Страница 2 из 68
— Я — здешний священник и подобно вам обучался в Лувенском университете, но мне не доводилось слышать о святом Аурусе из Эрпса. Не удовлетворите ли мое любопытство и не расскажете, чем он прославился и когда причислен был к лику святых?
— Ах, отче! — вздохнул в ответ красивый богомолец. — Не раз уж говорилось, что несравненно больше святых умирает ежедневно, нежели число тех, что признаны церковью.
— Стало быть, он не канонизирован?
— Нет, ибо еще не прошло пяти лет с его кончины.
— Стало быть, он славен своими деяниями?
— Пред Богом — per supergressum[2].
— Что же он совершил?
— О жизни его известно малое, но лишь доброе, — потупив глаза, затянул школяр. — Известно, что скромность его не уступала добродетели, а то и другое — его благочестию. В ранней юности он дал обет нестяжания и исполнял его с твердостью в сердце. В своем уничижении святой Аурус дошел до того, что почитал себя недостойным принимать подаяние и все, что ему жертвовали, он раздавал беднякам, сам же питался небесной росой и полевыми злаками. Скромность его была так велика, что при жизни он оставался в безвестности, но после его смерти Господь явил чудо, превратив его руки до локтей в чистейшее золото.
— Miraculum Domini![3] — перекрестился священник.
— Воистину, — буркнул здоровяк. Приятель толкнул его в бок.
— Я говорю, что Бог метит подобным образом лишь истинных праведников, — поспешил добавить тот. — По указу епископа Брюссельского останки святого Ауруса были поделены между семью городами Брабанта. Тинену досталась голова.
Каноник задумался.
— Но неужели для головы такого славного святого не нашлось иного вместилища, чем это старый сундук?.. — помолчав, спросил он.
— С каких пор золото нуждается в позолоте? — возразил красивый школяр.
— Крест Господень, неужто и череп стал золотым? — выпучив глаза, воскликнул каноник.
Здоровяк сделал страшное лицо, а его приятель приложил палец к губам:
— Тише, тише, отец мой… О таком вслух не говорят. Я вижу, вы человек благочестивый, почтенный, поэтому могу открыть вам эту тайну… Ах, нет! Его преподобие с меня шкуру снимет!
— Будь уверен, сын мой, — хрипло прошептал каноник, — все, что ты скажешь, я сохраню, как тайну исповеди.
— Я вижу, что и впрямь могу вам довериться, — с довольной физиономией проговорил школяр. — Ну, так знайте — череп святого Ауруса не стал золотым, но он обладает дивным свойством превращать в золото медь, серебро и иные металлы. Причетник собора святого Петра провел Богоявленскую ночь в бдениях и молитве, возложив медный крест на этот сундук, и к утру крест стал золотым. По воле святого Ауруса не один медяк из наших кошельков стал полновесным гульденом, стоило лишь положить его сюда, — он слегка коснулся крышки сундучка. — Но не скрою, чудо свершается не каждый день, а лишь в канун великих праздников.
— Удивительную историю ты поведал, сын мой, — сказал священник, поднимаясь и благословляя их.
Вскоре он покинул трактир, а за ним и школяры отправились своей дорогой. Посохи снова стучали по утоптанной земле, в такт им в сундуке подпрыгивали святые мощи. Миновав деревню, путники услышали, как кто-то громко окликает их. Обернувшись, они увидели каноника из Кумтиха, что было сил бегущего следом, но продолжили идти, как ни в чем не бывало.
Когда священник догнал их, его лицо совсем посерело, а накидка сбилась так, что капюшон хлопал по впалой груди.
— Дети мой… я вас зову… — похрипел он, еле переводя дух. — Стойте же!.. Право же, не следует заставлять меня… гнаться за вами… по такой жаре…
— Отец мой, да вы совсем запыхались, — произнес здоровяк с притворной заботой.
— Долг, сын мой… долг благочестия не позволил мне отпустить вас просто так. Моя паства не должна остаться без благословения святого Ауруса. Соблаговолите задержаться здесь на день-другой или на неделю, чтобы жители деревни могли увидеть святыню и стать свидетелями ее чудес. А за это вы получите полное отпущение грехов, и Господь благословит вас своей милостью!
Переглянувшись, школяры в один голос ответили, что задержка была бы для них крайне нежелательна — декан, мол, велел не мешкать; что до отпущения грехов, то оно и так обещано им по прибытии с мощами в Тинен.
Священник стал уговаривать их, жалобным голосом рассказывая о нищих и убогих, коих в его приходе обнаружилось великое множество и которым святой Аурус наверняка не откажет в помощи; но, убедившись, что сострадание чуждо школярам, равно как и страх перед гневом Божьим, он предложил им десять гульденов. Они запросили сто; после упорного торга сошлись на шестидесяти, которые каноник обязался вручить тут же. Ему пришлось идти за деньгами. Уходя, священник стонал и клялся, что наверняка придется заложить святые дары, дабы возместить расходы церковной казне, но вернулся он очень быстро, а, получив сундук, сразу заторопился обратно.
Так череп святого Ауруса обрел пристанище в деревни Кумтих, а оба школяра, чрезвычайно довольные сделкой, отправились своим путем.
— Я говорил, этот от нас не отстанет, — с ухмылкой заметил красавец, когда деревня скрылась из виду.
— Надежда манит дурака, — сплюнув в траву, пробурчал здоровяк.
— Золотая надежда, брат мой, золотая.
— Коли он из тех, кто зовется философами, этого добра у него должно быть навалом.
— Золота или надежд?
— Надежд, конечно. Будь я проклят, если хоть одна здешняя деревенщина увидит нашего святого! Этот скряга захапал его и будет держать под замком до тех пор, пока его надежда не изойдет смертным потом. А этого, брат мой, никогда не произойдет — тому, кто мечтает добывать золото из пустоты, надежда заменяет и хлеб, и сон, и веру, и вечное блаженство. До той поры он никому и словом не обмолвится, в надежде, что рано или поздно святой снизойдет к мольбам.
— Я думаю, он предпочтет ловить золотые в карманах паствы, а святого Ауруса сделает наживкой. — Красивый школяр поднес к уху кошелек, с удовольствием прислушиваясь к звону монет. — Но ты прав — его ждет неудача. Наш святой не любит скаредов. Посему, брат Ренье, дабы не утратить его покровительства, постараемся, чтобы эти славные кругляшки не оседали у нас надолго.
— Золотые слова, брат Андреас! — в тон ему ответил товарищ, и оба, не мешкая, пустились напрямик через поля, оставляя Тинен в стороне.
Часть I
Nigredo
I
В маленьком городке Ланде, что на границе с Намюром, был дом, получивший в народе прозвание «De Zwarte Huis» — «Черный дом». Улица Суконщиков, на которой он стоял, страдала от частых пожаров и не раз выгорала едва ли не подчистую. Но этот дом пламя не брало, лишь копоть все глубже въедалась в его стены. Многие полагали, что дьявол приложил к этому руку, поскольку о доме ходила дурная слава. Говорили, что много лет назад он был заложен нечистому, и, когда кончится срок заклада, господин дьявол непременно явится за своим добром. Владельцы старались поскорее сбыть дом с рук, и, несмотря на дороговизну жилья, он часто стоял заколоченным. В конце концов он перешел Питеру Зварту, эшевену, как часть приданного жены, а потом — его сыну Хендрику.
Однако и теперь про дом говорили «De Zwarte Huis», а не «huis des Zwarts»[4] — как следовало бы.
С изумлением и страхом смотрели люди на Питера Зварта, на его роскошную одежду, не подобающую простому бюргеру, на золотую цепь у него на груди, на мясистое лицо под алым шелковым шапероном. При звуках его голоса птицы взмывали в воздух, а собаки трусливо поджимали хвосты. Спесь эшевена доходила до того, что он не раз заявлял, будто и черт его не страшит.
Но Хендрик Зварт не напоминал отца ни внешностью, ни характером. Изредка соседи видели, как он, до носа закутавшись в плотный коричневый плащ, идет к мессе вместе со своей младшей незамужней сестрой, госпожой Миной. Хендрик Зварт не вышел ростом, вдобавок одно плечо у него торчало вверх, а голова, слишком большая, болталась на тонкой шее, словно горшок на ручке метлы. При ходьбе он подволакивал ноги, а, остановившись, раскачивался из стороны в сторону, будто искал опору для своего хилого тела. Во всякое время года он носил одежду из плотного темного сукна, подбитого мехом, но его вечно трясло, как в лихорадке.
2
Свыше всякой меры.
3
Чудо Господне.
4
«Черный дом», а не «дом Зварта», Зварт (Zwart) — черный.