Страница 12 из 122
Таким образом, это весьма значительные цифры (от 4000 до более 8000 обращений в месяц). Кроме того, их количество постоянно растет (темп роста составляет от 20 до 40% от года к году) в течение интересующего нас периода — доказательство, что явление пускает все более глубокие корни. Хотя из всего населения к Калинину тянутся больше всего крестьяне, все же его корреспонденты представляют все социальные и профессиональные группы{146} (среди них можно встретить и пострадавших от нового режима, например бывших собственников, служителей культа, купцов…). Эти статистические данные — с точностью, которую не часто встретишь и в сохранившихся документах, — представляют огромный диапазон сюжетов: от просьбы о материальной помощи, поиска социальной защиты у государства, от которого многого ждут, до обличения мерзостей, совершаемых местными властями. Для многих речь идет и о том, чтобы добиться «справедливости», в которой им было отказано. Письма, адресованные Калинину в середине двадцатых годов, не состоят, таким образом, из одних только доносов и разоблачений (такие письма могли бы быть отнесены лишь к некоторым категориям, например к «жалобам на местные власти», но они по общему количеству занимают всего лишь семнадцатое место); тем не менее именно в этих письмах содержатся жалобы и протесты против решений местных и центральных властей.
Описанное явление касается не только одного Калинина, даже если последний является его бесспорным символом. Все руководители страны, как центрального[43], так и местного{147} уровня, получают больше или меньше писем, в которых население предъявляет свои претензии, излагает просьбы, но может также разразиться и хвалебными высказываниями. Однако имеющиеся в нашем распоряжении данные о количестве таких писем не впечатляют так, как приведенные выше. Например, Сталин, в то время генеральный секретарь коммунистической партии, но еще не всемогущий руководитель, получает с мая 1926 по май 1927 года только две 2329 писем, т. е. от 150 до 200 писем в месяц{148}. Рыков, председатель Совета Народных Комиссаров, получает в 1927 году 1481 письмо между 25 сентября и 1 декабря: связано это, как представляется, с десятой годовщиной Революции{149}. Помимо личных обращений к руководству, советские люди пишут также в учреждения нового государства: как Рыкову, так и в Совет Народных Комиссаров[44].
Власть всячески поощряет пишущих, в частности посредством организации движений, подобных движению рабочих и сельских корреспондентов (рабселькоров), которое начинает развиваться с 1923 года{150}. Инициаторы проекта, призывающие рабочих публиковать свои статьи в прессе, говорят о том, что движение рабкоров отражает жизнь рабочих, выражает их чаяния и настроения, организует общественное мнение рабочего класса, выявляет недостатки в управлении производством, халатность и злоупотребления{151}. Ценность этого движения состоит как в примере для подражания, которое оно подает населению, так и в его распространенности. Рабочие корреспонденты (рабкоры), затем, с 1924, их крестьянские аналоги, селькоры, кладут начало потоку разоблачительной литературы, которая широко распространяется через газеты. Эти тексты строго кодифицированы: язык, способ изложения, даже возможные темы тщательно разъясняются и формулируются в многочисленных пособиях и брошюрах, которые публикуют «Правда» и местные газеты. Они имеют говорящие названия («Как и о чем писать в “Правду”?» или «Как писать для рабочей газеты?»), предлагают образцы заметок, указывают, какая там должна содержаться информация. Благодаря этим пособиям и росту движения, постепенно складывается единая форма заметок корреспондентов. Тон, словарный запас, стиль письма, очень часто разоблачительный, приобретают специфический характер{152} и не могут не влиять на читателей советской прессы. Материалы рабкоров, впрочем, широко использует начинающая свою деятельность Рабкрин: она видит в них хорошую основу для своей работы, позволяющую правильно ориентироваться. Неоднократные циркуляры Центральной контрольной комиссии, в частности в 1925 году, подчеркивают необходимость «связи КК и РКИ с рабселькоровскими организациями» и призывают органы контроля «использовать заметки в качестве повода для проверок»{153}.
Советские люди сталкиваются с языком заметки также и в связи с развитием другого института, который рождается в 1924 году{154}: это стенгазета. Речь идет о листках, написанных от руки или напечатанных на машинке, которые пишутся рабочими и вывешиваются в помещении завода. Это настоящие «тетради наказов»[45] пролетариата, выходившие весьма нерегулярно и содержавшие статьи, критикующие поведение администрации, того или иного органа на заводе (кооператива, профсоюза и др.), или отдельных людей. И в данном случае — при довольно ограниченном, по-видимому, числе рабочих, участвовавших в этой деятельности в двадцатые годы, — влияние подобных публикаций на умы и способы выражения недовольства было довольно широким. Стенгазеты выпускались на большинстве предприятий: в 1925 году, их насчитывалось по всей стране «десятки тысяч». Как и в случае с движением рабкоров, с которым стенная печать тесно связана, начиная с 1924–1925 года, можно наблюдать появление многочисленных книг-инструкций, где разъясняется, как и на какие темы писать.
И язык заметки, и ее форма в тридцатые годы оказали влияние на часть исследуемой здесь переписки. Во всяком случае в двадцатые годы писать письма было модно. Население в массе своей пишет прежде всего в газеты. Писать время от времени в газету — это часть повседневной жизни советского человека, хотя и делается это нерегулярно, и автор не называет себя рабкором[46]. Для двадцатых годов мы располагаем бесценным комплектом источников: письма, полученные{155} «Крестьянской газетой», одним из наиболее значимых периодических изданий, так как она печаталась во второй половине двадцатых годов тиражом около полутора миллионов экземпляров{156}. Официальные источники утверждали, что «письма внимательно прочитываются, изучаются, передаются для рассмотрения в соответствующие инстанции и, даже не будучи напечатанными, содействуют передаче воли и настроений широких масс во все органы власти»{157}. Соответственно, газеты получали многочисленные письма; примерно около миллиона писем было адресовано в «Крестьянскую газету» между 1923 и 1926 годом{158}.
Эти письма шли от представителей всех социальных слоев российского населения и касались многочисленных вопросов, в том числе и претензий к действующим властям: об этом свидетельствует статистическое исследование, проведенное на основе анализа 570 крестьянских писем, полученных этой газетой между 1 января и 30 июня 1927 года{159}. В таблице, составленной по двум параметрам, редактор сопоставляет обвиняемых[47] и те факты, которые служат основанием для обвинений[48]. Даже если значительная часть писем была, по выражению Шейлы Фитцпатрик, «просьбой о предоставлении информации и разъяснений по правовым вопросам»{160}, заголовки обращений оставляют мало сомнений относительно содержания писем, которые, к сожалению, не сохранились.
43
Образцы писем, хранящихся в центральных архивах и опубликованные Александром Лившиным демонстрируют все разнообразие тех, кому их посылали. Здесь есть письма, чьи адресаты — Ленин, Троцкий, Калинин, Сталин, Свердлов (в то время председатель Комитета революционной защиты Петрограда) Ларин (один из руководителей Высшего Совета народного хозяйства), Зиновьев, Зорин (председатель петроградского Революционного трибунала в 1918 году, затем председатель комитета политического Красного Креста), Бонч-Бруевич (управляющий делами Совета Народных Комиссаров), Рыков (председатель Совета Народных Комиссаров с 1924 года), Курский (народный комиссар Юстиции в 1920 году), Раскольников (командующий Балтийским флотом — 1920), Кржижановский (президент Госплана), Долгов (член ВСНХ), Рудзутак (народный комиссар железнодорожного транспорта — 1925), Яковлев (главный редактор «Крестьянской Газеты»), Ярославский (член Центральной контрольной комиссии), Енукидзе (член и секретарь Центрального исполнительного комитета ВЦИК) и Молотов.
44
Так, из 360 писем, опубликованных А. Лившиным, 235 (более 65%) адресованы не конкретным людям, а учреждению (Совнаркому, ВЦИК или Центральному Комитету). Ливший А.Я. Письма во власть. 1917–1927.
45
Так обозначаются документы, содержащие претензии и пожелания французов, переданные депутатам Генеральных штатов в 1789 году.
46
Для руководителей газет разница, тем не менее, была. М. Михайлов, главный редактор «Крестьянской газеты» в 1929 году полагал, что «селькоров» у него «тысячи и тысячи», а «пишущих» — «сотни тысяч» // ГА РФ. Ф. 374. Оп. 26. Д. 3288. Л. 160 (об.).
47
Член губернского исполнительного комитета (ГИК), начальник губернского административного отдела (губадмотд), начальник Уездной милиции, председатель районного исполнительного комитета (РИК), председатель, член или секретарь волостного исполнительного комитета (ВИК), председатель или член сельсовета, председатель и член ККОВ, начальник раймилиции, начальник волмилиции, милиционер, другие должностные лица, частные лица (более половины) (так в оригинале).
48
Злоупотребление властью, превышение власти, дискредитация власти, халатность, присвоение и растрата, взятки, служебный подлог, бесхозяйственность, грубость, хулиганство, самогоноварение, кража, пьянство, бандитизм и грабеж, прочие виды преступл. (так в оригинале).