Пробуждение

Через палубные горловины уголь ссыпали в трюмы. Над крейсером висела пелена черной пыли.

Яхонтов стоял на ходовом мостике и молча наблюдал за погрузкой. Команда трудилась с невиданным рвением. Ему захотелось надеть на себя полотняную робу и вместе с матросами носить тяжелые мешки с углем. Чтобы плечи трещали от тяжести! Чтоб горячий пот освежал лицо!

«Наверно, одни русские умеют так трудиться!» — подумал прапорщик.

Было нечто самозабвенное в матросском усердии.

К вечеру все угольные ямы и трюмы были наполнены. Уголь начали высыпать в пустовавшие выгородки и машинные коридоры.

Англичане угля не жалели. Отчего же не воспользоваться их добротой? Запасались на совесть.

Еще засветло Яхонтов отправил радиограмму старшему морскому начальнику:

«Закончил погрузку угля, прошу разрешения выйти в море».

Всю ночь в британском морском штабе молчали. Ни на вторую, ни на третью радиограммы прапорщик не получил ответа.

Утром оттуда сообщили:

«Получено штормовое предупреждение, выход в море не разрешаю. Старший морской начальник адмирал Ноэль».

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — пробурчал Авилов, всю ночь находившийся на мостике рядом с командиром.

Небо над сопками висело чистое, ясное, голубое. Небо начала гонконгского лета. В теплом воздухе не чувствовалось даже слабого ветерка. И ничто не предвещало шторма.

Двое суток команда «Печенги» томилась в бездействии, ожидая разрешения на выход в море.

На решительный запрос покинуть Гонконг пришла наконец радиограмма из британского морского штаба:

«На союзных коммерческих судах обнаружена холера. Команде «Печенги» срочно высадиться на берег для прохождения карантина».

— Что за чертовщина?! — удивился Яхонтов.

Ни на одном из судов, находившихся поблизости, не висел желтый флаг — сигнал начавшейся эпидемии. Судовой комитет собрался на ходовом мостике.

— Похоже, нас собираются одурачить, — задумчиво произнес Авилов.

— Но для чего все это понадобилось адмиралу Ноэлю? — недоумевал Яхонтов.

— Ясно одно: все это неспроста, — посуровел Авилов. — В британском штабе затевают что-то. Поэтому покидать крейсер нельзя!

— Предлагаешь не подчиниться приказу старшего морского начальника? — спросил Крылов.

— Да, предлагаю не подчиниться приказу британского адмирала и следовать во Владивосток, — ответил Авилов. — «Печенга» — революционный корабль, поэтому приказы союзного командования нам не указ.

— Но мы принадлежим флоту России, а это значит… — начал командир корабля.

— Да, но всякая связь с Владивостоком прервана, — перебил прапорщик Крылов. — Шифры и коды унес Остен-Сакен. Прошляпили мы…

— К сожалению, — согласился с ним Яхонтов.

— Стоять возле пирса становится опасно, — стал излагать свои соображения Шумилин. — Как только адмирал Ноэль поймет, что мы не собираемся выполнить его требования, он пошлет морскую полицию на «Печенгу».

— Нас силой выдворят в карантин, — подхватил Авилов. — Поэтому, не теряя времени, надо выходить в море.

— Не получив разрешения? — продолжал упорствовать выборный командир.

— Да.

Пока судовой комитет решал, что делать, поступило повторное приказание старшего морского начальника очистить крейсер. И тогда приняли решение не подчиняться приказу союзного адмирала, а следовать во Владивосток.

Не теряя времени, начали разводить пары. Сыграли «Аврал». Успели лишь отдать швартовы, как на причале появился отряд английских пехотинцев.

Крейсер «Печенга» вышел из Коунлундской гавани и взял курс на выход из Гонконгской бухты.

На родину! Во Владивосток!

Командир первым увидел у входа на внешний рейд английский брандвахтенный корабль. Это был крейсер «Суффолк». Две подводные лодки несли дозорную службу от него неподалеку.

«Застопорить ход!» — засигналил брандвахтенный корабль.

Крейсер «Печенга», не сбавляя скорости, продолжал идти прежним курсом.

«Стать на якорь! — поступил второй предупредительный семафор с «Суффолка». — В противном случае будете атакованы торпедами!»

Это была не пустая угроза. Торпедные аппараты на брандвахтенном крейсере медленно повернулись в сторону приближающегося корабля. Подводные лодки легли на встречный курс «Печенги», готовые поддержать «Суффолк» своими торпедами и огнем скорострельных пушек.

Яхонтов заколебался. От решения командира теперь зависело все. На фок-мачте «Суффолка» взвился еще один флажный сигнал. Вот-вот раздастся торпедный залп, и ничто уже не спасет несколько сотен человеческих жизней.

— Застопорить ход, — крикнул прапорщик в переговорную трубу.

— Есть застопорить ход! — прозвучал из машинного отделения недовольный голос Сурина.

Заработал паровой шпиль. Тяжелый адмиралтейский якорь с громким плеском плюхнулся в воду.

Крейсер «Суффолк» и две подводные лодки стали на якорь неподалеку от «Печенги», закрыв ему выход в море. Идти напролом было бессмысленно. Это понимал каждый, от командира до ученика-кочегара.

Положение настолько осложнилось, что выхода из него, казалось, не было.

В каюте Сурина собрались судкомовцы.

— Дождемся темноты и выберем якорь, — начал Шумилин.

— Предлагаешь идти на прорыв? — спросил Крылов.

— Да.

— А ты? — повернулся машинный унтер-офицер к Авилову.

— Я — поддерживаю, — ответил неуверенно тот.

На какое-то время в каюте воцарилось молчание.

Сурин приподнялся на койке, сел. Глядя на судкомовцев воспаленными глазами, сказал:

— Прорыв с боем невозможен. Орудия «Суффолка» за несколько минут разнесут «Печенгу» в щепки.

— Что вы предлагаете, Павел Модестович? — обратился к нему Авилов.

— Я затрудняюсь что-либо предложить, — не сразу ответил Сурин.

— Будем ждать? — заколебался Авилов.

— Чего ждать? — вскинул кустистые брови Шумилин. — Британский адмирал пришлет на крейсер свою пехоту, и нас силой выдворят отсюда!

— А если попробовать ночью выбраться из бухты? — произнес Яхонтов. Эта мысль пришла ему в голову сразу, но он не знал, поддержит ли его кто-либо.

— Я тоже об этом думал, — подхватил Крылов.

— Попробовать можно, — задумчиво проговорил Сурин. — Да, если бы удалось перехитрить англичан!

Мысль о ночном прорыве в открытое море захватила всех. Хотя самые осторожные из членов судового комитета пытались еще отговорить напористых от этого рискованного шага.

— Нам не прорваться, — убеждали они. — Не станут же англичане дремать, покуда мы торчим у них под носом! А попасть под бортовой обстрел «Суффолка» — это все равно что угодить черту в пасть!

Доводы эти были убедительные.

— А ежели мы окажемся в карантине, а оттуда загремим в серебряные рудники? — сказал Крылов. — Что тогда?

— Чем заживо гнить в подземных шахтах, так уж лучше погибнуть с музыкой! — с жаром произнес Шумилин. — Надо прорываться!

— Бросаться в прорыв сломя голову не следует, — раздался негромкий голос Сурина. — Но я лично считаю, что удобный для прорыва момент наступит.

— Выберем потемнее ночку, когда их вахтенные подремывают! — воспрянул духом Авилов.

— Значит, готовить корабль к походу и бою?! — заключил выборный командир.

— Да, — сказал Крылов.

Крейсер стали готовить к походу и бою.

Корабль словно наэлектризован тревогой. Ни беготни на верхней палубе, ни излишней суеты внизу.

Что будет?

Тупорылые орудия «Суффолка» повернуты в сторону «Печенги» и готовы начать хлестать частыми залпами.

Две субмарины по-прежнему покачивались вблизи боновых заграждений.

На «Печенге» ровно гудели котлы. Шумели прогреваемые главные двигатели. Крейсер в любую минуту мог дать ход.

Командир корабля не сходил с ходового мостика. Завтрак, обед и ужин ему приносили туда.

— Семафор с «Суффолка»! — услышал Яхонтов ломкий голос сигнальщика.

— Что передают? — поднял голову прапорщик.