Последний штурм

Настал день, когда аэродром закрылся. На нем уже рвались снаряды наступающих войск, самолеты никуда не улетали и не могли улететь. Теперь поток автобусов потянулся в сторону морского порта Вунгтау, где стояли американские корабли, которым было приказано эвакуировать и американцев, и вьетнамцев. Но даже владельцы самых дорогих машин, способных мчаться по бетонному шоссе со скоростью двести и больше километров и которые еще недавно вызывали восхищение и зависть, не могли воспользоваться их преимуществом: дорогу на Вунгтау уже контролировали рвущиеся в Сайгон солдаты сил освобождения. Вертолетные площадки превратились в арену настоящих сражений. Сайгонские военные и гражданские чиновники требовали, чтобы американские летчики везли их в Вунгтау, потому что таков приказ президента Форда.

— Вот пусть вас Форд и везет хоть в Белый дом, — отвечали обозленные, издерганные летчики, не выражая ни малейшего почтения даже к персоне собственного президента.

У одного вертолета произошло кровавое столкновение. Три авиационных полковника сайгонской армии долго уговаривали летчиков, не пускавших вьетнамцев в машину, которая была предназначена для замешкавшихся где-то американских военно-воздушных специалистов, потеряв терпение, выхватили пистолеты и, разделавшись с летчиками, пытались занять их место за штурвалом. Но они даже и приблизиться к нему не успели — их пристрелили находившиеся в вертолете американские офицеры.

Поднимавшиеся в воздух вертолеты были перегружены до опасного предела. Люди цеплялись за все, к чему можно было прикипеть мертвой хваткой.

Один вертолет, забрав на борт вдвое больше людей, чем было в нем места, с трудом поднялся. Его тянуло к земле, он готов был вот-вот рухнуть, потому что длинная капроновая лестница была, как ветка дерева плодами, облеплена людьми. Их было не менее полсотни гражданских и военных, мужчин и женщин. У них были небольшие сумки и портфели, в которых, видимо, находилось самое ценное, чего нельзя было оставить, чтобы не оказаться в Америке в роли нищего. Вертолет летел на пределе сил.

— Мы сейчас можем разбиться, — сказал пилот с расширенными от страха глазами, — машина перегружена, нарушен центр тяжести, чертова лестница раскачивается. Подъемной силы нет. Мы можем врезаться в дерево, в дом или просто рухнуть. Что делать? Садиться?

И тогда к дверному проему пробрался высокий, могучего сложения сержант, вынул из чехла саперную лопату, которой можно пилить дерево и рубить проволоку.

— Я сейчас приземлю эту лишнюю гроздь, капитан, — спокойно произнес он и начал рубить лестницу.

Его даже не пытался кто-нибудь остановить. Те, кто был ближе к верхней перекладине лестницы, поняли, что сейчас произойдет, сначала оцепенели, а потом подняли крик, но сержант продолжал свое дело, и через пару минут живая гроздь полетела вниз и упала на камни улицы. Из вертолета этого уже не было видно: облегченный, он на большой скорости устремился в сторону Вунгтау.

26 апреля бывший президент Южного Вьетнама, генерал Нгуен Ван Тхиеу, захватив 16 тонн груза, в том числе около пяти тонн золота, драгоценностей, ценных бумаг, бежал с семьей на личном самолете на Тайвань.

А в Сайгоне, во дворце президента, продолжал разыгрываться последний акт трагедии, уже превратившийся в комедийный фарс. «Президент» Чан Ван Хыонг был смещен со своего поста, уступив место генералу Зыонг Ван Миню, по прозвищу «Большой Минь».

В этот день звено из пяти самолетов американского производства «A-37» под командованием Нгуен Тхань Чунга вылетело бомбить военный аэродром Таншоннят. Пункт управления полетами еще функционировал. Увидев летящие самолеты, которые не должны были быть в зоне, с пункта запросили:

— Радируйте, какой эскадрильи самолеты, радируйте срочно, а то откроем огонь.

— Вы что, не видите самолеты американского производства? — передал Нгуен Тхань Чунг. — Идем на выполнение боевого задания командования.

В пункте управления растерялись, ничего не понимая.

— Какого задания, какого командования? — запросил дежурный.

Чунг молчал, выводя самолеты на бомбежку стоящих самолетов. Когда сброшенные пятеркой бомбы потрясли Сайгон и вызвали пожар нескольких самолетов, он приказал своим экипажам возвращаться на базу. А сам, сделав круг над пунктом управления, ответил на заданный ему ранее вопрос:

— Мы выполняли задание командования Национальных сил освобождения Южного Вьетнама. Скоро мы будем здесь!

Через несколько минут он присоединился к своему звену и занял место ведущего.

Рано утром 30 апреля 24-й и 28-й полки сил освобождения начали штурм генерального штаба марионеточной армии.

Командир 25-й сайгонской дивизии, которая должна была оборонять Сайгон с запада, получил по радио приказ из генерального штаба немедленно пробиться на помощь городу.

— В чем дело? — возмутился он. — Почему никто не начал марша к Сайгону? — спросил он, обнаружив через час, что ни одна рота не двинулась с места.

— Ваши приказы, генерал, — ответил ему по радио один из командиров батальона, — выполнять некому. Дивизия развалилась, а дорога на Сайгон в руках Вьетконга.

Генерал подошел к своему креслу, сел в него, вынул из кобуры пистолет, проверил, есть ли патрон в канале ствола, медленно снял прилипшую к пистолету ворсинку, вставил дуло в рот и нажал спусковой крючок.

В американском посольстве шла лихорадочная ликвидация дел: сжигались документы. Дым стоял, будто горело само посольство. По еще работающей внутренней связи кто-то передал:

— Всех граждан Соединенных Штатов просят немедленно подняться на крышу посольства. Три последних вертолета заберут оставшихся и доставят на корабли в Вунгтау.

Морские пехотинцы и работники секретной референтуры, остававшиеся для уничтожения документов, но так и не справившиеся с заданием, бросили все и рванулись по лестнице вверх. За ними устремились и вьетнамцы, запрудившие двор и увидевшие призрачную надежду спастись. Но гранаты со слезоточивыми газами отсекли их от лестницы, ведущей на вертолетную площадку.

В президентском дворце генерал Зыонг Ван Минь, который когда-то стоял во главе военного заговора против президента Нго Динь Зьема и по иронии судьбы ставший последним «президентом на 24 часа», назначил на 10 часов утра церемонию приведения к присяге членов своего кабинета. Помощник «президента» обзванивал «министров» и именем «президента» приглашал их во дворец. Но не успел справить «Большой Минь» торжественной церемонии.

Покрытый пылью дальних дорог, по улицам Сайгона, к президентскому дворцу, высекая искры из мостовой, мчался на полной скорости танк. Он остановился на мгновенье перед железными воротами, а потом сбил их стальной грудью, устремился к парадному входу во дворец, перед которым на высоком флагштоке безжизненно висело знамя уже несуществующего режима.

Из открытого люка танка выскочил молодой командир танкового батальона капитан Буй Куанг Тхань. В руках у него было свое знамя — знамя победившего народа. Через несколько минут оно уже затрепетало под словно по заказу подувшим ветром. Затрепетало торжественно и гордо. Навсегда!

Над освобожденным Сайгоном, над всей страной светило жаркое тропическое солнце. Оно озаряло своим светом лица воинов, за спиной у которых осталась долгая дорога к освобождению своей земли — длиной почти в тридцать неимоверно трудных героических лет.

Ханой — Москва — Ханой

1981—1985