Страница 23 из 25
«Культура» во все века въезжала к «инородцам», как презрительно именовались малые племена, на бочках спирта и с крестом миссионера. Водка и крест. И в наши дни старики дальних самоедских районов наглядно представительствуют каменный век, и поныне самоеды считают, что туман произошел оттого, что один из злых духов напился водки и лопнул…
У самоедов высшее божество — Нум, творец неба и земли. Он смотрит на мир своим единственным, добрым глазом — солнцем. Это — греческий Зевс, это — латинский Юпитер. С историей православного миссионерства связано насильственное «почитание» Николая-чудотворца. Чтобы умилостивить Нума, они закалывали белого оленя, а в жертву «русскому» угоднику Николаю приносили водку и восковые свечи.
Советская власть получила в наследство тундру в том же диком состоянии, в каком она была в XVI в. при князе Ухтомском. О самояди было известно не более того, что и в отдаленные века, когда мир был открыт по Геродоту, когда лишь знали, что «на берегах Понта живут киммериане, к северу от них скифы, за скифами — иссейдоны; путешественники, подобные новгородцу Гюряте Роговичу, рассказывали, что за иссейдонами к северу живут аримаспы — одноглазые люди, далее за аримаспами грифы стерегут золото и еще далее на север живут блаженные гиппербореи».
Нигде в бывшей Российской империи национальное угнетение не проявлялось в таких резких и грубых формах, как в отношении малых народов Севера. Это угнетение, при культурной отсталости, малочисленности и племенной неорганизованности туземцев, создало в их характере забитость, выработало безответную покорность и полную неспособность сопротивления политическому и экономическому давлению со стороны более развитых и сплоченных народов.
Только Октябрьская революция пробудила в туземцах национальное самосознание, уважение к себе и понимание своей равноправности. Да и советские мероприятия стали проникать в тундру лишь в последние пять лет.
Советский полярный сектор огромен и трудно доступен: от 32° вост, долготы до 168° зап. долготы! Самоеды ближе других народов живут к северному полюсу, они на географически передовых позициях. Оми доказывают способность человека приноравливаться ко всяким условиям жизни.
Строительство заполярного Севера — исключительная задача. Требуются особые люди — энтузиасты Полярии: тоскующий пришелец гибнет. Национальные кадры из молодежи только растут, обучаются. Не легко от шаманизма приходить в социализм. Кадры новых, советских туземцев формируются из молодежи, старики не в счет: даже классово-близкие законсервированы для наших времен. Проблема отцов и детей у Ледовитого океана остра, как бритва.
Но и запоздалый приход социалистического строительства за полярный круг уже показал, что полунощный Север таит богатейшие промышленные ресурсы. «Мертвая» тундра ныне включается в пятилетку.
О хибинских апатитах заговорили всего два года назад. Пустынный заполярный район, в котором обитало несколько лопарских семей, в течение года с лишним превратился в крупный промышленный центр с населением около 50 тыс. человек. Неисчерпаемые богатства Хибин являются единственными во всем мире. Разведанные запасы апатитов исчисляются в количестве миллиарда тонн. Кроме того оказалось, что весь хибинский горный массив в основном состоит из нефелиновых пород, запасы которых составляют до тридцати миллиардов тонн. В Хибинах построена электростанция, сооружена обогатительная фабрика, рассчитанная на производство 250 тыс. тонн концентратов в год. По отзывам американских специалистов хибинская обогатительная фабрика является лучшей из фабрик подобного типа. Проект этой фабрики приобретен у нас Америкой. Успешно развертывается строительство гидростанции мощностью в 60 тыс. киловатт. На энергетической базе этой станции намечено создать горно-химический комбинат по выработке из апатита и нефелина фосфора, окиси алюминия, шлакового цемента и т. п. Горная хибинская тундра уже в настоящее время покрывает 90 % потребности суперфосфатной промышленности в сырье, а начатые разработки нефелинового сиенита заменяют импортное щелочное сырье в стеклоделии и в производстве второсортного фарфора. Почти безлюдный Кольский полуостров становится ныне одною из наиболее населенных северных областей Союза с густо развитой промышленностью.
А феерическая судьба Мурманска! Еще в 1923 это был крошечный поселок. Ныне на Мурмане созданы крупнейшие рыбные промыслы, и поселок вырос в солидный город с несколькими десятками тысяч жителей.
Эксплоатация минерального сырья — ухтенская нефть, свинцово-цинковые разработки на Вайгаче, перенесение центра тяжести лесных разработок в нетронутые массивы — вызывают все новые перемещения людей на север.
Люди пойдут по бассейнам великих сибирских рек — Оби, Енисея, Лены. И на далеком Севере возникают крупные центры лесного, консервного и пушного дела.
Из газет: «… Уже в настоящее время мы являемся свидетелями огромных промышленных сдвигов в Сибири, вызываемых деятельностью комитета Северного пути… В Корильском районе ведутся разработки сибирского графита, в бассейне Лены и ее притоков из года в год расширяется добыча цветных металлов… Новым промышленным центром в восточной части азиатского материка явится в ближайшие годы бассейн р. Колымы… Ведутся большие работы в бухте Ногаева на Охотском море, намечается дорожное строительство на Сеймчан… На Камчатке успешно развивается консервная промышленность. Началось широкое использование природных ресурсов Сахалина…»
«Бросовые» места, где кочевали дикие племена, в советские дни становятся неотъемлемой частью хозяйства Союза. Тундровые пустыни загораются лампочками Ильича, которые рвут полунощную темноту и освещают социалистические пути малым народностям. «Блаженные гиппербореи» вступают в комсомол, в партию, организуют колхозы. Они — равноправные участники великой стройки.
Я был в самом удаленном и отсталом районе Большеземельской тундры, куда только-только начинает пробиваться советская культура, где еще нет крупного строительства. Но и в этой заполярной глухомани я был свидетелем новых отношений людей, свидетелем своей, иногда еще карикатурной, но классовой общественности, я наблюдал рождение социалистического деятеля тундры.
Ленинская национальная политика поднимает туземные массы в культурном смысле, а на этой основе развиваются потаенные ресурсы тундрового Севера, ресурсы, о масштабах которых мы еще и не можем догадываться. Удачное сочетание морских, речных и лесных (на юге тундры) промыслов, богатейшие источники минерального сырья, огромные энергетические ресурсы — база развития экономики Севера.
По тундре ходят изыскательные партии, каждый день изучения северных областей приносит волнующие сведения о новых открытиях.
Тундровой Север быстро заселяется. Не потому, что год от года увеличивается население земли и выход сюда неизбежен: тундра уже представляет самостоятельный экономический интерес.
Проблема развития оленеводства уже сегодня — актуальнейшая задача. На Севере Союза насчитывают два с половиной миллиона оленей. В ближайшие годы предположено довести численность стада до пяти миллионов голов, а затем расширять его до полной емкости наших полярных тундр, которые в состоянии прокормить до 20-ти миллионов оленей.
Если капиталистические Соед. Штаты в условиях новизны оленного дела, в обстановке частного хозяйства смогли на наших глазах достигнуть роста своего оленеводства на Аляске, то для нас задача неизмеримо облегчена. Мы имеем кадры туземцев, с незапамяти занимавшихся оленем. Культурно выросшие туземцы включатся колхозами в общий план, в тундру придет мощная зоотехника и ветеринария и под ведущим влиянием совхозов северные колхозы в самый короткий срок (не американскими, а социалистическими темпами) превратят тундровое оленеводство, имевшее до советской поры натуральный характер, в мощный фактор экономики Союза.
Мясом оленя можно будет не только удовлетворять индустриализирующийся Север, но и экспортировать морским путем за-границу. Появятся консервные заводы; вместо нынешних кустарок по выработке замши, в конце прошлого столетия завезенных галичскими мастерами, будут построены на Печоре усовершенствованные заводы; весь людской Север можно будет нарядить в теплые оленьи меха.