Страница 11 из 15
14 июля 1471 года на реке Шелони произошло сражение. Сначала лучше вооруженная новгородская пехота стала теснить московскую и суздальскую. Затем, в кульминационный момент боя, ей во фланг ударила московская и татарская конница, и, хотя на помощь своей пехоте выдвинулись новгородские конные бояре, в бою наметился перелом. Однако командиры новгородской фаланги держались, ибо знали, что их отборная тяжелая конница из Владыкиного полка, подчиняющаяся приказам новгородского архиепископа, еще не тронулась с места. Сейчас тяжелые латники пойдут в атаку, наберут скорость и неудержимо, обученной железной массой, сомнут московских и татарских оболтусов Ивана. Но… вот только что-то она не атакует и не набирает свой победный ход. Мало того, она не трогается с места. Время идет, княжеские войска начинают одолевать, а помощи все нет и нет. Из-за «саботажа» тяжелой новгородской конницы победа Москвы была полной. Одновременно было сломлено сопротивление новгородцев в Двинской земле. Казнь в Русе виднейших вожаков «литовской партии» вызвала дезорганизацию новгородской правящей верхушки. Архиепископ и православная Церковь однозначно и решительно поддержали Москву, а не католическую Польшу.
Казалось бы, в этих обстоятельствах Иван III, диктуя условия Коростынского договора 1471 года, мог одним росчерком пера покончить с республикой. Однако великий князь нашел нужным разыграть внезапную умеренность. Он довольствовался выкупом и признанием своих суверенных прав, но в текст акта о подчинении республики он ввернул несколько двусмысленных слов, которые делали его верховным судьей. За несколько лет его суд в глазах новгородского плебса показал себя более обьективным и честным, чем судьи зажравшихся «родных» олигархов. Сохранив «призрак» свободы, Иван III продлил агонию Новгорода. За действиями тридцатилетнего князя стояли трезвость политического расчета и холодная логика государственного деятеля, сознание своей силы и учет потенциальных возможностей умирающей республики, которая в последнем порыве еще могла вспомнить и Невскую битву, и Ледовое побоище, и Раковорскую победу, и, если перегнуть палку, устранить нейтралитет конницы архиепископа. Что тогда?
Расчет Ивана III полностью оправдался. Шесть с половиной лет, отделяющие Коростынский договор от зимнего похода Ивана в 1477–1478 годах, были временем постепенного умирания Новгородской боярской республики, завершившегося ликвидацией «призрака» новгородской свободы. Трудно говорить о какой-либо политической линии новгородского правительства в этот период бессмысленного метания из стороны в сторону. Поход Ивана III помог прекратить существование феодальной республики. Причем когда в 1477-м он пошел на Новгород, то сперва не думал его покорять. Его природная, мудрая осторожность строителя империи взяла верх. Он допускал продолжение существования новгородской республики. Сколько? Да сколько потребуется. Он с собой вез тетрадку, в которой были собраны документы, обосновывавшие его право на земли по Северной Двине. Собственно, он хотел отнять у Новгорода двинские земли, только приблизив его падение. Благоразумно и осторожно полагая, что присоединение такой огромной и богатой республики должно быть поэтапным. Но когда он пришел в Новгород, то о Двине разговора уже не было. Новгород сдался, и в январе 1478 года был присоединен к Москве, потому что его уже некому было защищать. Вернее, защищать бояр уже никто не собирался. В московском князе простые люди, недовольные боярством, возможно, увидели защитника своих интересов.
В январе 1478 года произошло политическое объединение северной Великороссии с ее центром, взявшим на себя инициативу создания единого Русского государства.
Великие события неизбежно порождают великие легенды. С крушением Новгорода связаны многие мифологические сюжеты. Вседержитель с распростертой под куполом Софийского собора рукой; плачущие иконы в новгородских храмах; разбитый вечевой колокол… Знамения, пророчества, видения… Михаил Клопский, Зосима Соловецкий, Марфа-посадница… Легенды и реальность переплетаются, создают причудливый исторический узор.
Но в целом надо признать, что в эти решающие годы мудрость проявил не только князь Иван, но и многие новгородцы, и в первую очередь новгородская православная церковь в лице архиепископа; разумным решением НЕ использовать по полной свою тяжелую «владыкину» конницу и самые крепкие на Руси укрепления.
Таким образом, в Новгороде существовал своеобразный триумвират управления: выборный посадник, выборный архиепископ и приглашенный князь, который находился под контролем посадника и архиепископа. И при этой сложной системе правления республики на все объединение с Московским государством, не без помощи церковных деятелей, ушло всего 7 (семь) лет. В других странах на такое уходили десятилетия, как во Франции (бургундские войны) и Англии (Война Алой и Белой розы). Или столетия, как в Германии и Италии. Или – эту проблему вообще не удавалось решить, как в мечтательно «сарматской» Польше или в не менее мечтательной Венгрии. А о метаниях украинских гетманов тут лучше и не вспоминать вообще. Последовательным оказался только Богдан Хмельницкий. Вот уж действительно – Богом дан. А его сын Юрий – уже ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Но в целом, подводя итоги о роли, духе и присоединении Новгорода, нужно сделать одно важнейшее замечание. Превратившийся в столицу боярского сепаратизма во 2-й половине XV-го века Новгород тем не менее имел в своей управленческой структуре исключительно сильного сторонника присоединения к Москве, а не к Польше и Литве – Новгородского архиепископа, который и склонил часу весов в сторону Москвы – и великого будущего единой России. Прямо надо признать, что сепаратизм новгородского боярства при этом отнюдь не исчез. И уже после присоединения мятежи, ереси и заговоры здесь воспроизводились довольно регулярно, пока не были жестоко подавлены Иваном Грозным. Но главное было сделано. И, хотя венчание на царство в России произошло в 1547 году, а повторное принятие титула императора российского – в 1721-м (ибо «царь», т. е. «цесарь», и «император» по сути имеют одно и то же значение), фактически Россия стала великой державой, вставшей в один ряд с Габсбургами Австрии и Испании, именно в 1478 году при объединении Москвы и древнего Новгорода. Хотя Псков и Рязань еще оставались независимыми, а Смоленск и Брянск под властью Литвы – главный шаг в построении великой Русской державы был сделан. Добавим сразу, что, хотя этот шаг делался не один год и потребовал много политических усилий, крови было пролито гораздо меньше, чем при присоединении Восточной (Левобережной) Украины во второй половине XVII века. Северный Великий Новгород, богатый, хорошо вооруженный, оказался мудрее южной Украины. Почему? Это мы увидим позже. Здесь же стоит еще раз отметить причину новгородского тупика – непомерную жадность новгородского олигархата. Как это назидательно для наших дней!!
Глава 2. Взлет и падение Литовской Руси. Лукавость Запада
Литовцы
К IX веку литовцы, впервые упомянутые в летописях в 1009 году, состояли из нескольких племен – литвинов, жмудинов, ятвягов. Пруссы жили над Вислою и Неманом, жмудины – в устье Немана, собственно литовцы – в бассейне Вили, жемгола – на левом берегу Двины, куроны – на полуострове между Балтийским морем и Рижским заливом, летгола – латыши – на южном побережье Двины, ятвяги – между Западным Бугом и верховьями Немана. У литовцев почти не было городов. Все литовские племена жили в условиях родового быта, имея многочисленных родовых старейшин. Наша летопись и древнейшие немецкие хроники называют этих старейшин «князьями», насчитывают многие десятки их. Эти князья пользовались почетом и уважением литовцев, остальное население находилось у них в подчинении. Ни торговлей, ни ремеслами литовцы не занимались и даже не имели поселений городского типа. Они жили в лесах, в бедных хижинах, занимались земледелием или бортничеством. Культурное их развитие стояло очень невысоко. Сведения о религии литовцев сохранились у позднейших писателей. Эти сведения придают литовской религии характер стройно выработанных религиозных представлений. Но в этих сведениях имеется немало домыслов позднейшего характера. литовская религия отличалась такой же примитивностью, как и весь быт Литвы. Они верили в Перкуна, бога грома и молнии. Вообще, они поклонялись силам природы. Они почитали ужей и насекомых, любили гадания, поклонялись духам природы. Литовцы имели жрецов. Также отмечалось следующее.