Искушение Данте

Поэт прошел на стройку, увертываясь от тачек и спускавшихся сверху канатов. Внутри собора, на месте будущей дароносицы, в центре огромного кирпичного восьмиугольника будущего купола стояли длинные деревянные столы на козлах. Данте издали узнал архитектора, склонившегося над разложенными на столах чертежами.

Данте незаметно подошел к нему со спины и некоторое время с восхищением молча следил за тем, как Якопо несколькими мастерскими штрихами нарисовал мелом деталь арки, что-то объясняя стоявшему рядом с ним мастеру. Идеальный круг барабана будущего купола у них над головами казался всевидящим божьим оком, следившим за тем, чтобы человеческая гордыня не подвигла людей на строительство новой вавилонской башни.

Архитектор повернул голову и заметил Данте. Сначала он выглядел недовольным появлением поэта, но потом улыбнулся одними губами и поднялся.

— Мессир Алигьери, мы польщены тем, что флорентийский приор посетил нашу маленькую стройку. К сожалению, мастера Арнольфо сегодня нет. Полагаю, вы пришли, чтобы осведомиться о ходе работ?

— Нет. Я пришел к вам. Хотя и не могу удержаться от того, чтобы выразить восхищение невероятным мастерством, которое проявляете здесь вы и Арнольфо.

— Ко мне? — спросил с озабоченным видом Якопо, не обращая внимания на похвалу.

— Да, к вам. Я хотел кое-что узнать об убитом художнике. Думаю, вы знали его лучше других.

Якопо пожал плечами:

— Ну да. Мы с мастером Амброджо общались. Хотя он и принадлежал к особой корпорации, члены которой предпочитают не иметь дела с посторонними. Однако в Риме мы часто работали рука об руку. Впрочем, должен сказать, что мы не были друзьями. Кроме того, мы недолго работали вместе. В один прекрасный день Амброджо бросил работу и уехал. Приехав сюда с Арнольфо, я не ожидал застать здесь Амброджо.

— А как вы считаете, мастер Якопо, — спросил Данте, не спуская глаз с архитектора, — мастеру Амброджо действительно не было равных в Италии в искусстве мозаики?

Архитектор ответил на сразу.

— Амброджо был большим мастером своего дела. Сам Бонифаций поручил ему украсить мозаикой стены вокруг своего надгробия в храме Святого Петра, — равнодушным тоном сообщил он поэту.

— Но вам, кажется, не по душе его стиль?

— Время не стоит на месте, мессир Данте. Из Франции к нам пришел новый стиль, а мастер Амброджо по-прежнему работал на византийский манер, упорно повторяя одни и те же застывшие формы. Его манера прославляла величие государей, но вряд ли была созвучна нашему времени, когда народ решительно заявил о себе. Но вы же сами видели его мозаику в церкви и наверняка заметили, какая она суровая и величественная.

— Да, я видел эту мозаику… Мне сказали, что первоначально она должна была изображать нечто совсем другое — древо жизни, аллегорию Творения. Вы не знаете, почему мастер Амброджо вдруг взялся за другой сюжет?

— Не знаю. Может, он и не начинал работать над древом. Поначалу он долго кружил по храму, в глубокой задумчивости…

— Словно не знал, что лучше изобразить?

— Да. Или… — Архитектор внезапно прикусил язык с таким видом, как будто о чем-то чуть не проболтался.

— Или?

— Казалось, он чего-то боится.

— Чего?

— Не знаю. Но, что бы это ни было, это явно как-то связано с Римом.

Данте задумался.

— Думаете, новая тема мозаики как-то связана с этими страхами? — наконец спросил он. — Может, Амброджо хотел рассказать своим произведением именно о них?

Якопо стал с затравленным видом озираться по сторонам. Казалось, ему очень хочется закончить этот разговор и вернуться к работе.

— Но вы ведь наверняка подозреваете, чего именно боялся мастер Амброджо, — не отставал от него поэт.

Якопо не ответил и отвернулся, но Данте ухватил его за плечо.

— Между прочим, в распоряжении Магистрата есть средства способные развязать язык кому угодно.

— Мы работали вместе с Амброджо в храме Сан Паоло… И там говорили… Там говорили разное о смерти папы-отшельника Целестина V… — пробормотал Якопо.

— Ну и что? Все знают, что его приказал убить Бонифаций.

Архитектор, кажется, непритворно удивился.

— Нет, мессир Данте! Папа Бонифаций не отдавал такого приказа. В Риме шепотом рассказывали о том, что Бонифаций пришел в ярость, узнав о кончине Целестина, и три дня проклинал смерть, лишившую его надежды узнать нечто очень важное…

— Нечто очень важное? — удивленно спросил Данте.

— Да! Какие-то тайные знания, которые Целестин якобы унес с собой в могилу…

Данте не верил своим ушам.

Да нет! Не может быть! Наверняка эти пустые сплетни распускают приближенные злодея Бонифация, чтобы снять с него обвинение в убийстве!..

— Какие еще тайные знания?

— Это никому не известно. Но, может, Амброджо об этом знал. И, возможно, не только он!

Данте пытался осмыслить услышанное.

— Не только он? Кого вы имеете в виду?

— Когда мы работали в храме Сан Паоло, в соседнем монастыре проживали законники, занимавшиеся чем-то особенным по приказу Бонифация.

Поэта озарила догадка.

— Вы имеете в виду Антонио да Перетола, знатока законов с вашего Третьего Неба? Он тоже там жил?

Якопо молча кивнул.

— Возможно, именно он поможет вам, мессир Данте. Он был довольно близок к людям, распускавшим всякие слухи…

Данте посторонился. Прямо перед ним кран с противовесом поднимал кирпичи. Это приспособление заинтересовало поэта. В сущности это был простой рычаг Архимеда, но огромного размера — излюбленное устройство мастеров с севера.

— Вижу, у вас тут много таких кранов.

— На большой стройке без них никак.

Поэт осмотрелся по сторонам. От старой церкви Санта Репарата сохранились лишь остатки древних стен по периметру. Скоро и они исчезнут под полом нового храма…

Подняв глаза ввысь, Данте попытался представить себе, на что будет походить законченное сооружение.

Колоссальная церковь, построенная такими мелкими людишками…

Якопо проследил, куда смотрит поэт.

— Когда мы поставим купол, это будет самая большая церковь всего христианского мира. Шедевр мастера Арнольфо. Благодаря ему имя Флоренции прогремит по всему свету.

— Имя Флоренции теперь гремит и в преисподней, — пробормотал Данте. — Этот город не только рвется ввысь, но и падает в бездну, пробитую при падении самим Люцифером.

Удивленный архитектор молча слушал поэта…

Антонио да Перетола, человек с лисьим лицом, жил в монастыре Сан Марко. К этому часу он должен был уже закончить занятия в школе францисканцев и вернуться к себе в келью.

И действительно, Антонио да Перетола был у себя. Вокруг него было разложено множество открытых книг, сам Перетола что-то писал в огромном фолианте. Данте подумал, что он сравнивает различные тексты и записывает расхождения между ними.

Увидев поэта, Антонио да Перетола тут же перестал писать и захлопнул фолиант.

— Приветствую вас, мессир Антонио, — сказал Данте.

— Прошу прощения за то, что прервал ваши занятия, — добавил поэт, указывая на закрытую книгу.

Антонио да Перетола встал и поклонился Данте.

— Ничего срочного, — сказал он, убрал со скамьи пергаментные свитки и жестом пригласил поэта садиться.

Поэт устроился поудобнее и заявил:

— Сожалею о том, что явился к вам без приглашения, но интересы моих сограждан иногда вынуждают меня позабыть об учтивости…

— Не стоит извиняться! Я рад видеть вас, мессир Данте. Слава о вас достигла самого Рима. Вашими любовными стихами восхищаются даже те, кто, наподобие меня, посвятил себя делам духовным. Я с удовольствием с вами поговорю. «Che si pum ben conoscere d’un uomo, ragionando, se ha se