Страница 135 из 190
Старичок сел, и Боголепов продолжал:
— За границей в сходных с нами горных местах давно перешли на высокопродуктивное животноводство. Возьмите альпийские хозяйства Швейцарии, Баварии и некоторые части северного побережья Франции. Я, буду прямо говорить, узнал об этом из учебника, когда готовился к зачету в техникуме механизации.
С каждой минутой Андрей проникался все большим и большим уважением к докладчику: «Оказывается, он и в техникуме механизации учится!..» А тот говорил уже о никому не нужных, разорительных посевах по горным склонам, приводил разительные цифры, называл и обобщал факты…
Доклад открыл Андрею глаза на земледелие в горных районах. Такое «земледелие» под корень рубило животноводство и не давало хлеба.
Андрей стал записывать мысли по этому поводу, но сидевший справа колхозник дотронулся до его плеча и передал ему записку от Леонтьева: «Обратите внимание на крайнего слева в президиуме. Это заместитель председателя колхоза — Колупаев. Метит в председатели. Талантливый клеветник. Коварный Яго. Вместе с безвольным счетоводом-пьяницей Кривоносовым, как лилипуты Гулливера, они опутали Боголепова тысячами нитей».
Андрей отыскал глазами Колупаева. Он сидел, поставив локти обеих рук на стол и подперев ладонями большую голову на тонкой шее. Казалось, не поддерживай Колупаев свою голову, она непременно свихнулась бы набок. «Живые мощи», — подумал о нем Андрей.
Голый череп Колупаева с сильными западинами на висках был туго обтянут пергаментно-блеклой кожей. Острый, сморщенный подбородок и большие хрящеватые уши напоминали увеличенное изображение летучей мыши. Ни усов, ни бороды на лице Колупаева не росло. С одинаковым успехом ему можно было дать и под сорок и за шестьдесят. В провалившихся глазницах сверкали желтые, лисьи глаза с расширенными зрачками.
Колупаев бесстрастно смотрел куда-то поверх голов сидящих и, казалось, не слышал ни слова из того, что говорил докладчик. Но так только казалось. В действительности он весь был напряжен до чрезвычайности. Мефодий Евтихиевич (так звали Колупаева) подсчитывал своих сторонников и с секунды на секунду ждал ошарашивающих реплик с их стороны, чтобы, сбив докладчика, затеять обычный галдеж, подтверждающий справедливость многочисленных сигналов в райком о пьянстве и распутстве Боголепова, о буйстве его сторонниц.
«Сейчас, вот сейчас ахнут его обухом между глаз».
Но Боголепова никто не прерывал.
«Неужто слова, оброненные мной на собрании актива о тройной итальянской бухгалтерии в правлении, отнесены Леонтьевым не к Боголепову? — с напряжением думал Мефодий Евтихиевич. — Все может быть! Но ведь бабы-то налицо! Они и сегодня ему в рот смотрят… С кормами труба: скот падает… Неужто и с кормами разнюхали?»
Доклад близился к концу. Боголепов говорил о перспективах быстрого роста колхоза при условии, если новому правлению удастся добиться снижения плана посевов ржи и пшеницы.
— Я буду прямо говорить: трижды по этому вопросу ездил в район, один раз — в край. Набил шишек на лбу, а ничего не добился. Но, товарищи, во что бы то ни стало, а добиваться этого надо…
Докладчик повернулся к президиуму и говорил теперь, глядя в лицо Леонтьеву:
— Арифметика тут, товарищи, я буду прямо говорить, простая, и рано или поздно, а мы докажем это плановикам… Уборка ржи вручную и лобогрейками сокращает и без того короткие сроки заготовки кормов по крайней мере на три недели. А сколько отрывает прополка! Да выбросьте всегдашние июльские наши дожди и посчитайте… Что остается на сенокос? Остаются рожки да ножки. А рожь подпирает уборка пшеницы, и выходит, что за сенокос мы снова беремся лишь в конце сентября — в октябре. Ну, а какая уж в ту пору трава, я буду прямо говорить, это не трава — дрова…
— Эдак, эдак, Кистинтин Садокович! Дрова, перерослые дудки! — вставил опять знакомый уже Андрею старичок с выцветшими глазами. — С них, с этих дудок, только навоз, а молочка — шильцем хлебать. Обязательно унизить надо ржаные планы!
Боголепов хотел было продолжать, но поднялся рослый колхозник с окладистой бородой цвета монетной меди, Фрол Седых, по прозванию Наглядный Факт.
— Я, товарищи, скажу только одни наглядный факт, — начал он. — Справедливо говорит Садокович: засекает нас эта самая пустоколосая рожь… — Фрол ребром ладони, как ножом, полоснул себя по дремучей бороде. При этом глаза его закрылись на мгновенье, точно и на самом деле он получил смертельный удар. — Комбайн ее, завсегда полеглую, дуром выбуревшую, завсегда сорную, в наших чертоломных крутиках не берет — это же наглядный факт! А попробуй-ка скосить ее косами! И еще наглядный факт, товарищ секретарь райкома: какой мы заготовляем силос? — Фрол уставился на Леонтьева. — Силосуем мы, как нищий кусочки под окнами собирает Христа ради, по логам, по сограм, за много километров от фермы, по невыездному крутоложью, топчем силос в земляные ямы, и получается у нас в сводках центнеров много, а силос дрянь — наглядный факт! И главное еще, что не под руками он, а у черта на куличках — по логам, и забивает его зимами снегом до пяти метров, не докопаешься. Я, товарищи, три года работал в совхозе «Горный скотовод». И там ученые зоотехники пшеницы и ржи этой на зерно горсти не сеют — это же наглядный факт! А сеют они только ячмень и овес на фураж, рожь — на зеленку да корнеплоды. Эдакую агромадную вкусную кормовую овощу, что ее при нужде и сам бы ел… Так у них кормов, — Фрол поднял руку выше головы, — завались!
Седых говорил увлекательно, собрание слушало его «во все уши».
— А мы каждый год, — бородатое лицо Фрола болезненно скривилось, — с марта свистим в кулак: роняем скотину. И захудает она у нас, сердешная, так, что половину лета только свое потерянное тело набирает. Совхозовцы берут от своей коровы-барыни на середыш двадцать пять — тридцать центнеров молока за год, а мы от нашей захлюстанной бедолаги — двенадцать. Это же наглядный факт!
Бородач сел, довольный, что его не прервали, и снова с тем же страстным убеждением заговорил Боголепов:
— С высоты птичьего полета, я буду прямо говорить, сплошная ерунда получается. Партия решениями сентябрьского Пленума поставила задачу об улучшении сельского хозяйства, о достижении скорой зажиточности колхозников, а наши плановики в крае и в районе решили всюду одинаково увеличивать посевные площади. Я прямо скажу: ничего не понимают в деле такие горе-плановики. С таким «планированием», буду прямо говорить, не будешь богат, а станешь горбат. Мед, молоко, масло, сыр и мясо нам так же нужны, как и хлеб… Увеличивайте, товарищи плановики, посевы на равнинах, а мы в горах будем развивать скотоводство и увеличивать пасеки. С медом, с мясом, с сыром и хлеба человеку меньше потребуется.
За кого считают нас эти канцеляристы? За детей? Почему они связывают нам руки в делах, в которых мы заинтересованы кровно? А им во что бы то ни стало сей, а что получишь от жилетки рукава — это их не касается. Если же себестоимость одного пуда хлеба при нашей дьявольской уборке, буду прямо говорить, мы вгоним в непосильную денежку, а из-за этого недодадим государству сотни центнеров меда и масла, мы ни сельского хозяйства не поднимем, ни скорой зажиточности колхозника не добьемся!
Что стране нужен хлеб — это верно, но пора же, наконец, понять, что и не просто хлеб, не любой ценой, а дешевый!..
— Правильно!
— В самую точку! — закричали со всех сторон колхозники. А женщины вскочили с мест и начали так дружно аплодировать, что даже и могучего боголепского баса стало не слышно.
Андрей невольно взглянул на жену Боголепова. От переполнявшей ее любви, от счастья за мужа из больших печальных ее глаз катились слезы, а полные нежные губы что-то шептали.
Окончив доклад, Боголепов сел рядом с Леонтьевым, вытер платком раскрасневшееся лицо и откинул со лба взмокшие черные кудри.
Первой попросила слова лучшая доярка колхоза Анна Михайловна Заплаткина. На трибуну вышла худенькая, скуластая женщина в ватнике, повязанная серой шалью. Большими темными руками она поправила шаль и робко улыбнулась собранию. Потом сняла шаль и положила ее на трибуну.