Страница 30 из 122
Другая значимая часть лексики, связанной с доносительством, которая проникает в язык через официальный дискурс, касается поведения советских граждан. Однако слова относящиеся к частной жизни, практически отсутствуют[107] (за исключением весьма заметной и важной темы пьянства и иногда грубости); а вот общественной сфере, и прежде всего работе, уделяется всяческое внимание. В продолжение кампании по самокритике лексическое поле, связанное с бюрократизмом, развивается особенно плодотворно и сохраняется на протяжении всех тридцатых годов. Тематически близки к нему слова, обозначающие невнимание к нуждам людей, — эти слова составляют основной «капитал» бюро жалоб. Речь идет о целом ряде прилагательных, которыми клеймят невнимание, презрение, чувство превосходства одной части населения над другой. Кроме того, злоупотребление властью, некомпетентность и различные проступки, близкие к преступлениям, в частности все, что касается воровства и растрат, — все это факты и явления, которые необходимо разоблачать. Эта вторая лексическая группа подвержена временным изменениям в меньшей степени, чем первая, которую нам удалось выделить. Именно она составляет основу лексики призывов к доносительству.
Точно так же обстоит дело с целой группой существительных, которые представляют из себя просто оскорбления и при необходимости могут быть применены к кому угодно: авантюристы, бюрократы, жулики, мещане и прочие карьеристы. Эти слова не обозначают ничего конкретного и несут в себе максимум субъективности: речь идет о том, чтобы заклеймить тех, кто действует иначе, врагов. Чем более абстрактной становится лексика, тем больше простора создается для всяческих злоупотреблений, сведения счетов и разного рода мести.
Наличие относительного большого числа абстрактных понятий для обозначения способа поведения или отклонений потенциально дает авторам жалоб право использовать эту лексику так, что ответственные за их несчастья оказываются обозначены при помощи «синекдохи абстракции»{367},[108] если воспользоваться выражением Люка Болтански. Примером могут служить «бюрократизм», «пассивность» или «консерватизм». Так, можно протестовать против отсутствия достойных жилищных условий, обрушиваясь на «бюрократизм» компетентной организации.
Однако большинство слов из «официального словаря» доносительства могут быть уточнены или, во всяком случае, легко поддаются конкретизации: треть нарицательных имен существительных обозначает людей. Глаголы и прилагательные легко применить к индивидуальным случаям. И так получается, что обществу предлагается преследовать отклонения, которые легко позволяют перейти от коллективного (пьянство и бюрократизм) к индивидуальному (пьяница и бюрократ).
«Конкретные носители зла»
Стремление возложить на конкретных людей персональную ответственность за недостатки, хотя и не является всеобъемлющим, но прослеживается с самого начала кампании самокритики, которая, в свою очередь, оказывается продолжением Шахтинского дела, этого подстроенного в 1928 году саботажа, целью которого было указать пальцем на «спецов», на «буржуазных» инженеров. Настойчивое подтверждение непоколебимости генеральной линии, тезис об «обострении классовой борьбы», громкие судебные процессы — все имеет одну и ту же цель: внушить людям мысль, что причина всех недостатков в стране — это преступные действия небольшой группы врагов, готовых на все, лишь бы добиться своей цели. Именно в этот момент возвращается и набирает силу ленинская формулировка о «конкретных носителях зла», и появляется требование называть по имени виновника каждого нарушения. В 1928 году, однако, дискурс еще не развернут исключительно в направлении поиска индивидуальной ответственности: на начальном этапе существования «Листков РКИ» целью, несомненно, является решить технические проблемы с помощью сигналов читателей:
«При помощи трудящихся и через массы, осуществлять борьбу за улучшение и удешевление аппарата, за уничтожение волокиты и бездушной канцелярщины, за привлечение самих масс к делу управления, за всемерное удешевление и рационализацию производства, за искоренение из наших общественных организаций всего, что извращает их практический социалистический характер: таким путем должен пойти “Листок РКИ”»{368}.
Тем не менее на практике газетные публикации чаще всего содержат нападки на отдельных людей. Точно так же, когда «Правда» публикует «результаты» расследований, проведенных на основании «сигналов», речь почти всегда идет о наказании тех или иных людей. Специализированная пресса, адресованная уже набившим руку рабкорам, менее сдержанна: она призывает трудящихся «неизмеримо больше и шире, чем теперь, <…> показывать “конкретных носителей зла”, заставлять их либо признавать и поправлять свои ошибки, либо изолировать их от массы, как людей чужих для пролетариата»{369}. Внутри конкретных структур высказываются еще более откровенно: при обсуждении работы РКИ за 1928 год можно было услышать, как ответственный работник полагает, что «в значительной мере указанные выше недостатки нашего аппарата объясняются его личным составом»{370}. Каковы ожидания, однако, можно почувствовать в осуждающей интонации заместителя наркома РКИ Яковлева, в 1929 году вспоминавшего слова вернувшегося из командировки инспектора РКИ, в недавнем прошлом профсоюзного работника:
«Когда он приехал, мы стали его спрашивать: “Что ты там видел, кто виноват”, и т. п. Он сказал примерно следующее: что он еще профсоюзник, а не РКИ, и у него не очень мозги настроены, чтобы искать виноватых, он больше выяснял объективные причины»{371}.
Публикации о результатах деятельности бюро жалоб почти исключительно посвящены санкциям против отдельных людей:
«По неполным сведениям, за III квартал 1933 г. восстановлено в колхозах при расследовании жалоб 458 хозяйств, исключено из колхозов 59, снять с работы руководящих работников сельсоветов и колхозов 142, отдано под суд 130. <…>
По докладам ОБЖ президиумом или партколлегией ЦКК, сняты с работы, исключены из партии и отданы под суд три секретаря каракалпакского обкома ВКП(б), пред. обл. КК-РКИ и другие работники, сняты с работы секретари райкомов партии и ряд других работников Волховского района (ЦЧО), Дятьковского района (Западная область).
Кроме того, по материалам ОБЖ сняты местными парторганизациями секретари райкомов: Гремяченского (ЦЧО), Юкаменского (Удмуртская АО), Дубенского (Мордовская АО), Рудмянского (Нижеволжский край)…»{372}
Эта тенденция постепенно охватывает всю деятельность органов, в чьи обязанности входит предотвращать проявления недовольства у населения. Это ясно видно в связи с двумя проблемами, которые являются предметом жалоб: очереди в продуктовых магазинах и задержки зарплаты. Перед лицом недовольства, выраженного в письмах и в речах, тщательно собранных политической полицией{373}, бюро жалоб предпринимают массовые акции. Сталкиваясь со сложным положением, очевидно порожденным несовершенством структуры, они ищут частные, ситуативные решения. В мае 1932 года бюро жалоб города Горького изучает состояние продуктовых магазинов города{374}. В своем окончательном докладе инспектор не скрывает ни одной из существующих реально трудностей: очереди, где в девятнадцати магазинах на два района города собирается около 6800 человек, булочные, которые закрываются в 17.30, но с полками, пустыми уже с 13.30, дефицит многих товаров (спички, мыло, промышленные товары)… Выводы делаются тем не менее однозначные, ответственность всегда лежит на отдельных людях:
107
Так, очень мало текстов, посвященных отправлению религиозного культа.
108
Пример, выбранный Болтанским, — это пример употребления слова «капитализм» в тексте профсоюзных активистов, протестующих против увольнений.