Страница 10 из 15
Вечевой Новгород не только не сумел возглавить движение разрозненных русских земель к единству, но даже не ставил перед собой эту задачу. Республиканская форма государственности тех времен была жизнеспособной только в условиях феодальной раздробленности. Не случайно поэтому существование феодальных республик возможно было именно в XII–XIV веках.
Единственной политической силой, способной возглавить объединение русских земель в XV веке, была власть московского великого князя.
XV столетие было временем возникновения централизованных государств на всем Европейском континенте. Неизбежным следствием этого было поглощение республик соседними, более сильными монархическими государствами.
Изнутри крушение феодальных республик в XV веке было подготовлено развертыванием борьбы против олигархического управления государством. Борьба народных масс хотя и носила стихийный характер, объективно содействовала централизации.
Пятнадцатое столетие, разрушив традиционные средневековые торговые связи, переориентировав торговлю на обеспечение потребностей внутреннего экономического развития, ослабляло республиканские государства Венецию, Геную, Ганзу, в той или иной степени связанные с посреднической торговлей.
Пятнадцатое столетие стало трагическим для многих европейских феодальных республик. Генуэзская республика, потерпевшая поражение от Венеции в 1380 году в битве при Кьодже, неоднократно на протяжении столетия оказывалась под властью иноземцев.
Венецианская республика в XV веке потеряла многие свои владения на Средиземном море, и ее торговое могущество ослабло. Подобно расточительному наследнику, она продолжала существовать за счет накопленных богатств. Республиканское управление просуществовало здесь до наполеоновских войн только в силу незавершенности процесса политической централизации в Италии. Со второй половины XV века наметился упадок Ганзы – торгового объединения независимых городов-государств Балтийского побережья.
XV столетие с его поистине шекспировскими сюжетами и страстями и сегодня привлекает исторических романистов в их стремлении опытом истории выявить непреходящее, гуманистическое в этом опыте, раскрыть в прошлом социальные и социально-духовные предпосылки нашего нынешнего интернационального единства.
Специалисты-историки пока еще далеки от завершения политической и экономической характеристики каждой социальной категории Новгородской феодальной республики. И только оно, это завершение, может содействовать решению кардинального вопроса об общественной жизни Новгорода накануне его присоединения к Москве: определение социально-политического состава тех группировок внутри республики, которые тяготели соответственно к Москве либо были ее противниками.
Борьба сил централизации с силами сепаратизма переосмыслена у некоторых историков как конфликт великого князя с вечевым Новгородом.
Подобный подтекст не нов. Он характерен и для дореволюционной историографии, и для исторической беллетристики. Он в ограниченности политической мысли летописца XV века и в романтической идеализации демократической литературы XIX века. Он в герценовской формуле: «Москва спасла Россию, задушив то, что было свободного в русской жизни». Подобная концепция определялась не столько исторической закономерностью, сколько политическими тенденциями XIX века, борьбой с самодержавием. Однако уже для Л.И. Герцена первоочередная заслуга Москвы – в «спасении России». В этом, как подчеркивает советская историография, смысл борьбы централизации с сепаратизмом в деле объединения Русского государства. Надо прямо сказать, что к середине XV века новгородская республика в лице своего боярства превратилась из промышленно-финансовой опоры Северной Руси (и, кстати, помогая Москве в собирании земли против задиристой Твери) в откровенно реакционную силу, заигрывающую и с Ливонским Орденом, и с польско-литовской знатью. Появилась откровенная угроза перехода Новгорода под руку польского короля, что стало бы тотальной катастрофой для русского народа и объединения Руси. Присоединение Новгородской земли к Московскому княжеству было не падением Новгорода, а крушением боярской новгородской олигархии. Конечное поражение новгородских бояр в борьбе с объединяющейся Великороссией было исторически неизбежно. Оно определялось общими закономерностями исторического развития Великороссии, приводившими к ликвидации феодальной раздробленности. Московский князь боролся за единство Руси. Новгородские бояре отстаивали изжившую себя феодальную раздробленность.
Известный советский историк В.Н. Вернадский, наиболее подробно исследовавший процесс объединения Новгорода с Москвой, показал закономерность крушения феодальной республики и глубокую прогрессивность акта присоединения Новгорода к Русскому государству: «Победа великого князя над новгородским боярством была победой нового порядка над изжившей себя стариной. В 1478 году произошло политическое объединение северной Великороссии с ее центром, взявшим на себя инициативу в создании объединенного Русского государства. В этом огромное историческое значение событий 1478 года, важнейшей вехи в истории образования объединенного Русского государства. Присоединением северной Великороссии был разрешен главный вопрос русской политической жизни XV века. Политическое объединение Великороссии отнюдь не означало ни гибели, ни экономического упадка северной Великороссии. Новгород перестал быть ее политическим центром, но жизнь Новгородской земли, вошедшей теперь в состав объединенного Русского государства, не только не остановилась, а стала снова развиваться быстрыми темпами».
К середине XV столетия стало очевидным не только реакционное моральное падение новгородского боярства, но и то, что время самостоятельности Новгорода подходит к концу. Это понимала и новгородская боярская верхушка. «Господа» прекрасно сознавала, что она уже не в силах сохранить свои политические позиции. Обогатилась, комфортно устроилась политически – при тридцати шести посадниках-то. И стремилась сохранить хотя бы земли. Сохранить любой ценой. Боярская олигархия уже тогда прикидывала, с кем выгоднее быть: с Москвой или Литвой? Выбор был ограничен. Отдаться под власть Ивана III значило объединиться с Великороссией; перейти к Казимиру – порвать с Русью. Союз с Москвой сохранял православие; коалиция с Литвой порождала угрозу не только со стороны униатов, но и непосредственно со стороны католического Рима. Подчиниться Москве – безусловно, лишиться столетиями нажитого багажа политической власти и малая степень вероятности сохранить землевладение в нетронутом виде. Угроза московских «выводов» витала над новгородскими землевладельцами. Перейти к Казимиру – повысить шансы не только на сохранение цельности земельных владений, но и на возможность участия в политической жизни: власть польского короля и литовского князя все-таки была ограничена шляхетским сеймом. Новгород раскололся. Оппозиция Москве была активной и действенной, она добилась не только приглашения из Литвы потомка киевских князей Михаила Олельковича, но и одобрения вечем союза Новгорода с Литвой. Договор означал полный разрыв с Москвой и переход под власть католической Литвы, хотя и с сохранением (это специально оговаривалось соглашением) традиционного православия.
Для Москвы наступил решающий момент. Реакция, как правило, осторожного Ивана III была молниеносной.
1471 год
Весной 1471 года великий князь объявил о начале войны. Походу на Новгород Иван III придал характер защиты общенациональных интересов от впавших в «латинство» (католичество) новгородцев, хотя сохранение в Новгороде православия и оговаривалось особым соглашением с Литвой, и в Москве об этом знали. План военных действий предусматривал изоляцию Новгорода от жизненно важных районов республики.
Новгородское боярство оказалось в политическом вакууме. Псков был в союзе с Москвой. Казимир увяз в венгерских делах. Ливонский орден занял позицию дружественного в отношении Москвы нейтралитета. «Простая чадь» неохотно шла в ополчение: «литовцам» приходилось либо загонять ее силой, либо распалять демагогическими призывами, либо играть на полулегендарных воспоминаниях о былой «вольности».