Воспоминания

Неожиданно для меня, хотя я этому не придал особенно большого значения, правление партии по возвращении Венера из Москвы солидаризировалось с ним — 11 голосов против 10. Я не участвовал в этом голосовании и даже не призывал, чтобы члены кабинета, включая министра финансов, вели себя должным образом. Вскоре после этого я пригласил председателя фракции на беседу. Выпив немного красного вина, он сказал: «Давай попробуем еще раз». В марте следующего года, после того как Гельмут Шмидт сказал мне, что он подумывает вновь занять пост председателя фракции, Венер пожаловался, что я хочу от него избавиться.

В течение 1973 года стало видно, что верные мне люди, поддержка которых мне была нужна, начинают от меня отходить. Один жаловался на «парализующее всех и вся самодовольство». Другой считал, что ищущая опоры рука «слишком часто оказывается в пустоте». Гельмут Шмидт был недоволен тем, что мы запустили внутреннюю политику, и повторил свое обвинение, что СДПГ становится «партией Ненни». Мне нелегко было понять как устно, так и письменно высказываемые предположения, что СДПГ постепенно превращается в партию «типа партии Пьетро Ненни». Помимо всего прочего, условия в Федеративной Республике и в Италии нельзя было даже сравнивать друг с другом.

Будущий федеральный канцлер, которому иногда мешало заболевание щитовидной железы, в 1969 году без восторга принял министерство обороны и в дальнейшем блестяще им руководил. То, что он не уступил ничего из своего бюджета, привело к отставке Алекса Мёллера. То, что он «вывел на чистую воду» Карла Шиллера, ускорило отчуждение последнего от остальных членов кабинета. Его предостережение от радужных настроений по поводу реформ было не особенно полезным. Самоуверенности ему было не занимать. Возможно, его мучила мысль, что он может упустить шанс стать первым ответственным лицом в государстве.

Один авторитетный современный историк охарактеризовал отношения некоторых членов правительства друг с другом и с канцлером следующими словами: «Они с большей охотой действовали друг против друга, чем работали на него». Это — весомое суждение. Сильные личности — это одно, а коллегиальная предупредительность — нечто совсем другое. Так уж повелось, что дух коллективизма быстрее распространяется исключительно среди скучных людей.

Примерно так же обстояли дела среди ближайших сотрудников, которые окружали меня во время второго срока полномочий и должны были оказывать мне поддержку. Они все обладали знаниями и опытом, однако создать из них действующий сплоченный коллектив не удалось. Постоянные трения были в порядке вещей, и потери от этого все увеличивались. Я согласен с теми критиками, которые — иногда в резкой форме — мне напоминали, что в вопросах кадровой политики я не особенно силен.

Нельзя назвать ни справедливой, ни конструктивной критику, которая по стереотипу обвиняла меня в том, что будто бы я отодвинул внутреннюю политику на второй план. Я же, наоборот, убедился в отсутствии какой-либо поддержки извне, когда в конце 1973 года нужно было преодолеть нефтяной шок. Вызванное внешними обстоятельствами повышение цен выходило за все разумные рамки, а меры, предпринятые Европейским экономическим сообществом самостоятельно или совместно с американцами, были явно недостаточны. Мы уже в течение нескольких лет — главным образом после решений Вашингтона летом 1971 года — находились, как и вся мировая экономика, в возбужденном состоянии. Рост прекратился, безработица возросла, уровень цен поднялся. Как можно было объяснить, что причины находятся по ту сторону наших границ? Борьба за распределение заказов становилась все ожесточеннее. Об этом свидетельствовали скорее непривычные для Федеративной Республики стихийные забастовки.

Экономический нефтяной кризис наступил из-за политического ближневосточного конфликта, вылившегося в йом-кипурскую войну (октябрьская война 1973 года. — Прим. ред.). Меня обвиняли в недостатке дружелюбия по отношению к Израилю. Это абсолютно не соответствовало действительности, но тем не менее отразилось на моем положении как главы правительства.

На родине перекрещивались и сливались четыре течения, образуя широкий поток, который снес хрупкие дамбы. Закон об обеспечении энергией был проведен по ускоренной процедуре через законодательные органы, однако об ориентации на альтернативные источники энергии еще не было речи. Экспериментальный запрет на пользование автомобилями по воскресеньям должен был подчеркнуть, что граждане обязаны экономить энергию. Он не вызвал негативной реакции. Но этим дело и ограничилось. Предложение о введении ограничения скорости не прошло из-за категорических возражений коллег из СвДП. А мощный фронт тех, кто обычно клялся в верности Америке, выдвинул лозунг «свободный проезд для свободных граждан,» который встретил широкую поддержку населения.

В высших эшелонах управления экономикой царило минорное настроение. О том, чтобы, засучив рукава, взяться за дело, не было речи. Некто, выступавший от имени промышленников Рура, пытался нам на полном серьезе внушить, что за всю его сорокалетнюю деятельность в горно-металлургической промышленности положение еще никогда не было столь мрачным. Я вынужден был его попросить еще раз спокойно продумать все, что произошло за эти десятилетия, включая мировой экономический кризис, диктатуру и войну.

Большие трудности создавала нам небольшая группа квалифицированных технических специалистов: авиадиспетчеры объявили одномесячную забастовку со сниженным темпом работы, требуя повышения зарплаты и улучшения условий труда. Это раздражало пассажиров и должно было показать недееспособность правительства. Требования диспетчеров в своей основе были во многом справедливы, и проявление чуть большей гибкости правительству не помешало бы. Но невозможно было привести к общему знаменателю противоположные интересы, и впечатление, подрывавшее наш авторитет, сохранилось.

В конце концов, у меня произошло столкновение с руководителями профсоюзов, которые представляли трудящихся, занятых в сфере общественного обслуживания, и в первую очередь с председателем профсоюза работников коммунального хозяйства и транспорта Клункером. Когда перед Новым годом начались переговоры о заключении коллективных договоров, они не отказались от своих чрезмерных требований, предъявленных осенью 1973 года, и не пожелали принять во внимание новые данные о положении дел в экономике. Профсоюзы настаивали на 15-процентном повышении зарплаты и дополнительной оплате отпусков. Само собой разумеется, что ни один государственный работодатель не может безоговорочно принять требования профсоюзов. Также само собой разумеется, что между работодателем социал-демократом и профсоюзом возникает напряженность особого рода. Правда, в данном случае дело было в чем угодно, но только не в напряженных отношениях. Я был убежден — и на моей стороне были компетентные лица, — что подобное повышение зарплаты будет только во вред. Министр финансов разделял это мнение, однако затем проявил скорее сдержанность и исчез на конференцию в Вашингтон. Федеральный президент Хайнеманн советовал мне оставаться твердым и не колеблясь грозить отставкой. Это было бы правильно, так как социал-демократы еще больше, чем другие, должны показывать, что они умеют обходиться с деньгами налогоплательщиков.

Строгие меры оказались излишни, когда 11 февраля было заявлено и всеми осознано, что федеральное правительство хоть и несет формально высшую ответственность, но в действительности не является главным действующим лицом. Лица, ответственные за федеральные земли и общины, пришли к выводу, что им не выстоять в этом конфликте. Обер-бургомистр Франкфурта заклинал меня от своего имени и от имени своих коллег, чтобы федерация не становилась поперек дороги. Ему удалось дозвониться до меня во время заседания кабинета, чего еще никогда не случалось. Одна лишь мысль о невывезенных контейнерах для мусора пугала трусливых отцов города еще больше, чем неработающий общественный транспорт. Нам нужно было согласиться с повышением зарплаты на 11 процентов плюс некоторые специальные надбавки, и мы на это пошли. Я сознавал, что с этим связана потеря авторитета, но она оказалась более драматичной, чем ожидалось. Что касается заявления о моей предстоящей отставке, то нельзя было предвидеть, какие оно будет иметь последствия. Оно осложнило бы отношения с верными сторонниками и важными партнерами в профсоюзах, но они и без того были осложнены. Экономическое благоразумие, политическая ответственность и самоуважение должны были мне подсказать, что такое заявление необходимо.