Страница 4 из 104
— Это понятно, Дин. Наше ведомство, к сожалению, не имеет своего посла на небе. Спасибо тебе за дружескую и полезную беседу.
— Боюсь, что я не нарисовал полной картины, Уильям. Но ты дорисуешь ее сам, когда оденешь на себя амуницию и повезешь нелегкий воз нашей внешней политики, тяжесть которого я прочувствовал в полной мере. От тебя будут требовать такого, что и сам господь бог неспособен совершить. И будь готов всегда к тому, что именно в тебя будут бросать, бросать незаслуженно, увесистые камни.
— Если мне будет больно, Дин, не откажи в совете и утешении, — улыбнулся Роджерс, довольный беседой с уходящим со сцены коллегой. — Мы ведь с тобой старые чиновники нашего трудного ведомства.
— Сочту за честь, если смогу быть тебе полезен когда-нибудь, Уильям. А сейчас, прощаясь, хочу посоветовать тебе не забывать про вот этот маленький шкафчик, — с улыбкой показал Раск в сторону. — Он может здорово помочь тебе в трудную минуту.
— Что же в этом шкафчике, Дин? — удивленно спросил Роджерс.
— Таблетки от головной боли, дружище.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Генерал Крейтон Абрамс, командующий американским экспедиционным корпусом в Южном Вьетнаме, был мрачен. Он осунулся за последние месяцы, часто ловил себя на том, что стал легко раздражаться, терять невозмутимое в любой ситуации олимпийское спокойствие, которое считал сильной стороной своего характера. Он старался понять, объяснить хотя бы самому себе, что же в конце концов происходит в подчиненных ему войсках, почему неудачи преследуют почти все его начинания. Наступления срываются, настроение солдат падает. Последняя ночь прошла без сна, он вымотался, принимая снотворные таблетки, но так и не мог сомкнуть глаз. Наконец, не выдержав, он встал с постели, вышел в кабинет и устало опустился в глубокое удобное кресло, закрыл ладонью глаза. Перед ним вновь прошли картины минувшего дня.
Часов в пять он выехал из штаба, намереваясь встретиться с послом, больше для вежливой, протокольной беседы, чем для дела, а потом заехать к командующему военно-воздушными силами, поговорить о предстоящих воздушных операциях. Абрамс придерживался принципа чаще самому бывать у своих подчиненных, чем вызывать их к себе. Это придавало отношениям большую теплоту и доверительность и поднимало в глазах подчиненных престиж командующего.
На бывшей улице Катина́, переименованной в Тызо, что значило Свобода, прямо перед входом в отель «Континенталь» происходило что-то странное. Посреди улицы, собрав большое число улыбающихся зевак, стоял человек в форме генерал-лейтенанта сайгонской армии, громко кричал, размахивая руками.
— Что это за маскарад? — спросил Абрамс сопровождающего офицера, владеющего вьетнамским языком. — Что он кричит?
Переводчик опустил стекло, и машину, оборудованную кондиционером, заполнил влажный горячий воздух улицы, от которого генерал почувствовал удушье.
— Он ругает, господин командующий, президента Тхиеу и американцев. Самыми непристойными словами. Даже неудобно переводить, господин генерал.
— А вы переводите, я не барышня из благородного пансиона, ко всему привык.
Переводчик замялся.
— Вы что, не понимаете его слов? — недовольным тоном спросил командующий.
— Он говорит, что президента Тхиеу надо поставить к стене и расстрелять, а американцев вытолкнуть из Вьетнама, извиняюсь за выражение, хорошим пинком в зад.
Беснующийся генерал увидел машину командующего и хотел было рвануться к ней, но почему-то остановился, разразился новым потоком слов, обращаясь то к собравшимся зевакам, то показывая рукой на машину Абрамса.
— Теперь он ругает генерала Уэстморленда, — сказал переводчик. — Говорит, вон он сидит в машине. Его-то и надо в первую очередь выбросить из Вьетнама. Он принимает вас за Уэстморленда.
Абрамс на какое-то время потерял дар речи. Он видел смеющуюся толпу, улыбающихся полицейских, даже не пытавшихся успокоить разбушевавшегося генерала. Нелепость ситуации, в которой он оказался, выводила из себя.
— Вот он, очевидный пример разложения, — возмущенно произнес командующий. — Подумать только! Среди бела дня, напившийся до невменяемого состояния, генерал-лейтенант собирает антиамериканский митинг, и на это никто не обращает внимания, даже находят для себя в этом развлечение.
— Он не пьяный, господин генерал, он сошел с ума. С полгода назад. Когда-то он командовал корпусом, а потом его части потерпели поражение в нескольких операциях подряд, и генерал Уэстморленд настоял, чтобы его не только сняли с корпуса, но и уволили из армии. Президент Тхиеу поддержал нашего командующего, хотя многие вьетнамские генералы ходатайствовали за своего коллегу, говорили, что никто не застрахован от поражения, — война есть война.
Абрамс не стал слушать дальнейших объяснений и приказал шоферу возвращаться в штаб. Ему уже не хотелось ехать на пустую беседу в посольство, а командующего ВВС он решил вызвать к себе.
— И что же произошло дальше? — спросил он, когда машина рванулась вперед и генерал немного успокоился.
— Генерал стал сильно пить, а потом сошел с ума.
Когда машина, свернув на бульвар Ле Лоя, скрылась из виду, к отелю «Континенталь» подъехал сверкающий серебристой краской «форд-президент». Из него вышли молодые мужчина и женщина и остановились напротив генерала, все еще произносившего угрозы и ругань в адрес Тхиеу и Уэстморленда. Увидев их, генерал пытался скрыться в толпе, но перед ним не расступились, и он, сникнув, снова вышел на середину улицы и стал громко кричать, показывая теперь уже на мужчину и женщину, — это были его дочь с зятем:
— Вот они, лакеи Уэстморленда, держите их, бейте их!
Никто не тронулся с места, а родственники, спокойно дождавшись конца приступа, взяли обмякшего генерала, посадили в машину и уехали в сторону площади имени президента Кеннеди.
Толпа расходилась медленно, обсуждая увиденное.
Вернувшись в штаб, генерал Абрамс пригласил к себе полковника Мэрфи из аппарата Центрального разведывательного управления и поделился с ним увиденным на улице. Мэрфи уловил в голосе командующего и неудовольствие, и даже так не свойственную ему растерянность.
— Ничего страшного в этом нет, господин командующий. Обостренный психоз стал самой распространенной формой заболевания среди офицерского состава армии президента Тхиеу. Самое неприятное в том, что и в нашей армии растет число психических заболеваний и на этой почве самоубийств.
— И чем же вы объясняете эту эпидемию?
— Как ни печально, но я считаю это результатом неверия в победный исход войны. Это наблюдается и среди части наших солдат. Особенно в тех частях, которые находятся на самых трудных участках, где стычки с Вьетконгом держат их в постоянном напряжении. Действует не только военная обстановка, но и, если можно так сказать, природный фактор. На Тэйниньском направлении, сэр, каждый третий американский солдат переболел малярией, а она сильно подавляет и расстраивает психику.
— Значит, надо сделать так, чтобы солдаты имели больше возможностей для отдыха. Надо сократить сроки их пребывания на опасных участках.
— Я здесь уже почти пять лет, господин командующий, и все время наблюдаю, как штаб пытается добиться этого, но всякий раз мы сталкиваемся с непреодолимыми препятствиями: только задумали сменить какую-то часть, как оказывается, что отвод ее на отдых может ухудшить или резко ослабить позиции.
— К нам прибыл новый заместитель командующего генерал Макрейтон, придется поручить ему заняться этим. Должны же мы найти выход из положения.
Через полтора часа в этом же кабинете появился генерал Джексон Макрейтон, только прилетевший в Сайгон.
— Я рад, Джек, твоему прибытию, — сердечно приветствовал его Абрамс. — Хорошо ли устроился, как настроение, что нового в Вашингтоне? — засыпал он вопросами своего заместителя.
— Я тоже рад, господин командующий, что снова буду служить вместе с вами. Постараюсь быть полезным вам.