Пробуждение

Он старался понять, что руководит заговорщиками в их устремлениях, чью волю они выполняют, стремясь взбунтовать судовые экипажи? Ясно было лишь одно: на флагманском корабле могут произойти кровавые события. «И я в силах приостановить кровопролитие, — подумал Яхонтов. — А разве без крови не смогут захватить крейсер матросы? Навряд ли! Но ведь стоит лишь мне уведомить командира отряда о заговоре, и — кровь офицеров не прольется на палубу. Зато обильно ее обагрит кровь матросов, приговоренных к казни военным судом».

После вечерней молитвы прапорщик отправился к Сурину.

— Вы чем-то встревожены, Сергей Николаевич? На вас лица нет, — взволнованно произнес младший механик. — Случилось что-нибудь?

— Нет, Павел Модестович, пока ничего не случилось, — скованно ответил Яхонтов.

— Что же тогда?

— А то, что на крейсере произойдет скоро кровавое столкновение…

— О чем… вы?! — промолвил Сурин. Он пристально глядел в лицо своему собеседнику, пытаясь понять, с чем явился к нему в неурочный час бывший сокурсник.

— Я был в портовой таверне, — начал Яхонтов. — Случайно за тонкой перегородкой оказались матросы с «Печенги». Они пришли позже и не заметили моего присутствия.

Сурин, уронив руки на стол, молча слушал. Было заметно, как сходил румянец с его смуглого лица.

— В соседней кабине собрались заговорщики, — продолжал Яхонтов. — Они пришли туда, чтобы обсудить, как действовать. И пришли к заключению, что нужно захватить крейсер на переходе в Коломбо. Я понял из их слов, что вы, Павел Модестович, заодно с ними, и больше того — отвели роль мне в намеченных действиях…

В каюте наступило молчание. Бледное лицо Сурина словно окаменело.

— Надеюсь, то, что услышали в таверне, никому, кроме вас, не известно? — медленно произнес младший механик.

— Да, я об этом никому не сказал.

Сурин облегченно, вздохнул. И стало заметно, как зарозовели его впалые щеки.

— Ну, коли вы узнали раньше времени, то и скрывать мне от вас больше нечего, Сергей Николаевич, — быстро заговорил Сурин. — Матросы на «Печенге» не хотят идти на войну. Но не из-за трусости или отсутствия патриотизма они так поступают. Эта ужасная бойня, затеянная правящей верхушкой, выгодна ей лишь одной. Война уже унесла миллионы жизней. Наш крейсер и миноносцы не должны принять участия в войне, конец которой близок. Матросы «Печенги» нужны революции, которая разразится со дня на день.

— Откуда вам это известно, Павел Модестович?

— Приход революции для большинства граждан России уже не секрет. Об этом открыто пишут в газетах, говорят в Государственной думе, на митингах и собраниях среди рабочих. Остановить ее невозможно.

Во владивостокской газете «Далекая окраина» о надвигавшейся революции писали уклончиво, осторожно. Прапорщик не предполагал, что страсти по всей стране так накалялись, что другого выхода, кроме революции, нет.

— Как вы предполагаете захват крейсера в море, Павел Модестович? — заинтересовался Яхонтов. — И куда после этого направится «Печенга»? И миноносцы куда пойдут?

— Офицеров придется арестовать и высадить на берег, — нерешительно произнес Сурин. — В одном из нейтральных портов корабли разоружатся…

— Совсем еще недавно мне и в голову не могло прийти такое, — задумчиво проговорил Яхонтов. — Совсем с иными мыслями отправился я в это плавание.

— Под воздействием внешних обстоятельств все в жизни меняется, Сергей Николаевич: взгляды человека, представления, понятия… Поразмыслите, подумайте.

— От всего этого у меня голова кругом идет, — простонал Яхонтов, словно от боли. — Все спуталось…

— Придет время — все прояснится, — проникновенно произнес Сурин, положив горячую свою ладонь на руку Яхонтова. — А пока, я прошу, никому ни слова об этом. Страшное может случиться, узнай Остен-Сакен то, что известно вам.

Остен-Сакен торопился произвести ремонт котлов на крейсере и, занятый повседневными корабельными делами, даже не сходил на берег. Но однажды его пригласили в Российское консульство.

Похоронный вид Этингена насторожил Остен-Сакена.

— Что случилось, Оскар Леопольдович?

— На родине нашей произошли чрезвычайные события, — дрогнувшим голосом произнес консул. — Наш незабвенный государь император Николай Александрович отрекся от престола.

— Ка-ак?!

— Народное движение привело к полному государственному перевороту в России, — продолжал Этинген. — Образовалось Временное правительство во главе с председателем кабинета министров князем Львовым.

Если бы гром грянул в чистом небе, и то не удивился бы так капитан первого ранга.

Больше ста лет служили Остен-Сакены, его предки — бароны, выходцы из Лифляндии, русским царям, получая от них милости, чины и награды. Служба на Российском флоте, когда не стало царя, показалась бессмысленной капитану первого ранга.

— Что станем делать, Оскар Леопольдович? — растерянно проговорил Остен-Сакен.

— Служить, как служили прежде, — ответил Этинген.

— Кому?

— Российскому государству, Андрей Вилимович. Кстати, мною уже получены по телеграфу тексты присяги. Вот они. Только придется размножить их, — консул достал из ящика и кинул на столешницу листы с отпечатанным на ремингтоне машинописным текстом. — Захватите с собой это, Андрей Вилимович. В первую очередь приведете к присяге господ офицеров. Нижним чинам — их теперь следует называть матросами — ничего пока не говорите о государственном перевороте. Надо выждать какое-то время… А когда все утихнет, преподнесете все в таком свете, будто никакой революции не было, нет и не будет в России!

— Ну и комиссия вышла! — удрученно вздохнул капитан первого ранга, вытирая холодный пот со лба.

— Я имею не совсем точные сведения, но меня конфиденциально известили о том, что в Кронштадте, Ревеле и других военных портах произошли волнения нижних чинов, — сообщил Этинген. — Имеются убитые среди офицеров и… адмиралов. Имена убиенных мучеников не сообщались.

— Час от часу не легче!

— Мы находимся далеко от родины, Андрей Вилимович, — сказал Этинген. — Поэтому всем нам, и в особенности господам офицерам, следует сплотиться воедино и быть начеку. Возможны любые эксцессы на ваших кораблях. В особенности на «Печенге», насколько я понимаю. — Консул выжидательно посмотрел усталым взглядом.

— Да, Оскар Леопольдович, — с грустью в голосе произнес капитан первого ранга.

— А миноносцы?

— За них я совершенно спокоен. Там установилось единение нижних чинов с господами офицерами. На команды миноносцев можно вполне положиться. В случае беспорядков они станут мне надежной опорой, — заверил консула Остен-Сакен.

Попрощавшись с Этингеном, капитан первого ранга вышел в залитый ярким светом сквер перед зданием консульства. Солнце, стоявшее в зените, показалось ему холодным… В мире случилось нечто ужасное, непоправимое.

Остен-Сакен шел по направлению к Коунлундским докам, не замечая встречных, весь уйдя в свои мрачные мысли. Он вдруг вспомнил, как, будучи гардемарином выпускного класса в Морском кадетском корпусе, имел счастье увидеть только что вступившего на престол государя императора. Розовощекий, с рыжей бородкой и усами, совсем еще молодой царь степенным шагом проходил перед строем.

Неподалеку от Остен-Сакена Николай Второй остановился и что-то спросил негромким голосом у директора корпуса адмирала Карцева… Небольшого роста. Серые, немного грустные глаза навыкате. Спокойное лицо. Таким запомнился низложенный император Остен-Сакену.

О свержении российского самодержавия машинный унтер-офицер Крылов узнал от поставщика продуктов на «Печенгу» малайца Бин-Сина.

— Царя нету в России, — сказал тот, сияя загадочной улыбкой на смуглом лице. — Мала-мала выгнали царя васа.

— Откуда тебе это известно? — охваченный нахлынувшей радостью, накинулся на торговца Крылов.

— Газете писал. Все знают. Один ты не знаешь, — ответил Бин-Син.