Страница 24 из 73
— Где же эти «друзья»? — показал он на угол, отделённый раньше простынями. Один из лежавших ответил:
— Избавились наконец. Целые ночи то карты, то спирт, и ещё ничего не скажи. А как потянули за пожар, сразу прижали хвосты. Теперь жди, всплывут в новой проруби. Ну и людишки, чёрт бы их забрал! — Он мотнул головой и вышел.
День выдался хлопотливый. Фомин сразу же после развода побежал на строительную площадку авторемонтного завода. Провёл там беседу. Потом получил музыкальные инструменты и, сложив их в культурно-воспитательной части, занялся этапом, направляемым на строительство отдалённых участков дороги. После обеда поехал в порт принимать новых людей,
Проводив рабочих, отправившихся в тайгу, до поворота дороги, Фомин посмотрел им вслед.
Ровной коричневой лентой обозначилась насыпь трассы. На всём её протяжении чернели фигуры людей с лопатами, тачками и ломами. У речки велись отделочные работы. Ползали грейдеры и катки. Линия столбов связи гудела проводами.
— Смотри ты, уже улица? — обрадовался он. За работой он её и не заметил.
— Поберегись! — раздался позади предостерегающий крик. Из ворот стройки выскочила подвода с термосами и, грохоча посудой, сбежала к речке.
Фомин вспомнил, что надо зайти в тракторную колонну. С ней отправлялись первые трактористы лагеря. Рядом с гаражом уже стояли трактора с прицепленными санями. На одних — дощатый домик-общежитие, на других — крытая походная мастерская. Трактористы таскали тяжёлые Ящики с запчастями и инструментом. Прохоров стоял на гусенице и регулировал работу мотора. Тыличенко нёс два громадных Ящика и широко улыбался. Погрузкой распоряжался Глушков. Увидев Васю с двумя Ящиками, он подхватил один из них.
— С ума спятил? Да тут, поди, пудов до десяти будет?
— Що ты бачишь, Аркадий. Який це груз? — швырнул он с лёгкостью тЯжёлую ношу и, увидев Фомина, заулыбался Ещё добродушней. — Гражданин Фомин, вы слыхали, що вин мене балакае? Растолкуйте хоть вы хлопцу, що мени врач дви пайки приписав. Як же таке? Ист по дви нормы, а работать треба за одного? — Он вытер рукавом лицо и подошёл к Фомину. Спустился с гусеницы Прохоров, стали подходить и другие трактористы. Фомин пожелал им успешной работы.
К Прохорову подошёл молодой парень с чемоданчиком, перевязанным проволокой и, тронув его локтем, отозвал в сторонку.
— Передашь на двадцать третьем километре Косте Хрипатому. Там спросишь — скажут. Только лично в руки. Понял? — Заметив в глазах тракториста насторожённость, добавил: — Посылает Колюха. Так что держи да помни, — И хотел незаметно передать посылку.
— В ваши дела не вхожу и оставьте меня в покое, — отстранился Прохоров.
— Колюха передаёт, понял? — холодно повторил парень.
— Пусть хоть десять Колюх! Так что катись, дорогой! — Он подошёл к столпившимся вокруг Фомина парням.
— Смотри, обломаешь копытца! — с угрозой прозвучало вслед.
— Ну, счастливо, — повторил Фомин. — Главное — дисциплина. За вас несёт ответственность начальник колонны.
— Не подведём! Спасибо за специальность и доверие! — кричали весело парни.
— Просьба у нас к вам. Помните Каца? Он всё ещё за Тыличенко хлопотал и даже занимался с ним вместе на курсах. Посмотрите за стариком, тревожится за него Вася. — Прохоров перевёл взгляд на Тыличенко. Тот глядел на носки своих огромных сапог.
— Не беспокойтесь!
— Двинули! — скомандовал Глушков с трактора. Парни разбежались по машинам. Зарычали моторы, скрипнули сани. Трактора один за другим, грохоча гусеницами, поползли по избитой колее…
— Ты получал музыкальные инструменты? — окликнул Фомина начальник лагеря. — Где они у тебя? Надо посмотреть, что выделили.
— В палатке культурно-воспитательной части.
— Неосторожно. Можешь и концов не найти.
— Что вы? Это же для заключённых.
— Всё равно соблазн. Да и мало разве таких, которым на всё наплевать. — Начальник понизил голос и мягко добавил — Странный ты какой-то… Работаешь хорошо, с душой, но слишком доверчив и мягок. Нельзя так. Хотя, надо признать, заключённые тебя уважают,
Фомин нащупал в кармане ключ и невольно прибавил шаг.
Дверь неожиданно распахнулась. У порога с баяном в руках стоял Петров.
— Ага, соколик! Теперь не отвертишься. Будем судить, и не вылезешь из штрафной! — Начальник отступил в сторону.
Петров продолжал стоять с инструментом в руках.
Фомин был ошеломлён. Столько усилий вложил он в парня, и всё напрасно. Но почему-то верил в него, случившееся же было, пожалуй, концом. Виноватый вид Петрова тронул Фомина. Охватившая жалость опередила мысли. Сергей оглянулся на начальника лагеря и спокойно сказал:
— Я поручил Петрову охранять инструмент. Так что вы напрасно. Ты можешь, Петров, уходить. Баян занесёшь вечером!
Наклонившись над сложенными в углу инструментами, он проверял, всё ли остальное на месте.
Петров не сразу понял, в чём дело, и продолжал стоять. Фомин снова повторил:
— Тут всё в порядке. Так что ты свободен.
Петров тихо вышел, но тут же быстро вернулся и поставил баян в уголок.
— Нет, гражданин Фомин. Лучше будет, если он останется здесь. Спасибо. — И ушёл к своему бараку.
Начальник долго и пытливо всматривался в спокойное лицо воспитателя.
— Слушай, Сергей, ты серьёзно поручал этому огоньку сторожить твои инструменты?
— Вы когда-нибудь уличали меня во лжи? — в свою очередь спросил его Фомин.
— Нет. Но тут что-то не то. Смотри, ты многим рискуешь, — пожал он плечами и вышел.
Фомин сел за стол. Зазвонил телефон.
— Алло! Товарищ Фомин? Говорит сорок седьмой километр. Не узнаёшь? Это я, Тенцов. Нас только что подключили, как слышно? Хорошо? Тогда принимай сводку.
Фомин только повесил трубку, как снова затрещал звонок.
— Это опять я, Тенцов. Совсем забыл. Красный уголок готов, можешь прислать самодеятельность. Не забудь и культинвентарь, красный материал, в общем, всё что можно.
— Всё, что возможно, привезу. — Сергей повесил трубку.
В политчасти было принято решение — несколько часов в сутки транслировать по телефонной ЛИНИИ радиопередачи. Он тут же сделал заметку на календаре: «Захватить на трассу репродукторы».
Вошла врач лагерной больницы. Он видел ее мельком несколько раз.
— Товарищ Фомин, честно говоря, я всё ждала, что вы заглянете.
Фомин смутился.
— Садитесь, но я не понимаю, чем обязан?
Она положила на стол журнал и открыла последние страницы.
— Если вы имеете в виду отказы, то какое они имеют отношение к медицине?
— Я говорю не о прямых отказах, — прервала его Матвеева, — Много больных. Вас это не удивляет?
— Много больных? Ничего удивительного. Все здоровые и надёжные рабочие отправлены на трассу и строительные объекты Магадана. Тут не нужно открывать Америки, — не совсем любезно добавил он.
— Знаете, многие больные — симулянты. Другие добиваются освобождения вымогательствами и угрозами.
— Это действительно так серьёзно? Вы правы, я этим вопросом не интересовался. Так что простите за грубость. — Он наклонился над журналом.
— Это уже хорошо, — Мягкая улыбка сделала её лицо обаятельным, волосы скользнули по щеке Сергея. Он не отклонился.
Нина перелистывала страницы журнала.
— Алексеев Леонид — более месяца не заживающая рана ладони. Крамелюк Николай — нарывы под ногтями правой руки, Не работал ни одного дня.
Фомин слушал. Матвеева продолжала перечислять:
— Иванов, Турбасов, Гайдукевич — диагнозы вымышленные. Запугали врача, и он выписал освобождение. А когда понял, что попал под их влияние, отказался работать и перевёлся в Олу. Вот мне и приходится со всеми делами разбираться.
— Я понимаю, как всё это неприятно. А вы не испугались?
— Что делать, я врач, а кроме того, есть ещё и долг.
— Но вам-то ещё не угрожали?
— Я не привыкла жаловаться.
Палатка — амбулатория лагеря — была разделена на три комнаты: приёмная, где ожидали, и два кабинета, один зубной.