Последний штурм

— Ты еще скажи, Рон, что это остров в системе Марианских островов, — пошутил кто-то.

— Не буду, хотя намеревался. Но поскольку школьные знания у вас еще сохранились, урока географии не состоится. А теперь самое время принять по стаканчику виски, господа.

К Гуаму подлетали в полдень. Внизу сверкал голубизной океан, ровный, как хорошо натянутое полотно, стояли, словно на макете, пальмы, живописно виделись сверху рыбацкие поселки, редкие в эту пору дня паруса лодок недалеко от берега.

Самолет приземлился на военно-воздушной базе США. Здесь президента встречали власти острова, представители командования военно-морских сил в этом районе, деловые люди. Прямо к трапу самолета подали машины и автобусы, и длинная колонна их направилась в лучший отель, построенный для туристов. После обеда президент подозвал Зиглера.

— Рон, собери, пожалуйста, журналистов, я хочу сделать важное заявление, — сказал он как бы между прочим.

— Но, господин президент, я сообщил им, что никаких встреч не будет до конца визита. Так вы просили… — удивленно произнес пресс-секретарь.

— Что делать, Рон, если мне пришла мысль сказать кое-что важное? Пусть они будут приятно разочарованы.

Представители прессы встретили президента очень тепло. Он поздоровался со всеми, наиболее известных ему журналистов называл по именам.

— Я уже сказал Рону Зиглеру, — начал он, когда установилась тишина, — что мне пришла мысль поделиться с вами кое-какими соображениями, касающимися нашей политики в Азии. Зачем, думаю, ждать, если можно проверить свои идеи на самых компетентных людях, может, немного даже подискутировать с вами, если в чем-то у вас будет другой взгляд на вещи. Когда-то древние римляне сказали: «Истина — в вине». И хотя про вино тоже забывать не следует, но еще лучше попробовать найти эту коварную штуку — истину — в дружеском споре. Верно я говорю, друзья?

— Конечно, господин президент, — ответил за всех обозреватель журнала «Тайм».

— С чего я хочу начать свое выступление? Прежде всего, с того, нравится или не нравится кому-то, но само географическое положение США делает их тихоокеанской державой, а значит, и глубоко заинтересованной в азиатских делах. Тем более что мы уже десятилетия активно присутствуем в Азии. Сейчас этот район земного шара представляет самую большую угрозу миру во всем мире, и по этой причине Соединенные Штаты должны продолжать играть там значительную роль. Из этого я хочу сделать однозначный вывод: Соединенные Штаты не уйдут из Азии.

В зале стояла такая тишина, что было слышно, как переворачивались страницы блокнотов, стрекотали кинокамеры.

— В любой стране, которую мы посетим, — продолжал Никсон, — азиаты будут говорить, что они не желают, чтобы им диктовали со стороны. Что ж, не будем никому ничего диктовать. Но мы должны избегать и такой политики, когда нам попытаются диктовать. А это может произойти в том случае, если мы сделаем азиатские страны настолько зависящими от нас, что им ничего не будет стоить втянуть нас в конфликты, подобные тому, который мы имеем во Вьетнаме.

Никсон переждал несколько мгновений, а затем стал излагать мысли, высказанные им еще два года назад в статье «Азия после Вьетнама». «Наши друзья, — говорил он, — должны понять, что роль США как всемирного полицейского в будущем, очевидно, будет ограничена, хотя и в будущем, если какая-либо страна Азии, Африки или Латинской Америки попросит американское правительство о военной помощи, конгресс и общественное мнение США поддержат такую акцию».

— Я предполагаю, что наследием Вьетнама почти несомненно будет глубокое нежелание в Соединенных Штатах вновь быть втянутыми в подобную интервенцию на такой же основе. Вьетнамская война вызвала в Соединенных Штатах глубокое напряжение не только в военной и экономической, но и в социальной и политической жизни. С этим мы не можем не считаться, если хотим, чтобы Америка восстановила свой престиж в мире, продолжая играть роль защитника демократии и свободы.

К чему сводится моя основная мысль? — продолжал президент. — Существо вопроса заключается в том, что, намереваясь по-прежнему участвовать в защите и экономическом развитии наших союзников, мы хотим убедить их взять на себя большую тяжесть в обороне своих стран. Нация, которой непосредственно угрожает опасность, должна предоставить живую силу для своей защиты. Мы пожертвовали уже слишком многими жизнями наших парней, и теперь пора остановиться. Мы понимаем тех людей, которые говорят: «Азия для азиатов». Но тогда пусть они поймут и наше положение: мы не можем нести на себе большую ответственность за их дела, чем они несут сами.

— Сэр, — воспользовавшись паузой, спросил один из корреспондентов, — скажите: все, что вы так ярко изложили, относится и к Вьетнаму? Ведь там находится наша более чем полумиллионная армия.

— Да, это относится и к Вьетнаму. Если вы помните, месяц назад я сделал заявление о предстоящем выводе двадцати пяти тысяч американских солдат из этой страны. Думаю, что это только начало.

— А кто будет защищать сайгонских генералов?

— У меня предстоит встреча с президентом Тхиеу, и я изложу нашу точку зрения на роль наших и его войск в будущем.

— Не следует ли понимать, сэр, так, что вы разработали теорию «вьетнамизации» войны?

Так впервые прозвучало слово, которое надолго станет для всего мира символом последней попытки Соединенных Штатов спасти свое лицо. Предчувствуя неизбежность ухода из Вьетнама, новый президент еще пытался старые, перелицованные одежды выдавать за новые. Еще Джон Фостер Даллес, самый ярый сторонник и идеолог подавления борьбы народов за независимость, где бы она ни начиналась, выступал против посылки крупных контингентов американских войск для этой цели. Он разработал для президента Эйзенхауэра план активного привлечения союзников США к «сдерживанию коммунизма» и советовал гибко сочетать «локальную оборону с массированным возмездием». Дуайт Эйзенхауэр, отец политики «с позиции силы», был полностью согласен с таким пониманием военной роли США.

Считалось, что «особая война», начатая Соединенными Штатами во Вьетнаме правительством Кеннеди, будет вестись местными военными формированиями, обученными и оснащенными Америкой, под руководством ее специалистов. При Джонсоне военно-промышленный комплекс оказался сильнее, и то, чего боялся главнокомандующий «вторым фронтом» в войне с фашизмом — втягивания в большую войну Америки в Азии, — случилось. Все годы пребывания у власти, лавируя между Сциллой военно-промышленного комплекса и Харибдой трудностей, порожденных колоссальными потерями и расходами во Вьетнаме, Джонсон будет стараться ослабить раздирающие Америку противоречия и в конце концов станет свидетелем ее полного поражения во Вьетнаме. Силы «ястребов» американской политики окажутся более могущественными, и они, отстаивая свое право командовать парадом, поставят Никсона перед дилеммой: предстать перед судом или уйти в отставку. После Никсона эти силы будут приводить в Белый дом президентов, все более отвечающих их интересам. Бывший губернатор Калифорнии, самого главного штата по производству оружия, уже давно подбиравший ключи к Белому дому, скажет:

— Мы даем большую часть самолетов и ракет, какие поступают на вооружение Соединенных Штатов. Калифорния в сильной мере участвует в деятельности, вытекающей из вьетнамской войны. На ее долю приходится более трети продукции нашей промышленности. Калифорния — это квинтэссенция американизма. Десять процентов граждан США, живущих в Калифорнии, — это совершенно особенные американцы. Они указывают путь не только Америке, но и всему миру.

Потом, заняв пост президента, Рейган положит эти мысли в основу своего политического курса, который поставит мир на грань ядерной катастрофы. Но во время выступления Ричарда Никсона перед корреспондентами на Гуаме до этого было еще далеко.

— Господин президент, — поднялся корреспондент английской газеты, — ваша идея «вьетнамизации» войны понятна. Но как сможет сайгонская администрация выстоять, если она даже при наличии полумиллионной армии США с трудом удерживается у власти?