Пробуждение

— «Во избежание нежелательных последствий предлагаю команде «Печенги» покинуть корабль. Союзные баркасы подойдут к борту крейсера в назначенное вами время. Старший на рейде коммодор Стирлинг».

— Передавайте на «Суффолк», — приказал командир. — «Команда «Печенги» отказывается покинуть корабль. Союзные баркасы к борту не принимаю. Командир крейсера прапорщик Яхонтов».

В тревоге прошли сутки, вторые и третьи. Британские военные власти никаких решительных мер не принимали, чтобы отправить команду «Печенги» в карантин.

Темной ночью, когда на рейде стыла послеполуночная тишина, крейсер снялся с якоря и с потушенными огнями направился на выход из бухты.

На низких палубах английских субмарин не заметно было никакого движения. Неярко горели их топовые огни да поблескивали в неровном свете черные низкие рубки.

«Суффолка» не оказалось на прежнем месте. Отмеченный электрическими огнями, британский крейсер виднелся в стороне от горла бухты.

Мятежный корабль беспрепятственно вышел в открытое море.

Рассвет застал корабль далеко от чужих берегов.

На пятые сутки пути, обогнув берега Кореи, крейсер «Печенга» вошел в Японское море.

На горизонте показался остров Аскольд. В сизой дымке появилась расплывчатая линия берега.

Родная земля!

Свободные от вахты матросы поднимались на верхнюю палубу, лезли на спардечный мостик и всматривались в сторону берега. Уже угадывались знакомые его очертания, мысы и заливы.

Крейсер оставил слева остров Русский, повернул вправо и медленно вошел в бухту Золотой Рог.

АГЕНТЫ МИСТЕРА КОЛДУЭЛЛА

Где находится граница революции? Как далеко она может распространиться в горизонтальном направлении? Будет ли она обладать той же силой, что и у Атлантического океана? Будет ли революция на этой отдаленнейшей границе России иметь столько же сильно бьющийся пульс, каков в сердце страны?

…Когда мы сошли с поезда во Владивостоке, то убедились, что Советы на русском Дальнем Востоке пустили в земле такие корни, что вытеснили всех своих соперников. Ныне они господствовали от Нарвы у Атлантического океана до Владивостока, глядящего в Тихий океан.

…Я вступил в близкий контакт с Владивостокским Советом и имел возможность наблюдать его работу. Из его состава наиболее близким мне стал Константин Суханов. Он был мал ростом, но обладал огромной энергией. Он работал днем и ночью, лишь изредка позволяя себе вздремнуть часок в маленькой комнатке, находившейся по соседству с его скромным кабинетом… Лицо его большей частью имело озабоченное выражение. Иногда он вдруг начинал заразительно смеяться. Он говорил коротко, но с зажигательной страстью.

Константин Суханов откинул тело от письменного стола, протер ладонями усталые глаза и мельком бросил взгляд на окна кабинета. Слабый голубоватый свет нарождающегося утра пробивался через стекла. Минула еще одна бессонная ночь председателя исполкома Владивостокского Совета депутатов рабочих, солдат и крестьян. Сколько уже пережито им, Сухановым, бывшим студентом Петербургского университета, и другими членами исполкома таких тревожных ночей! Дневного времени не хватало молодым, выдвинутым революцией на высокие посты руководителям огромного края для решения обрушившихся на них, как лавина, неотложных дел.

Заканчивался май 1918 года.

В тяжких муках утверждалась Советская власть на Дальнем Востоке. Лютой ненавистью встречали затаившиеся в земствах, городской думе[5], в банках, на почте и телеграфе бывшие царские чиновники декреты Совнаркома и распоряжения исполкома Владивостокского Совета. Случалось, взлетали на воздух железнодорожные мосты и на короткое время прерывалась всякая связь с внешним миром. Председатель исполкома самолично посылал к месту диверсии ремонтные бригады и ждал потом с нетерпением сообщения, что путь восстановлен.

Ни Константин Суханов, ни другие члены исполкома не могли и предположить, какие новые, еще более тяжкие испытания ожидают их в недалеком будущем. Они были слишком молоды, чтобы постичь в полной мере коварство и изощренность скрытых врагов Советской власти.

Все чаще поступали радиограммы из Охотска и Петропавловска-на-Камчатке о нарушении морских границ и хищническом истреблении пушного зверя на русском побережье Тихого океана. Потом объявили забастовку почтово-телеграфные служащие, доставшиеся Владивостокскому Совету по наследству от старого режима. Суханов, обычно спокойный и ровный, пришел в бешенство, узнав, что банковские чиновники, саботируя распоряжение Совета, передали на сохранение японскому консулу Кикучи пятнадцать миллионов золотых рублей.

И ко всему, как снег на голову, ограбление этой ночью иностранных граждан в гостинице «Версаль». Суханов ранним утром позвонил по телефону члену исполкома Леопольду Проминскому, занимавшемуся расследованием разбоев, ограблений и убийств. Вскоре Проминский, в мокрой кожаной куртке и заляпанных грязью высоких сапогах, с раскрасневшимся от волнения лицом, появился в кабинете председателя исполкома, чтобы доложить о результатах начатого расследования.

Он продолжал стоять посреди кабинета, несмотря на предложения Суханова сесть в кресло.

— Троих задержали мои ребята во французском консульстве, — докладывал Проминский.

— А четвертый где? — спросил Суханов.

— Четвертого нам не удалось пока взять, — огорченно развел руками Проминский. — Но убежден, что преступник скрывается в каком-нибудь консульстве. Ведь это самое надежное убежище. Мои ребята взяли верный след!

— Ох уж эти консульства! — сокрушенно качнул головой Суханов. — Расплодили их, словно блох в мягкой перине, при царском режиме! А теперь весь этот пресловутый консульский совет при генеральном консуле Колдуэлле служит лишь ширмой для прикрытия саботажа и козней, которые плетут против нас враги Советской власти. Кто эти трое преступников, которых удалось поймать твоим молодцам? — вернулся Суханов к прерванной мысли. — Что за субчики вам попались?

— Один из них — бывший поручик Головачевский, другой — Савельев, в недавнем прошлом в звании ротмистра служил в местной жандармерии.

— Я знаю и хорошо помню этого Савельева (Федорова)! — воскликнул Суханов. — Он вел следствие по моему делу в августе шестнадцатого года, когда меня арестовали вместе с владивостокской инициативной группой марксистов.

— Опасный субъект! Да и остальные не лучше. Я допрашивал их и — ничего не смог добиться. Ни перекрестные вопросы, ни очные ставки не помогли. Все стоят на одном: в тот вечер из французского консульства никуда не отлучались.

— Нужны доказательства, чтобы предать их революционному суду, — задумчиво произнес Суханов. — Хотя всякому понятно, что бывшие офицеры, совершившие провокационный акт, спрятались у французов.

— Четвертый, которого мы не сумели взять, мне кажется, дополнил бы недостающие детали расследования и помог бы распутать этот клубок. Свидетели утверждают, что четвертый грабитель был в морском кителе и шинели. Судя по всему, тоже из бывших офицеров…

В дверь кабинета постучали. Вошел командир миноносца «Грозный» военмор Яхонтов.

Как и председатель Владивостокского Совета, Яхонтов — вчерашний студент. Во время войны с Германией закончил Гардемаринские классы при Восточном институте во Владивостоке, получил звание прапорщика по адмиралтейству и стал военным моряком.

— Вам предстоит большое плавание, Яхонтов, — сказал командиру миноносца Суханов. — Отправитесь на Командоры.

Они молча подошли к окну. В лучах заходящего солнца сверкала гладь Золотого Рога. В горле бухты, где словно вдавленные в серую воду стояли английский крейсер «Суффолк», японский «Ивами» и американский «Бруклин», пламенел поздний летний закат.

5

Наряду с исполкомом Владивостокского Совета в городе существовали городская дума, земская управа, хотя последние никакой реальной властью не обладали.