Последний штурм

— Не надо так шутить, Уильям. Вполне возможно, что это были бы наши последние в жизни слова. Но вообще-то они действительно слишком рано торжествуют. Они еще не знают, как начнут развиваться события дальше. В соглашении о мире заложены пункты, которые можно толковать по-разному. Раз остается администрация Сайгона, значит, еще не все кончено.

— Что ты имеешь в виду, говоря «еще не все кончено»?

— Только противоборство с Вьетконгом. Если мы сумеем помочь генералу Тхиеу создать армию в миллион — миллион двести тысяч человек, то эта сила, располагающая базами и оружием, которое мы оставляем, может совершить большие дела.

Роджерс с удивлением посмотрел на Киссинджера.

— Ты это серьезно, Генри? Генерал Тхиеу ничего не мог сделать, когда у него под боком была более чем полумиллионная армия со всем арсеналом вооружений. Что он может сделать теперь, лишившись поддержки?

— Парадокс состоит, может быть, как раз в этом: наше присутствие расслабляло, они — от солдата до генерала — привыкли думать, что это наша, американская война, пусть американцы и воюют. Теперь они впервые почувствуют, что это их война, им надо в ней побеждать, если они хотят быть на поверхности.

Роджерс неопределенно пожал плечами.

— Вчера у меня был долгий приватный разговор с ханойским представителем, — поделился Киссинджер. — Я ему сказал, что Ханой вряд ли выиграет, если будет исходить из предположения, что мы оставим президента Тхиеу без помощи. Я сказал, что мы будем поддерживать его экономически, не оставим в беде и в военном отношении. Все будет зависеть от уровня военной активности Вьетконга в Южном Вьетнаме.

— И что же он вам ответил на это?

— «Двадцать с лишним лет, — сказал он, — вы поддерживали разных тхиеу в Южном Вьетнаме. Вы поддерживали всех против народа этой страны. И видите, к чему пришли?» Я напомнил ему, что только наша добрая воля к установлению мира во Вьетнаме обеспечила достижение соглашения.

Киссинджер и тут постарался доказать, что последнее слово осталось за ними. Он утаил, что представитель Ханоя, как назвал его помощник президента США, довольно резко прервал его тираду:

— Вы лжете даже самому себе, господин Киссинджер. Три месяца назад вы, я полагаю, были инициатором срыва соглашения, которое могло бы быть подписано еще в конце октября. Эти три месяца дорого стоили нам, потому что вы бросили против нас невиданную воздушную мощь, чтобы заставить нас просить у вас пощады. Вы, господин Киссинджер, и ваш шеф в Белом доме просчитались. Вам тоже недешево стоил этот нечестный маневр: Америка и весь мир настроены против вас. Не ваша добрая воля — у вас доброй воли никогда не было, — а воля нашего народа, воля американского народа и всего человечества посадила вас за стол переговоров…

В одиннадцать часов утра в большом салоне Дома международных конференций собрались участники заключительного акта переговоров, продолжавшихся здесь, в Париже, почти пять лет. Они шли на суровом фоне войны и звучали то драматически, то трагически. Иногда актеры с берегов Потомака пытались превратить их в недостойный фарс. Много было произнесено речей за эти годы, обойдено подводных опасностей, сказано справедливого и обидного, угрожающего и примирительного, разумного и авантюристического. Когда-нибудь историки вернутся к этим годам и проследят шаг за шагом все, что происходило на авеню Клебер, и, несомненно, не оставят без внимания последний день, перед закрытием занавеса.

За круглым столом занимают места министры иностранных дел ДРВ, Временного революционного правительства Республики Южный Вьетнам, Соединенных Штатов и сайгонского режима. Здесь же находятся послы Венгрии, Польши, Индонезии и Канады — государств — членов Международной комиссии по контролю за выполнением Парижского соглашения. Подписываются дополнительные документы о выводе в двухмесячный срок всех американских войск и частей их союзников, о начале, уже на следующий день, разминирования Соединенными Штатами территориальных вод Вьетнама. Устанавливается трехмесячный срок для подписания двустороннего соглашения по внутренним вопросам между двумя правительствами Южного Вьетнама.

Но в те самые часы, когда в Париже подписывалось соглашение о прекращении войны, в Южном Вьетнаме война гремела особенно громко. Все части бросил генерал Тхиеу в наступление, стремясь расширить контролируемую им территорию. Мощную поддержку оказывали ему военно-воздушные силы США. 27 января, в день подписания соглашения, американские бомбардировщики наносили удары по семидесяти районам Центрального плато, а также по недавно оставленным базам в районе Дананга, Куангчи, Биндине, в дельте Меконга и в зоне дороги номер тринадцать.

И все-таки мир торжествовал, это была его победа.

Ликовал Ханой. Все эти годы народ жил сурово, никто не обещал быстрого облегчения после войны, но сознание, что величайшим напряжением сил, опираясь на мужество и героизм армии и тыла, на помощь друзей, удалось сломить самого сильного врага, какой когда-либо был у Вьетнама, радовало и вдохновляло. Покончено более чем с вековым пребыванием чужеземных войск на вьетнамской земле, сказал генеральный секретарь партии коммунистов. Он с горечью говорил о том, какие невиданные испытания выпали на долю народа: «Война отбросила нашу слабую, сделавшую лишь шаг вперед экономику более чем на десяток лет назад. Наряду с материальным ущербом война вызвала также и другие тяжелые последствия, для преодоления которых потребуется довольно длительное время».

Многолюдные митинги проходили в Москве и других городах Страны Советов. То были митинги дружбы с победившим народом и гордости за эту победу. И всюду были лозунги: «Мы поможем возродиться тебе, Вьетнам!» Проездом из Парижа в Ханой в Москве остановился член Политбюро ЦК партии, специальный советник вьетнамской делегации на четырехсторонних переговорах Ле Дык Тхо. Он встретился в Кремле с руководителями партии и правительства и получил глубокое заверение, что как в годы войны, так и в годы мира советские люди будут рядом с Вьетнамом.

Шумела, публикуя самые противоречивые мнения, мировая печать.

«Вы спрашиваете, что я чувствую? — ответил бывший солдат Джордж Кеннет. — Война была страшным кошмаром. Что думает человек, которого только что отпустил кошмар? Он думает: «Слава богу, что все это кончилось. Но я не побегу на улицу плясать и кричать аллилуйя. У меня вытравили из сердца радость. Может быть, оно когда-нибудь отойдет, станет мягче, но сейчас передо мной слишком ярки воспоминания о кошмарных днях в дельте Меконга», — еще раз повторил он, заправив под ремень пустой рукав куртки.

Лейтенант Джон Деккер: «Мы давным-давно знали, что для нас не будет дня победы во Вьетнаме. Каждый из нас, кто был там, знает, что мы не победим. Нас вышвырнули оттуда. И вот итог этой бесславной затеи: десятки тысяч убитых, сотни тысяч раненых, миллионы морально исковерканных судеб среди военных и гражданских американцев, расколотая на долгие годы Америка».

Машинист электровоза из Чикаго Рокуэлл Линч: «Мне, как и всем родителям, у которых погибли сыновья во Вьетнаме, тяжело и больно говорить. Но есть в позорной странице американской истории одно полезное: мы участвовали в войне настолько отвратительной, что, может быть, нам больше никогда не захочется еще одной такой».

Но были и другие голоса. Капитан Сэм Кэртер, бывший командир взвода «зеленых беретов», сказал: «Неважно, что там решается и подписывается, все придет к тому, что было раньше. Найдутся у Америки лидеры, которые не дадут расслабиться нашим мускулам. Кончился Вьетнам, появятся другие Вьетнамы, хотя, может быть, они будут расположены в Африке, в Латинской Америке или в Европе»: Пройдет не так много лет, и США вновь пустят в ход оружие агрессии. На Гренаде, в Ливане, Ливии. Но тогда, на пресс-конференции в Вашингтоне, выступил президент Никсон. Он сказал, что его администрация предпримет усилия для установления новых послевоенных отношений с Северным Вьетнамом и возьмет на себя обязательства по возмещению ущерба, нанесенного войной этой стране.