Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 122

После того как Уполнаркомторг по Севастопольскому району Козловский не сдержал данных им обещаний, 29 и 30 мая 1928 года 250 рабочих оставляют свои рабочие места и идут на рынок за хлебом. То же повторяется и в следующие дни, в меньших масштабах. Параллельно рабочие объявляют «итальянскую забастовку»[61], снижая таким образом производительность труда.

Поскольку эти действия не дали удовлетворительных результатов, несколько человек[62] написали письмо Калинину. В нем они сообщали о ситуации в Севастополе, жаловались на действия Козловского и возмущались коммунизмом вообще:

«Мы рабочие котельного и корпусного цехов Севастопольского морского завода, изнуренные работой, изнеможденные голодом решили донести до сведения гражд. Калинину следующее:

1. Уже две недели в Севастополе нет хлеба, рабочему приходится приходить на работу без хлеба, а придя с работы в пекарнях уже хлеба нет и поэтому опять приходится на другой день на работу итти голодному.

4. Теперь Вы нам диктуете о поднятии производительности труда, об индистриализации нашей промышленности и прочее. Мы видим на деле, что это только пустая Ваша болтовня, такая же, как и пустые обещания Козловского, что хлеб будет, а на деле нет.

<...>

Кроме того, т. к. Козловский обманул, что хлеб будет, а на деле мы увидели, что хлеба нет, мы проводим итальянскую забастовку и будем проводить до тех пор, пока дадут нам хлеба вволю и без очереди, а когда же наконец нас перестанут обманывать, мы беспартийные и теперь поняли, что коммунисты способны только обманывать, а на деле они ничего не стоят и не говорят нам, рабочим, правду.

А потому мы настоящим доводим до вашего сведения и сообщаем, что если вы не дадите нам хлеба, то мы дадим Вам такую производительность труда, что вместо прибыли завод иметь будет дефицит и все время итальянскую забастовку.

Уполномоченные от рабочих беспартийных корпусного цеха и котельного цеха. — Кошелев, Романов, Кунаев, Бутырин и друг. Всего в колич. 16 чел.

Если хотите дать нам ответ, то дайте по адресу Севастопольскому Морскому заводу на имя Завкома <…>{207}.

Это письмо чрезвычайно показательно. В нем не только проявляется недовольство, которое касается проблем со снабжением (отсутствие хлеба) и темпа работы (производительности труда), но содержатся и личные выпады (против Козловского), а также общеполитические высказывания (против коммунистов). Оказавшись в трудной ситуации, рабочие используют две формы протеста. Первая, наиболее ожидаемая, — это итальянская забастовка или же просто уход с места работы в течение дня. Вторая форма — жалоба-донос, письмо, направленное Калинину. Тон послания резкий и «антикоммунистический», но в обращении к Калинину скрыта тайная надежда побудить советского руководителя вмешаться с тем, чтобы изменить положение[63]. Вопрос, как повести себя по отношению к авторам письма, вызвал споры. Представители местных властей весьма отрицательно относятся к подобным нападкам и коллективному характеру письма, они хотят «разоблачить» авторов и «наказать»[64] их. Тем не менее в Москве у человека, читавшего решения крымской окружной контрольной комиссии, возникают вопросы, и он черкает в качестве резолюции такую фразу: «зачем искать “анонимщиков”, если жалоба в основном справедлива?»

Забастовка постепенно исчезает за горизонтом политической и социальной панорамы жизни советских людей. Со временем эта традиционная форма рабочего протеста перестает быть действенной и становится опасной. И так происходит не только с ней. 

Демонстрация: переосмысление и подавление протеста

Массовые демонстрации и даже бунты также составляют часть традиционного способа выражения народного недовольства в стране Разина и Пугачева. Эти формы в равной мере принадлежат к традиции как рабочего, так и крестьянского движения. Власть очень вскоре предпринимает попытки контролировать и использовать эту форму протеста, превращая ее в обязательный элемент праздников, весьма характерных для советской эпохи{208}. Шествия становятся структурирующим элементом советского праздничного действа, посвященного великим датам истории молодой страны, и разного рода мероприятий, проводимых в тридцатые годы.





Как и забастовки, демонстрации былых времен вскоре мифологизируются. Примером тому может служить история большой демонстрации рабочих завода в Сормово (1902). Горький в 1907 году описал ее в своем романе «Мать», а Пудовкин превратил роман в одноименный фильм, вышедший в 1926 году. Такое «приручение» очень хорошо иллюстрируют первомайские демонстрации. Они постепенно распространяются в Российской империи начиная с 1890 года (Варшава) и часто оказываются поводом для столкновений с царской полицией. Это славное прошлое возрождается в Советской России, начиная с первых советских демонстраций, которые, с 1918 года сопровождаются еще и военным парадом. Праздничные процессии, конечно, уже частично контролируются, но все же они еще носят праздничный характер, на них сжигают кукол, в карикатурном виде изображающих дурные явления, с которыми необходимо вести борьбу. Однако постепенно власть объявляет войну беспорядочности, стихийности. Как и забастовка, которая должна быть организована, демонстрация должна проходить дисциплинированно{209}. Парады и 1 мая и 7 ноября теперь это всего лишь «шествия». Могут даже проводиться предупредительные аресты, «в целях обеспечения нормального проведения международного дня 1 мая и локализации возможных антисоветских проявлений»{210}, как это случилось накануне 1 мая 1930 года в Нижегородской области. В ночь с 27 на 28 апреля в Нижнем и его пригородах органами проводится операция против «контрреволюционного и шпионского элемента, церковно-монархических кругов, ссыльных и высланных и антисоветской интеллигенции» — всего 151 человек, сорок один арестован.

В то же время в начале тридцатых годов еще отмечаются действительно протестные уличные демонстрации. Посол Италии в Москве, чьи свидетельства были изучены Андреа Грациози, указывает на беспорядки в Москве, на голодные бунты. В настоящее время уже лучше известны многочисленные выступления и восстания крестьян, которые сопровождали новую сталинскую политику в деревне{211}. 

Коллективизация

Действительно, начиная с весны 1928 года, но главным образом зимой 1928–1929, политика в области сельского хозяйства резко меняется. Принципы НЭПа уступают место все более и более жесткой политике конфискаций и принудительного изъятия сельскохозяйственной продукции, прежде всего зерна. Чтобы сломить сопротивление крестьян, большевики решают перейти к новому этапу и «ликвидировать кулачество как класс». Они создают колхозы — коллективные хозяйства, в которые крестьяне должны объединяться, хотят они того или нет. Неприятие новой политики носит массовый характер и порой приобретает ожесточеннейшие формы. Доклад секретно-политического отдела ОГПУ 1931 года позволяет понять размах сопротивления. Статистика впечатляет: согласно докладу, в первые два года новой сталинской политики произошло более 2000 восстаний, в то время как в 1926–1927 годах их было всего 63. Их количество выросло в восемь раз за один только 1930 год{212}.

Выступления (вспыхивавшие по различным поводам: религиозные притеснения, принудительное изъятие, коллективизация) сопровождаются другими акциями протеста, такими как распространение листовок, а также индивидуальным террором против представителей власти (линчевание, убийства.). Оценки числа участников, приводимые политической полицией, также поражают: на 1930{213} год речь идет о приблизительно двух с половиной миллионах человек, часто женщин{214}. В большинстве случаев выступления носят мирный характер: так, ОГПУ различает, в категории «массовые выступления» выступления «повстанческого характера» и «выступления вооруженной толпы»{215}. В последнем случае речь идет о выступлениях, которые сопровождаются «занятием основных стратегических пунктов и учреждений, выставлением пикетов и заслонов»{216}.

61

Итальянская забастовка — форма протеста, заключающаяся в предельно строгом исполнении работниками своих должностных обязанностей и правил (прим. ред.).

62

Расследование тем не менее выявляет, что эти имена были «ненастоящими». Никто из тех, чьи фамилии стояли под письмом, не подтвердил свое участие в его написании.

63

Тем более, что они не совсем неправы. НК РКИ начинает заниматься этим делом и принимает ряд мер, главным образом против Козловского, который оказался в этом деле козлом отпущения, обвиненным во всех грехах. Его уволили и начали против него судебный процесс. См.: ГА РФ. Ф. 374. Оп. 28. Д. 2998. Л. 94–95.

64

Протокол собрания окружной контрольной комиссии является в этом смысле маленьким шедевром. В первом пункте признается существование проблемы со снабжением и формулируется требование ее решить, но во втором пункте письмо оценено как «лживое» и его авторы как заслуживающие наказания! См.: ГА РФ. Ф. 374. Оп. 28. Д. 2998. Л. 89.