Страница 4 из 49
Прежде всего это выразилось в коренной трансформации теоретической парадигмы данной науки. В силу определенных политико-идеологических и конъюнктурно-экономических причин на смену традиционной политической экономии пришла экономикс (экономическая теория), получившая широкое распространение в странах Западной Европы и США.
Весь опыт подобной трансформации наглядно показал, что такую смену этой парадигмы, связанную, по существу, с ликвидацией политической экономии как общетеоретической науки, ни в коей мере нельзя рассматривать в качестве магистрального направления (мейнстрим) развития мировой экономической мысли. Ибо экономикс не может претендовать на статус общетеоретической науки в силу как ограниченности предмета и метода ее исследования, так и весьма существенных недостатков, свойственных этой теории.
Во-первых, в сравнении с термином «политическая экономия» термин «экономическая теория» является неопределенным по своему содержанию. В самом деле, непонятно, о какой теории здесь идет речь. Ведь в экономической науке существует множество различных теорий (общих, частных, прикладных и т. п.). Именно на это обстоятельство обращают внимание многие исследователи, справедливо полагая, что такая подмена терминов ведет в конечном счете к ликвидации общетеоретической экономической науки, каковой является политическая экономия[21].
Во-вторых, игнорируя социальную природу экономических явлений и процессов, экономикс акцентирует внимание на изучении проблем эффективного выбора редких, ограниченных ресурсов и путей их рационального использования для производства товаров и услуг в условиях рыночной экономики. В этой связи выделяются три субъекта последней: фирмы, домохозяйства, государство. Что же касается ее социальных субъектов – наемных работников и капиталистов, – то они остаются «за кадром», игнорируются. Ничего не говорится здесь также и о главных хозяйствующих субъектах: транснациональных корпорациях, транснациональных банках, финансово-промышленных группах и других монополистических объединениях, вне анализа которых понять современную капиталистическую экономику невозможно[22].
В-третьих, методология экономикс ограничивается исключительно описательным блоком. В соответствии с таким методологическим под ходом здесь анализируются не сущностные, причинно-следственные закономерности развития рыночной экономики, а ее функциональные связи, внешние количественные зависимости, отображаемые посредством разнообразного математического инструментария: графиков, таблиц, схем, формул, моделей. Тем самым экономикс превращается в чрезмерно математизированную теорию, основные постулаты (аксиомы) которой отрываются от реальной действительности, не соответствуют ей. Поэтому авторитетные зарубежные экономисты критикуют ее за псевдонейтральность, асоциальность, схоластический тоталитаризм, априорную абстрактность, «математическое шарлатанство», игнорирование реалий хозяйственной практики[23].
Очевидно, по этой причине во второй половине XX в. в западных странах резко возрос интерес к исследованию политико-экономических проблем современного общества. Кроме того, необходимость такого исследования обусловлена, прежде всего, усилением тенденции к глобализации мировой экономики, взаимосвязи национальных и интернациональных процессов в сфере международных политических отношений, на основе которых возник так называемый космополитический реализм[24]. Это обстоятельство послужило исходным пунктом появления новой политической экономии. Базируясь на методологии неоинституционализма, опирающегося, в свою очередь, на основные постулаты экономикс, новая политэкономия видит свою задачу в изучении различных аспектов экономической политики, проблем общественного выбора посредством экономического моделирования социальных и политических процессов. Такой подход ограничивается, как правило, эмпирическим анализом, направленным на обработку огромного массива фактических данных, касающихся деятельности различных органов власти[25].
Как видим, новая политическая экономия претендует на статус универсальной общественной науки, стремясь объединить в единое целое ряд общественных наук: экономическую теорию, политологию и социологию. Заметим, нечто подобное имело место еще в первой половине XIX в. Так, основоположник позитивизма О. Конт намеревался заменить политическую экономию, правоведение и этику одной общей наукой – социологией. Однако этому намерению не суждено было сбыться вследствие его полной теоретико-методологической несостоятельности.
Думается, столь же мало шансов и у представителей новой политической экономии. Ибо механическое объединение в единую науку разных общественных наук вряд ли способно решить эту грандиозную задачу. Ведь в конечном счете это ведет, по существу, к ликвидации указанных наук (в том числе и политической экономии как таковой), поскольку каждая из них имеет свой особый предмет исследования.
Разумеется, это вовсе не означает, что политическая экономия не должна заниматься изучением социальных аспектов экономических явлений и процессов. Напротив, такое изучение должно осуществляться с точки зрения этих аспектов. Ибо подобный методологический подход всецело определяется предметом данной науки.
Следует отметить, что составной частью мировой экономической мысли является российская политическая экономия. Возникнув в начале XIX в., она развивалась в прогрессивном направлении. Но после совершения Октябрьской революции (1917) в течение двух десятилетий политическая экономия не признавалась официальной наукой. Такое признание пришло к ней в начале 40-х гг. прошлого века. Бурное развитие политической экономии началось в послевоенный период. Оно продолжалось вплоть до конца 80-х гг.
Совершенно иная ситуация сложилась в России после августовской революции (1991)[26]. Подобно западной экономической науке конца XIX – начала XX в. отечественная политэкономия (как, впрочем, и обществоведение в целом) оказалась в состоянии глубокого системного кризиса. Последний явился следствием коренных преобразований, развернувшихся в нашей стране. По своему содержанию они затронули все сферы общественной жизни (экономическую, социальную, политическую, духовную) и в конечном счете сопрягались с существенным изменением главного вектора развития российского общества, ориентированного в новых условиях на построение либерально-рыночной модели капиталистического типа. На волне этих преобразований началось радикальное переосмысление выработанных в течение ряда десятилетий теоретических представлений о предмете экономической науки, приведшее к кардинальной смене ее парадигмы. В качестве таковой была принята экономикс (западная экономическая теория).
В соответствии с новой парадигмой чиновничеством от науки вкупе с «учеными приказчиками» власть предержащих в «лихие 90-е» негласно была принята установка на ликвидацию политической экономии как общетеоретической дисциплины. В итоге политическая экономия оказалась упраздненной из учебного процесса. Вместо этой науки в российских высших и средних учебных заведениях были введены нейтральные в социально-политическом отношении предметы рыночного толка – «экономическая теория», «экономика», «рыночная экономика» и т. п., в которых воспроизводятся основные концептуальные идеи англо-американских курсов экономикс.
Решительное внедрение данных курсов осуществлялось в ускоренном режиме, повсеместно и при молчаливом согласии ведущих вузов. Более того, оно приняло характер всеобъемлющей политико-идеологической кампании. Однако результаты этой кампании оказались совершенно иными, в значительной мере прямо противоположными тем, которых намеревались достигнуть ликвидаторы политической экономии. Хозяйственная практика последних лет не только наглядно показала ошибочность отказа от научных элементов политической экономии, но и развеяла «розовые иллюзии» об универсальности экономикс. Обнаружилось, что с точки зрения этой теории невозможно объяснить все многообразие трансформационных процессов, происходящих в российской экономике[27].
21
Весьма интересной в этой связи представляется аналогия между астрономией и политической экономией, которую проводят авторы одного из учебных пособий по политэкономии. «Представим себе, что Министерство образования науку астрономию назвало бы «небесная звезда». Астрономы справедливо возмутились бы. Во-первых, звезд много и они разные. О какой звезде конкретно идет речь? Во-вторых, общетеоретическая астрономическая наука – астрономия – изучает сущность и динамику не только звезд, но и всех других небесных тел, включая огромные планеты. Но, слава Богу, в астрономии пока все спокойно. Однако нечто подобное произошло в экономической науке.
Общетеоретическую экономическую науку – политэкономию – назвали «экономическая теория». Но, во-первых, экономических теорий, как и звезд, много и все они разные. Существуют десятки теорий о причинах кризисов и инфляций; еще больше их о конкуренции, предпринимательстве и экономическом росте. А сколько теорий об измерении хозяйственной деятельности и о сущности глобализации? Кроме сотен общих экономических теорий существует огромное количество отраслевых теорий и специальных экономических наук. Во-вторых, политэкономия изучает не только экономические теории. Она исследует действие объективных экономических законов и определяет механизм наиболее эффективного функционирования общественного производства. В буквальном переводе слово «политэкономия» означает «искусство управления национальной экономикой».
И тем не менее не все экономисты возмутились переименованием политэкономии, которое ведет, по существу, к ее ликвидации» (Политэкономия (экономическая теория) / под ред. Д. В. Валового. М., 2005. С. 5). Речь здесь идет о российских экономистах.
22
Именно поэтому экономикс – это теория «мелких лавочников и мещан, которые заняты только тем, что высчитывают предельные полезности и затраты на приобретение и потребление благ. Примитивность такого подхода к экономике давно раскритиковали многие великие экономисты» (Политическая экономия как экономическая философия / отв. ред. С. А. Толкачев. М., 2009. С. 9).
23
«Экономикс изучает ситуации, правдоподобие которых по меньшей мере сомнительно… Прежде всего этот обман заключается в том, что экономика представляется нейтральной наукой, а не системой объяснения капитализма, несущей в себе идеологический заряд. Это проявляется во многих отношениях… Демонстрирующие олимпийское спокойствие теории выгодны в условиях любого социального порядка» (Хайлбронер Р. Л. Экономическая теория как универсальная наука // THESIS (Теория и история экономических систем). 1993. Вып. 1. С. 45, 52, 53). «Мы являемся свидетелями становления нового схоластического тоталитаризма, основанного на абстрактных априорных концепциях, оторванных от какой бы то ни было реальности, своего рода «математического шарлатанства», против которого выступал еще Кейнс» (Алле М. Современная экономическая наука и факты // THESIS. 1994. Вып. 4. С. 14). Ставя вслед за Т. Вебленом вопрос о том, почему экономикс еще не наука, известный американский экономист А. Эйхнер пишет: «Экономикс как самостоятельная дисциплина включает в качестве главного содержания концепцию – ту самую неоклассическую ортодоксию, раскритикованную Вебленом, – которая не находит подтверждения в реальности. Действительно, данная теория – не более чем надуманный набор утверждений, основанных на метафизических и, следовательно, ненаучных аксиомах. Неудивительно, что государственная политика, следуя подобной теории, просто обречена на неудачу» (Эйхнер А. Почему экономикс еще не наука? // Теория капитала и экономического роста / под ред. С. С. Дзарасова. М., 2004. С. 342).
24
Характеризуя суть этих процессов, немецкий исследователь У. Бек пишет: «…Новая всемирная внутренняя политика, действующая здесь и сейчас за рамками различения между национальным и интернациональным, стала совершенно открытой в своих истоках силовой метаигрой, в которой границы, основополагающие правила и центральные различения заново согласуются не только на национальном и интернациональном уровне, но и на уровне мировой экономики и государства, транснационально действующих гражданских общественных движений, наднациональных организаций, национальных правительств и обществ.
Если национальное перестает быть национальным, а интернациональное – интернациональным, то оказывается ложным и политический реализм, ориентирующийся только на национальную точку зрения. На его место приходит… космополитический реализм… Этот реализм в той же мере выделяет решающую роль мировых экономических сил и факторов в сотрудничестве и противостоянии государств, в какой стратегии транснациональных общественных гражданских движений, включая нецивилизованные (а точнее – террористические) международные организации, используют в своих политических целях приватизированную силу против государств» (Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализации. Новая всемирно-политическая экономия. М., 2007. С. 10).
25
Новая политическая экономия сложилась «на пересечении макроэкономики, теории игр и теории социального выбора. По мнению ее сторонников, политическая экономия представляет собой область социальных наук, выходящей за пределы экономики и характеризующейся стремлением к более широкому осмыслению экономических проблем. Она применяет методы экономического анализа для изучения политического поведения, сближая экономику с политической наукой. Более того, понимаемая так политическая экономия претендует на объединение в единое целое экономики, политической науки и социологии. Как отмечал А. Б. Аткинсон, наполнение термина «политическая экономия» в XX в. новым содержанием, отличным от содержания понятия «экономика», стало естественной реакцией на современные проблемы – проблемы, связанные с изменением исторических обстоятельств и мировоззренческих тенденций» (Шамхалов Ф. И. Государство и экономика. Власть и бизнес. М., 2005. С. 297).
26
Такое определение этого исторического события дается в отечественной литературе. См.: Смешанное общество: российский вариант. М., 1999. С. 108–109.
27
«Опыта нескольких лет оказалось достаточно, чтобы и на уровне обыденного мировосприятия стало очевидным то, что с научных позиций было ясно с самого начала: курс “экономикс” имеет весьма узкие границы применимости не только в аспекте изучения современного состояния отечественной экономики, но и в аспекте проблем и перспектив перехода к рынку…
Некритическое, эпигонское восприятие концепций “экономикс” привело к тому, что степень схоластичности преподаваемых в России учебных курсов экономической теории, по-видимому, на порядок превысила схоластичность прежней “политической экономии социализма”, которая при апологетичности теоретических разделов содержала вместе с тем достаточно адекватное описание фактически существовавшего хозяйственного механизма» (Елецкий Н. Д. Основы политической экономии. Ростов-н/Д., 1997. С. 3–4).