Страница 18 из 33
Таким образом, адвокат еще может быть хоть как-то наказан за действия, содержащие признаки состава преступления. Хотя практическим работникам хорошо известно, насколько порой уголовное наказание бывает несоразмерно содеянному, как долго, до полной потери актуальности приходится ждать его назначения. А ведь недобросовестный адвокат все это время продолжает работать, механизма отстранения его от осуществления профессиональной деятельности не существует.
Но это, как говориться, «полбеды». А что, если недобросовестный защитник, например, грубо нарушил адвокатскую тайну (ст. 8, п.п.5 п. 4 ст. 6 Закона), отказался от принятой защиты (п.п. 6 п. 4 ст. 6 Закона), действовал против интересов своего доверителя (п.п. 1 п. 1 ст. 7 Закона), или его действия являются нарушением иного федерального законодательства, Кодекса адвокатской этики, но при этом не подпадают под признаки преступления? Ведь очевидно, что многие, если не большинство нарушений закона (не уголовного), можно оценивать как пресловутое «мнение». Особенно сложно будет добиться наказания адвоката простым гражданам, например, доверителям, в отношении которых недобросовестный адвокат допустил грубые нарушения закона и/или норм профессиональной этики. Как людям добиться справедливости, если нарушитель прикрыт такой неприкосновенностью?
Предположим, что адвокатская палата, выявив грубое нарушение этики и закона, проявив принципиальность, приняла решение о прекращении статуса адвоката. Однако наказанный вправе обжаловать это решение палаты в суд (ч. 5 ст. 17 Закона) именно по этому формальному критерию – отсутствию вступившего в силу приговору суда по вопросу о «мнении». Весьма вероятно, что и суд, при всей очевидности правонарушения, недобросовестности адвоката, вынужден будет отменить решение адвокатской палаты по этому самому, чисто формальному критерию.
Для сравнения заметим, что любой судья, следователь, прокурор, имея определенные гарантии независимости, в том числе и в связи с особым порядком привлечения к уголовной и административной ответственности (глава 52 УПК РФ, положения законов «О милиции», «О прокуратуре РФ» и др.) никак не защищен от дисциплинарного наказания, назначаемого собственным ведомством. И практика показывает, что механизм привлечения к дисциплинарной ответственности представителей стороны обвинения и судей работает бесперебойно. Он чаще всего значительно эффективней любого другого вида ответственности и является самым серьезным сдерживающим от правонарушений фактором.
К примеру, судьи также обеспечены весомыми гарантиями независимости[93]. Однако за совершение дисциплинарного проступка (нарушение норм закона «О статусе судей в РФ», а также положений кодекса судейской этики) на судью может быть наложено дисциплинарное взыскание вплоть до досрочного прекращения его полномочий (ст. 12.1). Решение о наложении на судью дисциплинарного взыскания принимается квалификационной коллегией судей, и ее компетенция не ограничена никакими «мнениями судьи, выраженными при осуществлении профессиональной деятельности». Получается, что судью наказать за дисциплинарный проступок можно легко, а адвоката практически невозможно?
У адвокатуры и ранее рычаг дисциплинарной ответственности работал, на мой взгляд, не достаточно эффективно. А теперь, со вступлением в силу Закона об адвокатуре он грозит и вовсе превратиться в фикцию.
Сказанное означает, что положение ч. 2 ст. 18 Закона об адвокатуре как гарантия независимости адвоката в действующей редакции на деле может привести к безнаказанности недобросовестных адвокатов за большинство совершаемых ими нарушений закона и норм профессиональной этики.
На мой взгляд, законодатель должен сформулировать новую редакцию комментируемой нормы в таком виде, чтобы, не нарушая необходимых гарантий независимости адвокатов, обеспечить надлежащий механизм привлечения к юридической ответственности недобросовестных представителей профессионального сообщества.
Но как это сделать, чтобы с одной стороны не посягать на действительно необходимые гарантии независимости адвокатов, а с другой стороны, обеспечить надлежащий механизм привлечения к юридической ответственности недобросовестных представителей профессионального сообщества?
Ответ на этот вопрос давно дали нормы международного права, законодательство многих развитых демократических стран. Так, в Основных положениях о роли адвокатов, принятых Восьмым Конгрессом ООН по предупреждению преступлений в августе 1990 г. в г. Нью-Йорке, хотя и указано, что: «Адвокат должен обладать уголовным и гражданским иммунитетом от преследований за относящиеся к делу заявления, сделанные в письменной или устной форме…», однако далее следует важное условие такого иммунитета: «… при добросовестном исполнении своего долга и осуществлении профессиональных обязанностей в суде, трибунале или другом юридическом или административном органе».
Если взять за основу приведенную норму, то ч. 2 ст. 18 Закона можно было бы сформулировать в следующей редакции: «Адвокат не может быть привлечен к какой-либо ответственности (в том числе после приостановления или прекращения статуса адвоката) за выраженное им при осуществлении адвокатской деятельности мнение, если он при этом добросовестно исполнял свои профессиональные обязанности и если только вступившим в законную силу приговором суда не будет установлена виновность адвоката в преступном действии (бездействии)»[94].
В такой или подобной редакции норма, на мой взгляд, обеспечила бы и гарантии независимости адвокатов, и возможность привлечения некоторых из них к юридической ответственности за противоправное и недобросовестное исполнение своих профессиональных обязанностей.
Глава 3
Общая характеристика правонарушений, совершаемых недобросовестными адвокатами
Приступаем к анализу правонарушений, допускаемых профессиональными защитниками в уголовном процессе. В первой главе с учетом темы исследования рассмотрено правовое положение защитника, пределы его полномочий которыми он может воспользоваться в состязательной, порой конфликтной среде, которой в настоящее время является уголовное судопроизводство.
Таким образом, от нормативной модели профессиональной деятельности защитника приступаем к изучению и анализу фактической модели его поведения в процессе. От того «как должно быть», переходим к тому, «как бывает».
Специфика описания каждого примера в параграфах настоящей и последующих глав заключается в том, что конкретные случаи из правоприменительной практики будут снабжаться кратким обоснованием правомерности либо неправомерности занятой защитником позиции. Для этого, в случае необходимости, будем ссылаться на положения первой главы, где та или иная правовая модель описана более подробно. К отдельным примерам, скрытым, неявным способам правонарушений, приводятся признаки (следы) их совершения, которые может использовать процессуальный противник или суд для нейтрализации незаконных средств и способов деятельности.
3.1. Классификация незаконной деятельности адвокатов
Как уже было отмечено в первой главе, законодательством конкретно не определены пределы полномочий защитника. Это обстоятельство, а так же многообразие форм противоправной деятельности, допускаемой недобросовестными защитниками, создает серьезные сложности не только в описании конкретных незаконных средств и способов, но даже в их классификации. Тем не менее, без распределения известных нам правонарушений по определенным группам на основе выделения сходных признаков (оснований классификации), их изучение и использование для применения мер нейтрализации было бы слишком затруднительным.
Поэтому все незаконные средства и способы деятельности адвокатов в уголовном процессе классифицируются по различным основаниям.
1. Прежде всего, по нормативно-правовому критерию классификации все допускаемые адвокатами нарушения можно поделить на:
93
Ст. 9 Федерального закона «О статусе судей в РФ» от 26.06.1992 N 3132-1.
94
Характерно, что вопрос о добросовестности либо недобросовестности поведения адвоката в каждом конкретном случае решала бы сама адвокатская палата на основании заключения своей квалификационной комиссии в порядке ч. 2 ст. 17 Закона об адвокатуре.