Страница 58 из 122
Многочисленные сбои в работе службы являются причиной множества жалоб, из которых можно понять, какой головокружительно порочный круг представляла собой система. Служба работы с письмами, и без того перегруженная, вынуждена обрабатывать и письма, содержащие жалобы на ее собственную работу с жалобами! Так произошло, например, с этим письмом жителя Астрахани:
«Я пришел к заключению, что в “Правду” писать не имеет смысла, т. к. вследствие писания в “Правду” мы подвержены той или иной угрозе, давлению и т. д.
Я очень часто пишу в газету “Правда” и добиваюсь получить ответа от сотрудников на недоуменные вопросы у меня, или помочь в том или ином мероприятии, но из десятка писем я получил на них ответ: направлено туда-то и туда-то. Какая мне помощь от этого? Я знаю, что обо всем этом, что я писал знает райком и именно те организации, которым пришлют мои письма, но помощи в моей борьбе не будет…»{631}
Мы видим, что огромное количество писем делает работу с читательской корреспонденцией крайне тяжелой. Эти трудности, по всей вероятности, усугубляются статусом службы внутри самого издания. Отдел писем, как представляется, работал более или менее самостоятельно, изолированно от других отделов газеты и существенно уступал им в плане престижа. Постоянная борьба Капустина за расширение штата или хотя бы за то, чтобы не забирали имеющихся, свидетельствуют об этом недостатке уважения:
«Читчиков вечно нехватало, приглашали поэтому читать работников редакции сдельно.
А редакция все время кричала “у вас много народа, давайте нам” Во время летних отпусков этого года в отделе работали по 7–8 читчиков штатных на 300–400 писем при норме по 30 писем на каждого читчика. Редакция вместо того, чтобы помочь укомплектовать людьми штат, брала их от нас. В ноябре с. г. из отдела ушли двое читчиков Подладгивока и Попов (по декрету и в армию) из нашего отдела взяли в другой двух лучших бригадиров т. Павлина и Зиксис»{632}.
Служащие, которых направляли на работу в отдел писем, были не самыми образованными: по слухам, «для того, чтобы работать в отделе писем достаточно кончить десятилетку»{633}. Наконец, служба не получала регулярной информации и вынуждена была работать без ориентиров: в нее не поступали сведения об изменениях политической линии и главное — о смене в руководстве страны. Как узнать, что тот или иной первый секретарь, до сих пор неприкосновенный, стал «врагом народа»?
«Не зная состояние в организации шлем письма на расследование, нередко в слепую. Никто нас и членов редакции об этом никогда не предупреждал, куда можно и куда нельзя слать острых писем. <…> О врагах я нередко узнавал от своих же работников, слышавших это со стороны (от т. Павлика, Пахомова и др.) “не слышал, ты, Капустин, говорят арестован такой-то секретарь”»{634}.
Вырисовывается, таким образом, довольно двусмысленная картина: не пользующаяся большим уважением служба, к тому же испытывающая постоянные проблемы с персоналом и с точки зрения его количества, и с точки зрения его квалификации, создана центральным печатным органом страны для того, чтобы обрабатывать внушительное количество корреспонденции, направляемой советскими людьми в «Правду». Если в теории организация службы может считаться соответствующей ее задачам, на практике она никак не отвечает запросам советского народа. Работа с поступающими от населения сигналами вовсе не является приоритетной для газеты: скорее это необходимое зло, чем «священный долг».
Разоблачители-профессионалы
Прорехи в работе отдела писем известны нам так подробно благодаря тому, что это подразделение «Правды» оказалось в центре громкого дела, потрясшего центральный орган партии в конце 1938 года. Все началось с письма{635}, адресованного генеральному секретарю ЦК ВЛКСМ Александру Васильевичу Косареву. Это письмо на некоторое время задержалось в кабинетах Центрального Комитета молодежной организации, куда оно поступило 3 ноября 1938 года, затерянное среди тысяч подобных писем, ежедневно приходивших Косареву. У самого Александра Васильевича не было особенно сил заниматься проблемами молодых комсомольцев, ему надо было думать о том, как выжить самому. Попав в водоворот чисток, он был арестован 28 ноября 1938 года и расстрелян 23 февраля 1939{636}. Поэтому только с приходом ему на смену О. Мишаковой руководители ВЛКСМ обратили внимание на сигнал, который затем был передан в секретариат Сталина. Что же в нем было такого, что оно попало столь высоко[200]?
Дело Хайкиной
Это двусмысленное письмо можно было бы считать разоблачительным. Его автор, молодая комсомолка M. M. Хайкина яростно нападает на нескольких сотрудников редакции «Правды»: первой мишенью является как раз Капустин, но критике подвергаются также секретарь комсомольской организации Маляр и заместитель секретаря парткома Потоцкий. Хайкина обвиняет их в том, что они — «гнилые бюрократы», ведут «антипартийную деятельность» и являются причиной «преступных беспорядков». Но можно считать это письмо и жалобой, так как Хайкина пишет о своем незаконном увольнении («Моя погрешность в том, что я, не взирая на лица, выступила против того, что я считала в корне неправильным»{637}), о преследованиях, которым она подверглась (ее якобы попытались поместить в психиатрическую клинику или посадить в тюрьму), о недостаточном внимании к себе руководителей. Это письмо — настоящий крик о помощи молодой женщины без средств, уволенной за год до этого с работы, выброшенной из сталинского общества, так как ее отказываются принимать в комсомол и в профсоюз, что означает отказ во всех пособиях в натуральной форме, связанных с членством в этих организациях, в том числе и в продуктах питания{638}. «Все с себя продала. Здоровье расшатала»{639}.
Власть использует это письмо в своих целях: после ареста (14 декабря{640})[201] М. Кольцова, знаменитого правдинского журналиста, члена редакционной коллегии руководство страны хочет реорганизовать центральный орган партии. «Сигнал» Хайкиной служит, таким образом, поводом для создания комиссии Центрального Комитета ВКП(б). Комиссию возглавляет А. Жданов, рядом с ним — Г. Маленков и Ф. Шкирятов. Эти три человека пытаются изучить положение дел и сделать выводы о «состоянии аппарата газеты “Правда”», а на деле начинают чистку центрального органа партии. Первым этапом процесса становится весьма театрально обставленное общее собрание сотрудников газеты, проходившее 23, 26 и 27 декабря 1938 года{641}. В своей вступительной речи Жданов уточняет, что
«Центральный Комитет хотел бы, чтобы товарищи, актив “Правды”, сказал бы здесь о том, какие есть заявления и жалобы на порядки в “Правде”.
Что в газете не все благополучно — об этом свидетельствует не только этот случай. Я думаю, что актив “Правды”, я не знаю, какие отношения внутри между редакционным коллективом, руководителями и работниками, мы, по крайне мере, сигналов каких либо получаем довольно мало со стороны работников “Правды”, и это производит не совсем хорошее впечатление, расскажет обо всем»{642}.
200
Весьма необычно, чтобы письмо пошло вверх по политико-административной лестнице управления СССР. Мы помним, что почти все получаемые «сигналы» проделывают обратный путь, от центра власти к ее периферии.
201
Кольцов родился в 1898 году, был приговорен 1 февраля 1940 и расстрелян 2-го.