Страница 19 из 60
Поблагодарив Антонио, поэт сказал ему:
— Я пришел к вам за помощью в моем расследовании. Мне стало известно о том, что до прибытия во Флоренцию вы проживали в Риме в монастыре рядом с храмом Сан Паоло.
— Верно. Монахи этого монастыря гостеприимно приютили меня у себя, когда я вернулся из-за моря.
— Значит, и вы побывали в Святой Земле? — удивленно спросил Данте.
— Я думал, вы знаете об этом. Я последовал туда за кардиналом Льежским последним папским нунцием в Сан Джованни д’Акри. Мы бежали с ним из этого города, когда он пал под ударами сарацин, а в Италии папа Бонифаций соблаговолил использовать мои ничтожные знания на благо Церкви.
— А с мастером Амброджо вы познакомились в Риме?
— С этим художником с севера Италии?.. Да, в Риме, но мы не были друзьями. Он был очень занят на работах в церкви. Я несколько раз видел его во дворе монастыря.
Антонио да Перетола говорил так равнодушно, словно всеми силами старался внушить Данте, что почти не знал убитого мастера. Однако он явно тщательно обдумывал каждое свое слово и держался начеку. Возможно, это привычка знатока законов взвешивать все тонкости и детали…
Или он пытается скрыть что-то важное?
Данте решил взять быка за рога.
— А мастер Амброджо не мог узнать в ходе этих работ что-нибудь опасное для себя?
— Понятия не имею… Вы думаете, его могли убить из-за этого? — Антонио выглядел искренне удивленным, но лисье выражение его лица не давало поэту покоя.
— А он не мог раскрыть в своих произведениях какую-нибудь страшную тайну?
— Храм Сан Паоло и находящийся при нем монастырь входят в число зданий, принадлежащих в Риме ордену тамплиеров. В то время там жила комиссия юристов, в состав которой входил и я сам. Мы готовили правовую основу буллы, которую намеревался издать Бонифаций. Ничто в нашей работе не могло послужить причиной убийства человека.
— Буллы? А о чем? — заинтересовался Данте, на мгновение позабыв, для чего он пришел.
— О превосходстве духовной власти над светской. А точнее, о поглощении первой последней.
— То есть о правовой основе тирании Каэтани?
Антонио посмотрел поэту прямо в глаза.
— Значит, справедливые притязания Бонифация на верховную власть в Священной Римской Империи кажутся вам проявлениями тирании? А ведь вы, кажется, за гвельфов…
Вместо ответа Данте показал на захлопнутый фолиант.
— Вы собираете доказательства в пользу правоты папы?
— Да. Я был нотариусом комиссии, и у меня имеются все выпущенные ею документы и протоколы ее заседаний. На их основе я и готовлю текст буллы. Всевышний даровал людям трон Святого Петра, чтобы тот, кто его занимает, просвещал земли Империи и управлял ими. Unam Sanctam! Таково предназначение Церкви, и это значится в моих бумагах! — заявил знаток права с такой гордостью, словно не питал ни малейших сомнений в правоте дела, которое поддерживает.
— Но ведь благодаря просвещенным Господом людям рядом с духовным солнцем взошло и светское — в лице императора. Кажется, вы о нем позабыли…
— Вы, мессир Алигьери, сравниваете сияние созданного Господом светила со светом, излучаемым творением рук человеческих. А такое сравнение… — Казалось, законник не может найти подходящего слова.
— Неправомерно? — подсказал ему поэт.
— Не только неправомерно, — пожав плечами, сказал Антонио, — но и кощунственно.
— Пожалуй, я смог бы вас переубедить, но давайте все-таки вернемся к гибели мастера Амброджо, — проговорил Данте. У него и так было мало времени, и он уже раскаивался в том, что отвлекся от расследования на вопросы политики. — Вам известно, что первоначальный замысел мозаики отличался о того, который он стал претворять в жизнь?
— Нет. А как все это произошло?
— Я думал, это знаете вы. Говорят, что это как-то связано с пребыванием мастера Амброджо в Риме. Может, пока он там был, произошло что-то интересное. Вы что-то знаете?
— Меня интересовали лишь мои занятия, мессир Алигьери. Вы ведь тоже своего рода ученый, и вам известно, что они могут полностью захватить человека… Однако я действительно могу кое-что рассказать вам об убитом мастере. Говорят, что однажды его изгнали из церкви, которую он украшал, а его мозаика даже была сбита со стен, потому что заказчики заметили, что лица апостолов носят портретное сходство с членами императорской династии. От Фридриха Барбароссы до Коррадино. Впрочем, это может быть и ложь, распространяемая злыми языками.
Данте понял, что законник больше ничего ему не скажет. А возможно, он действительно больше ничего не знал…
Перед глазами поэта снова возникло обезображенное лицо мастера Амброджо. Но как флорентийский приор он должен был заниматься и другими делами. При этом Данте задумался о чудовищном малодушии, свидетелем которого не раз становился на заседаниях высших органов власти родного города.
Неужели в этом проклятом городе не найдется еще хотя бы двух мужественных и решительных людей?!
Но долой праздные мечтания!
Данте покачал головой и утер ладонью вспотевший лоб. Он опять задумался об убийстве художника.
Опять!.. Он может раскрыть это преступление, но для этого ему нужно снова побывать в церкви, где оно совершено. Но на этот раз одному!
В первый раз он побывал там в толпе стражников, и у него страшно болела голова. Он почти ничего не понимал и не замечал. Он не слышал того тихого голоса, которым вещи говорят с человеческой душой. Наверняка он просмотрел множество следов и не увидел важных улик.
Там должно что-то быть!.. Скоро зайдет солнце, и шумные улицы опустеют. Он как флорентийский приор имеет право свободно ходить по городу и в темноте… Надо дождаться вечера и действовать!
Глава VI
Откровение нищего
В тот же день после захода солнца
На каждом повороте узких улочек Данте останавливался и напряженно прислушивался, нет ли поблизости ночной стражи. Но весь квартал был погружен в тишину, которую изредка нарушали хихиканье, стоны и скрипы, доносившиеся из окошек нижних этажей. Пожав плечами, поэт вновь ужаснулся нравам, которые царили в его городе.
Данте внимательно замечал мельчайшие подробности.
Он все доложит в Магистрат. Пора положить конец такой неслыханной распущенности!
В душном воздухе опять повисло марево. Добравшись до церкви Сан Джуда, Данте смертельно устал. Его одежды промокли от пота.
В темноте здание церкви казалось невероятно большим. Его глыба почти не выделялась на фоне темных лугов. Лишь башню было хорошо видно на фоне луны.
Данте пробрался сквозь обломки стены перед дверью. Сквозь узкие, как бойницы, окна лился очень слабый свет, и поэт двигался на ощупь в темноте, цепляясь пальцами за каменные стены. Он не забыл о провале в самой середине нефа и легко его обошел, надеясь, что в апсиде остались факелы, брошенные стражниками.
Подойдя к огромной мозаике на полукруглой стене, Данте достал из сумки трут и огниво, наклонившись над масляным светильником прямо под лесами.
Стоило ему высечь первую искру, как его едва не сбил с ног, какой-то человек выскочивший из темноты. Данте чуть не упал, а огниво со стуком упало на каменный пол.
Поэт выхватил кинжал, но незнакомец уже скрылся. Данте замер на месте, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в темноту, но так ничего не увидел и не услышал. Тогда он осторожно опустился на колени, по-прежнему прислушиваясь к малейшему шороху. Пошарил на полу в поисках огнива и светильника. Наконец нашел. Светильник валялся в луже масла, но Данте надеялся, что он все-таки загорится.
Кто же это был? Вор? Но что красть в заброшенной церкви? Или кто-то тоже пришел изучить место преступления?
Пока неизвестный бежал прочь, Данте показалось, что в темноте рядом с ним еще кто-то есть. Но может быть, ему померещилось…