Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 17

Мысль изреченная есть ложь.

Почему, едва только речь заходит о России и о Путине, западная пресса отказывается от объективности? Откуда этот условный рефлекс? Почему принципы, которыми испокон веков гордились западные журналисты — стремление узнать, понять, докопаться до истины, сравнить точки зрения, а еще готовность к сопереживанию, уважение к другим, — почему эти этические принципы мгновенно забываются?

Разумеется, не все поступают, как ведущий американского телеканала «Фокс ньюс», который во время пятидневной грузинской войны 2008 года пустил в прямой эфир интервью двух женщин, предвкушая, что те начнут ругать Путина, но женщины заявили, что войну развязал Саакашвили… Ведущий быстренько оборвал интервью и запустил рекламу[63].

Или как ведущий французского канала ТФ1, который в июне 2014 года по случаю празднования семидесятилетия высадки союзных войск в Нормандии решил взять интервью у Путина, но остерегся пускать в эфир его ответы, касающиеся событий в Крыму и работы французских СМИ[64].

Похоже, что для наших органов печати и вещания, для наших исследователей и политиков реальность создается не фактами, а мнением тех, кто о них рассказывает. Или именами тех, о ком говорят.

Мое мнение разделяет Анатоль Ливен, бывший корреспондент «Файненшл таймс» и «Таймс», исследователь Фонда Карнеги «За международный мир» и сотрудник Фонда «Новая Америка». Вот что он пишет о волне русофобии во время второй чеченской войны 1999–2000 годов:

«Самое настораживающее в западной русофобии — это готовность многих журналистов, комментаторов и интеллектуалов поступиться профессиональной этикой и уподобиться английским викторианским шовинистам или балканским националистам в тот момент, когда задеты их политические пристрастия и национальные чувства. Чтобы избавиться от этого рефлекса, можно посоветовать им перечитать „Жестокий мир“ Алистера Хорна[65] о войне Франции в Алжире, а также некоторые эпизоды из „Войны в Корее“ Макса Гастингса — скажем, те, где речь идет о взятии в 1950-м Сеула и воздушных налетах американских военных сил. А также „Колониальные империи и армии“ где В. Г. Кьернан рассказывает, что творили американские войска во Вьетнаме, а французские — в Африке.

Когда же дело касается преступлений России в Чечне, западным комментаторам следует почитать заметки о неизбежных жертвах войны в городских условиях: в газетах „Марин корпс газет“ и „Параметерс“. Заметки эти написаны высокими профессионалами, которые остаются верны фактам, даже если эти факты не в их пользу, и они не боятся это признать. <…> Так, когда в 1993-м американские солдаты вынуждены были ввязаться в городскую войну в Могадишо, столице Сомали, то так получилось, что количество убитых и раненых со стороны чернокожего населения (при том, что они не были жертвами расовой дискриминации!) во много раз (в 25–50!) превысило количество жертв со стороны американских военных сил. Иначе говоря, количество жертв в Чечне свидетельствует не об исключительной жестокости российских войск, а об особенностях войны в городских условиях»[66].

Прошло пятнадцать лет, но лучше не стало. Даже наоборот: с началом украинского кризиса антироссийская кампания в прессе набрала силу. Вот «символ веры» антирусской идеологии: Россия — отсталая, варварская страна, стоящая на низкой ступени развития, претендующая на чужие территории, стремящаяся вернуть себе былое господство и воспринимающая как должное деспотизм власти, который является национальной традицией. Соответственно, русские — существа узколобые, склонные к национальному шовинизму, враждебные всему новому — то бишь реакционеры, а кроме всего неотесанные грубияны и алкоголики; правда, временами у них случаются поэтические и художественные прорывы.

Что касается президента России Путина, то вот его портрет: бывший шпион, выкормыш и ставленник КГБ, антидемократ и антилиберал, оголтелый противник европейских и американских идеалов. Сидя за стенами сумрачного Кремля, он лелеет одну единственную мечту: под шумок вернуть державе 25 миллионов подданных, разбросанных по городам и весям бывших советских владений. Будучи достойным преемником самодержавного и коммунистического стиля правления, этот властитель понимает исключительно язык силы. Он человек прошлого, и его надобно воспринимать именно так.

Посмотрим, что пишет французская «Либерасьон» (и она не единственная) 18 декабря 2014 года, накануне пресс-конференции, которой все очень ждали и на которой Путин должен был ответить на вопросы, касающиеся обвала рубля и цен на нефть.

«Сегодня Путин расплачивается за агрессию на Украине, за плохо закамуфлированную оккупацию русскоязычных районов этой страны и аннексию Крыма. Не говоря уже о самолете Малайзийских авиалиний, который сбили его наемники.

В условиях самого серьезного за пятнадцать лет своего правления кризиса, когда российская валюта обесценивается, а экономика разваливается, этот бывший офицер КГБ оставил на некоторое время своих министров одних на передовой. На традиционной ежегодной пресс-конференции, цель которой — демонстрация грубой силы, российский президент вынужден будет дать кое-какие разъяснения и прокомментировать свою политику. Опираясь на исключительную популярность, являющуюся результатом умелой пропаганды и беспардонного разжигания шовинистических настроений, Путин скорее всего оседлает любимого конька: тему международного заговора против святой Руси…»[67]

За несколько недель до этого швейцарская газета «Ле Тан» писала приблизительно то же, разве что в более изощренной форме:

«Российский президент представляет себя защитником интересов всех униженных и оскорбленных — а точнее тех, кто считает себя таковыми — перед лицом мировых элит, далеких от народа. „Путинизм“ — это национализм, цепляющийся за натужную идею национальной принадлежности и ставящий целью возврат к утраченному могуществу.

В ход идут защита христианства, утверждение семейных ценностей, а заодно — мужественности и мужского превосходства. Россия изображает из себя доброго отца, готового объять своей могучей десницей многочисленные страждущие народы. Это империализм, суть которого становится ясна, когда мы видим, против чего он выступает: против Америки, против множественности культур, против глобализации, против ислама, против прав человека, против гомосексуальной свободы, против элит и либерального капитализма. <…> „Путинизм“ сродни китайскому национал-коммунизму, в нем также есть общее с американским движением, „Ти-Пати“»[68] [69].

Как объяснить тот факт, что как только дело касается России, здравомыслящие, серьезные и опытные журналисты вдруг отрекаются от независимости суждений и примыкают к дружному хору антироссийских обвинений? Почему они так предвзято относятся к Путину, стоящему во главе страны, гораздо более демократичной, чем Китай, и уж тем более никогда не позволяют себе ничего подобного по отношению к президенту США, китайскому лидеру или главе собственного государства?[70]

Больше всего поражает в позиции западных СМИ, гордящихся своей высоконравственной журналистской этикой и клеймящих «пропаганду» других сторон, практическое отсутствие интервью и опросов, которые являются первоосновой журналистской практики. «Да и так все понятно, — как будто говорят они. — Факты налицо, нашими устами глаголит истина, расходитесь, уважаемые господа, представление закончено».

63

Об этом рассказывает Даниэль Гозет (Daniel Gauseth) в предисловии к своей диссертации. Интервью, о котором идет речь, также доступно в YouTube, но в очень плохом качестве: Nikolai Orlov: «Fox News — Cover Up — Georgia Russia War», http://www.youtube.com/watch?v=dKASUchWf_U.

64

Полная версия интервью (41 минута вместо 24 минут, пошедших в эфир) была тем не менее выложена на сайте TF1. www.videos.tfl.fr/…/1-integralite-de-l-interview-de-vladimir-poutine-843075.html.

65

Alistair Horne, «A Savage Peace»; Max Hastings, «The Korean War»; V. G. Kiernan, «Colonial Empires and Armies». — Прим. пер.

66

Anatol Lieven, «Against Russophobia». World Policy Journal, 01.2001.

67

François Sergent, «Chauvin». Libération, 18.12.2014.

68

«Ти-Пати» — Движение чаепития (англ. Tea Party movement) — консервативно-либертарианское политическое движение в США, возникшее в 2009 году как серия протестов, вызванных внутриполитическими причинами, в частности актом 2008 года о чрезвычайной экономической стабилизации и рядом реформ в области медицинского страхования. — Прим. ред.

69

Frédéric Koller, «Le tsar des réacs». Le Temps, 11.2014. Эта передовица открыла череду других статей в том же духе, например: «La tentation autoritaire», 12–13.04.2014; «Dangereux Poutine», 15.04.2014; «Le réembarquement de la Russie», 09.05. 2014; «Succès européen, échec russe», 28.06.2014.

70

На тему предвзятости прессы см. Mathias Reymond, «Une couverture manichée

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.