне бы еще черепаху, двух хорьков и козу. Чтобы уж совсем бесповоротно.
Сделай себе собеседника
Утром проснулся от привычных ласк пса Савелия, рыщущего по этажам в поисках острых наслаждений (а с его лапами это очень непросто – бегать по этажам, поверьте). Проснулся, обтер о пышную перину обслюнявленное лицо и задумался.
Чем хорош мой верный Савелий? Всем.
Во-первых, надень на него красные сапожки и жилетку в блестящую звездочку, дай ему часы с цепочкой, пенсне из проволоки скрути, рыжелую касторовую шляпу ему дай – и получишь прекрасного, тонкого собеседника. Интеллигента. Не трогай его еду, не показывай ему страшную красную утю и включи в ванной свет – все! Это весь райдер Савелия-собеседника! Сиди, беседуй, целуй. Надоест беседовать – открой дверь и кидай мячик. Удобно.
С людьми мячик помогает не всегда.
Тут на днях ко мне заезжал мой бывший студент. Приглашал меня вступить в какое-то интеллектуальное сообщество. Я был готов от тоски и ужаса вазу в окно запустить, не то что мячик…
А было б здорово! Вазу – хренак! Звон! Ваза вылетает и вдребезги об телегу! Каждый черепок ценой в пять жидовских червонцев! Окно венецийское обрушивается вослед! Я к пролому оконному – халат в соусе и совсем разобран, жабо в полнейшем беспорядке, в руке канделябр, бакенбарды – в стороны, дыбом и дымятся! От усов искры – совершеннейшие метеоры по комнатам! Глаза со скрипом вращаются произвольно в различные стороны!
– Сидор! Егорий! Выпущайте Михайлу Васильевича! Будем счас скубента на чепь засаживать в яме! В рекруты его! На персиянскую войну! К графу Паскевичу под абажур! Туда прям его! Засунем, подержим!..
И вон уже Сидор да Егорий с присными из подвала выматывают воротом медведя. Уже в далеком уездном присутствии встрепенулся бодрый капитан-исправник, повинуясь чутью на скорую христианскую муку…
А студентик только сидеть может окаменело с ртом разинутым. Тут тебе, милый, не Москва, тут или жри, или умри!
И не спорь с гостеприимным хозяином про французскую любовь с политикой. Ничего, отслужишь свои двадцать пять годков и пять лет в запасе в крепости отсидишь, вернешься бравым унтером об одной ноге, с рассказами, с семнадцатью ранениями и пулею в усохшей от жары голове. Устрою тебя, не брошу в бурьяне помирать. Станешь, к примеру говоря… да хоть бы и сторожем при бахче станешь, политолог. Трубочку кури в шалашике да кавуны карауль, лысину обтирая фуражечкой. Хорошо, верно?! Не рыдай! Возьми пятачок, не побрезгуй принять в буфете, на станции… Все у тебя еще получится!
Как понимаете, с Савелием все гораздо проще. Мячик – Савелий – мячик – Савелий – мячик… И так часами можно.
Во-вторых, пес мой любит, когда я пою и играю на музыкальных инструментах. В эти минуты он прибегает с чем-то нужным в зубах и слушает. Отбегает на секунду, что-то еще притащит и снова слушает, упершись башкой в ножку стула. В эти мгновения он на моего бывшего тестя похож. Так и сидим вечерами. Крыса из поролона, два мячика-сиротки, кость из крепкого желатина, эстет Савелий, я.
И Гайдн, в общем, с нами.
В-третьих, Савелий не выносит посторонних в доме. Мечется меж мной и зашедшими, лает визгливенько: «Мы их, бать, давай сейчас прям рвать начнем на клочки! Ладно, хорошо, да, да, да?! Я прям счас вон ту буду кусить, противную, с зубами страшными белыми! Ты видел, бать, видел, какие у нее зубищи здоровенные?! Как у лосихи! Давай ей утю нашу покажи! Ну, ту, да! Страшенную утю, ту, которая тогда, страшенную! Не боится, смотри-ка! Скалится еще, конченая! А я ее кусить все равно буду, люблю тебя потому как, нету сил как я тебя обожаю, люблю, люблю, охраняю! А ты вон того куси, здорового, в носках, да, да, да! Бать, ты первый давай, да?! Гаси того, я – эту буду рвать тут прям, да, да, да! Зубами рвать!»
То есть Савелий в эти минуты думает примерно то же, что думаю я. А такие минуты душевного единения превращают нас в семью.
В-четвертых, у Савелия огромные уши. И он похож на пьющую лису.
Колбаса
Иногда я приношу домой колбасу. Сам не ем, но приношу. Я и другим не очень позволяю налегать на колбасу, но приношу все равно. Вероятно, это колбасный гипноз.
Пес Савелий Парменыч, которому колбасу точно не дают, радуется колбасе больше всех. Удивительное зрелище. Савелий Парменыч начинает вприсядку ходить вокруг меня. Потом он в обалдении лупасит хвостом по полу. Потом вскидывается! Боже! Вот оно! Это ведь! Как бы… может, это в последний раз! Как в прошлый последний раз!.. Тут Савелий растопыривает гигантские уши свои и сглатывает.
А потом бежит хвастаться всем местным собакам, что вот, колбасу принесли… такое, понимаете, дело, что принесли колбасу, которая… боже! боже! …которая вся… такая… и, главное, много притащил этот, который тот, ну, хозяин, что ли, как его назвать-то… ужасно много колбасы притащил, мне, да, только мне… а это очевидно! на всех не хватит… да! сам не ест! все мне! нет! много, но мне… не вижу, нет! не вижу противоречия… а вот вообразите! да! нету! нету противоречия! позвольте я вас сейчас укушу, что ли? а за жопу, например? А? А?! Развели тут… поговорить на темы не с кем, как в пустыне умственной живу! идиоты… про тебя, да, а ты куда еще, ты-то, обсосок поросячий, куда встреваешь?! лезет он… ипанарот ты вонючий!..