Страница 33 из 190
Настасья Фетисовна невольно заслонилась рукой и, стараясь казаться спокойной, сказала:
— Дверь не заперта, пожалуйста, заходите.
— Басаргин!
Из-за угла избушки вырос огромный, грузный казак, заглядывавший раньше в окно; он застыл с широко выпученными глазами. Даже в необыкновенной своей папахе казачишка был ему в плечо.
— Что изволите, господин вахмистр?
— А-с-с-мотреть!
Басаргин схватил женщину за плечо и скомандовал:
— Иди передом!
Настасья Фетисовна вошла в избу. Казак, вытянув шею, сначала заглянул внутрь и только потом перешагнул через порог. На голбчике он увидел сидевшего дедку Мирона и оглушительно заревел:
— Руки уверх!
Дед Мирон поднял худые, сморщенные руки и слезящимися глазами испуганно уставился на казака. Басаргин заглянул под кровать, на полати и даже, встав на колени, посмотрел в черный зев подпечья.
Настасья Фетисовна стояла, опершись на стол, и смотрела то на широкую спину казака, то на свекра. Руки деда Мирона дрожали от старости и слабости и невольно опускались, а он все силился держать их над головой…
— Опустите, батюшка, вы же из годов вышедший…
— Ма-а-лчать! — взвизгнул Басаргин.
Он открыл шкафчик с посудой и заглянул в него. Потом сорвал одеяло с кровати, подушки и постель и бросил на середину избы.
Убедившись, что и под постелью нет никого, он, ступая прямо по подушкам, пошел к порогу.
Настасья Фетисовна нагнулась и хотела было сложить одеяло и подушки на кровать, но казак обернулся и еще более грозно закричал:
— Ма-а-лчать!
Не закрывая распахнутой настежь двери, Басаргин громко доложил:
— Все мышиные норки перерыл — одного партизана захватил, господин вахмистр!
— А бомбы у него нет?
Стоявшие у дверей промерзли и вошли в избу. Карателей было семеро.
— Никак нет, господин вахмистр, бомбов не оказалось!
Вахмистр пытливо взглянул на деда Мирона выпуклыми, рачьими глазками, нахмурился и прошел в передний угол. В избе, без папахи, вахмистр выглядел сказочным «карлой». Короткие ноги его были кривы. Настасья Фетисовна схватила белье с пола и бросила на кровать.
Старческие колени дедки Мирона тряслись, поднятые руки опустились ниже головы.
Настасья Фетисовна не выдержала и снова сказала:
— Да опустите вы, батюшка, руки, ведь у вас же в чем душа держится…
Вахмистр подошел вплотную к женщине и в упор взглянул ей в глаза своими выпуклыми глазками.
— Ты кто? Кто ты тут командовать? — И, повернувшись к карателям, приказал: — Связать его! На мороз! Под горячие плети! Без подробных сведений не являться!
— Слушаюсь, господин вахмистр!..
Каратели во главе с Басаргиным подхватили часто мигающего слезящимися глазами деда Мирона и поволокли из избы.
— Прощай, дочка! — обернувшись, сказал дед и уже из сеней крикнул: — Обо мне не думай! Отжило дерево — можно и в поленницу…
Дверь за карателями захлопнулась.
— Ну-с, Корниха, а я уж, видно, сам поговорю с тобой! Са-а-ам! — срывающимся в фальцет голосом закричал белогвардеец. — Но сначала угости гостя. Перемерзли, отощали в дороге. Попотчуй, как своих гостей потчуешь. Я про тебя все знаю, партизанская ты мать!..
Настасья Фетисовна достала из печки горшок с кашей.
— Так, так, — хмыкал себе под нос «карла». — Ну, а как бы там перед едой, хозяюшка, того-этого… — Маленькое личико вахмистра сощурилось, искательная улыбка мелькнула в глазах.
Женщина молчала. В избу со двора вошел Басаргин и вытянулся у порога:
— Кровью подплыл. Посинел весь, чуть дышит, а молчит, господин вахмистр.
— Посолить сверху да дать еще — заговорит!..
— Пробовали, солили. Хорошо того бить, кто плачет, господин вахмистр, а этого — как по дереву…
— А ну-ка, я сам на подмогу выйду! Так приготовь тут… — повернувшись к хозяйке и выразительно щелкнув себя пальцами по воротнику, сказал вахмистр.
Он надел папаху и, часто шагая короткими ногами, вышел за Басаргиным.
«Через окно. Надеть лыжи — и в лес… Часовой поставлен на дороге… Зипун! Топор!..»
В одну руку Настасья Фетисовна схватила зипун, в другую — топор. На носках она подошла к окну и сильно надавила на створчатую раму. Забухшая рама только подалась под рукой. «Ой, накроют! Ой, накроют!..» Настасья Фетисовна нажала плечом, и рама распахнулась, обдав разгоряченное лицо морозом.
Единственное окно избушки выходило к реке. На дворе она услышала свист плетей, крики карателей и предсмертные стоны свекра. Распластавшись вдоль стены, Настасья Фетисовна тихо подошла к сеням, где стояли лыжи, схватила их, всунула ноги в юксы и катнулась под гору к реке.
Белогвардейцы заметили женщину, только когда она поднималась на противоположный берег. Несколько голосов крикнуло одновременно:
— Держи!.. Стреляй!..
Кто-то бросился наперерез, но без лыж завяз в сугробе. Раз за разом ударили три выстрела. Пуля обожгла левую кисть, и топор упал на снег.
Пихты были уже рядом. Настасья Фетисовна скользнула в тайгу.
Глава XL
Тени набежали на заимку. Каратели обдирали корову, собираясь увезти мясо в отряд.
Басаргин крикнул им:
— Живей управляйтесь! У меня уж жаркое жарится…
Из открытых ворот скотника на двор вышел старый мерин Пузан и тусклыми, скорбными глазами уставился на незнакомых людей.
Безусый киргизоватый подросток-казачонок подмигнул товарищам и серьезно сказал:
— А ведь не попасть нашему Поликахе в мерина. Кисет прозакладываю — не попасть!
— Ну, это еще бабушка надвое сказала! — предвкушая «солдатское развлечение», тотчас же откликнулся седоусый горбоносый казак Емельян Назаров. — А ну-ка, Поликаха, тенькни его промежду глаз. Покажи, как старые казаки из винтовки жука на полету бьют…
Басаргин схватил прислоненную к стенке драгунку, прочно, по уставу, раздвинул ноги, подался корпусом вперед, прицелился и выстрелил.
Конь упал. Гребанул копытами снег раз-другой, крупно задрожал и затих. Лужа крови медленно расползлась вокруг длинной головы его.
— Давай кисет! — подступил Поликаха к казачонку.
Каратели громко, весело засмеялись.
— Попался, щенок!..
— Нарвался на Поликаху!..
— Я, господа казаки, в бытность мою на озере Нор-Зайсане… А уж кто не знает, что дикого кабанья — секачей — в тамошних камышах неистребимая сила… То есть как мурашни… Так, не поверите, я… — расхваставшийся Поликаха обвел карателей гордым взглядом.
— Крой! Кто это не поверит? Кто смеет не поверить моему одностаничнику? — поддержал Поликаху все тот же горбоносый, седоусый Емельян Назаров.
— Не сходя с места, двадцать два кабана положил! Как какой выскочит из камышей, я его эдак раз в самый пятак. Он с гόлком — όземь… Опять какой посунется в мою сторону — я его эдак раз в пятак…
Басаргин каждый раз примерно вскидывал и, прицелившись в нос казачонка из винтовки, дергал за спуск, а казачонок вздрагивал и моргал раскосыми глазами.
— А то еще, не поверите, случай у меня на том же озере Нор-Зайсане с тигрой был…
— Поликаха! — испуганно вытянувшись во фронт и глядя в сторону избушки, вскричал раскосый казачонок. — Вахмистр кличет!
Большой, тучный, седобородый Басаргин круто повернулся и под громкий хохот карателей вразвалку бросился к избушке.
— Изволили звать, господин вахмистр? — лихо козырнув, спросил раскрасневшийся на морозе Басаргин.
Вахмистр Грызлов, догадавшись, что товарищи подшутили над Поликахой, криво улыбнулся и сказал:
— Зови ребят, ужинать пора…
Стемнело. Басаргин зажег лампу. Вошли казаки и наполнили избу морозом, запахом дегтя, ворвани и табака.
Поликаха возился у печки. Железной клюкой он мешал жарко нагоревшие угли, на которых шипело и дымилось мясо в большой жаровне.
— Боевой у нас Басаргин, господин вахмистр, — сказал Емельян Назаров. — Слышали бы вы, господин вахмистр, как он на озере Нор-Зайсане охотился… Вот только про тигру не успел рассказать: вы позвали, — засмеялся горбоносый.