Гравитация

Я останавливаюсь, так и не успев оказаться в пределах полосы света. Это спасает меня. Прямо там, где я должна была стоять, сделай я еще один шаг, в стену проходит пуля. Позади меня – тяжелая темная занавеска, прячущая небольшой альков. Сдернув с шеи шарф, я швыряю его бесформенным комком вперед. Из темноты кажется, что кто–то метнулся вглубь, и я успеваю вжаться в стену прежде, чем мимо меня проносятся двое. Пока они сообразят, что их провели, я смогу получить фору в несколько секунд.

Я не успеваю нажать кнопку гарнитуры, чтобы сообщить Бьёрну о проблеме. Темный дом превращается в длинный лабиринт, и я надеюсь, что выход где–то неподалеку. На повороте в еще одну комнату, дверь которой с грохотом отлетает в сторону, я торможу. Позади меня – неизвестные, а впереди, в тени, движение. Отступление отрезается со всех сторон.

В отличии от преследователей мой пистолет не снабжен глушителем, и грохот выстрела оказывается слишком громким в пустом доме. В темноте начинается возня, похожая больше на молчаливую грызню собак, рвущих клочья мяса. Мне кажется, что теперь их трое, и я снова стреляю в этот шевелящийся мрак.

Не пытаясь больше разобраться в происходящем, я отступаю, пригибаясь и держась как можно ближе к стене и подальше от свары. Лучше быть живой, чем бесполезно подохнуть.

Со второго раза мне удается включить связь с Бьёрном, и сквозь шум и звуки драки позади я слышу его голос. Он требует, чтобы я уходила. Так условлено – я не жду его, он не ждет меня. Запасные варианты отхода продуманы, и главное, что требует Бьёрн, это слаженая работа, подчиняющаяся плану. Сейчас я ухожу.

Машина заводится сразу, хотя меня сильно потряхивает, и руки мелко дрожат. Сложно забыть – как это, когда прямо над головой с омерзительным звуком проходит пуля. К смерти нельзя привыкнуть, сколько бы она не оказывалась рядом. Я еду и вслушиваюсь в тишину, царящую пока не только в машине, но и в наушнике. Бьёрн молчит, и это меня дергает, как больной зуб.

Он включается только через пятнадцать минут. Слышно неровное дыхание, и затем – голос. Я действительно рада слышать его живым и сдержанно злым.

– Я скоро буду, – говорит Бьёрн. Сложно понять – что его снова раздражает, но то, что мы живы и здоровы, если не психически, то хотя бы телесно – уже хорошо.

Мы встречаемся в небольшой забегаловке на обочине дороги. Я кутаюсь в куртку, которая почему–то никак не может согреть меня. Адреналиновый выброс пошел на спад, и теперь тело дает ответную реакцию. Знобит так, словно окунулась в прорубь. Глядя на приближающегося Бьёрна, я размышляю – сколько времени понадобилось ему на войне, чтобы перестать обращать внимание на смерть?

– Он был там? – Спрашиваю я, когда Бьёрн опускается напротив меня. Он кивает.

– Не один, – добавляет Бьёрн, – кажется, что нас ждали.

– Мы не могли допустить ошибки, – это исключено, поэтому я не сомневаюсь, когда возражаю. Бьёрн пожимает плечами. Мы оба устали. Бьёрн трет лицо руками, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. Впереди ещё дорога обратно. Он может молчать или отрицать, но в доме была расставлена ловушка. И ставил её Гаспар либо на нас, либо на тех, кто оказался там вместе с нами.

Глава 5

Раньше мы позволяли себе размышлять, оценивать свои эмоции, но сейчас времени на это больше нет. Происшедшее дает понять, что всё гораздо опаснее, чем казалось прежде. Бьёрн исчезает куда–то, отделавшись скупой фразой о необходимости своих дел, едва мы только успеваем перевести дух и поспать каких–то три – четыре часа. Грязь и слякоть на улице позволяют не особо переживать за номера машины, но на всякий случай я отгоняю её в безымянный склад мусора, где привожу её в порядок и скручиваю номера.

Мой отец вытаскивал меня много раз из добрых рук полиции. Я была черной овцой в приличной семье, бессовестной и лишенной понимания того, что может делать воспитанная женщина, а что – нет. Я не пыталась объяснить тот факт, что меня не устраивали диктуемые всем законы, что они казались мне хитрыми лазейками, в которых застревало добро, но проскальзывало зло. Но это было позже. А сперва мне просто нравилось головокружительное ощущение приключения. Видимо, этой чертой характера я обязана Саулу. Все вокруг считали, что я отбилась от рук, сестра – что я плохо кончу.

А вот родители так не думали.

Иногда мне казалось, что сквозь их неодобрение и расстройство проскальзывает улыбка. Наверно, они, в какой–то мере, считали меня просто сорванцом, заменой желанному, но так и не получившемуся сыну. Особенно мать, которая всегда прощала мне мои проступки, но при этом на её лице застывала далекая печаль, оттенявшая глубокие красивые глаза. Я никак не могла понять - что её мучает, ведь она была счастлива с отцом. Теперь я знала, что дело было в дяде Сауле. В моём отце Сауле, на которого я видимо была чересчур похожа.

Сейчас я думаю, что родители ни в коем случае не одобрили происходящее. Игры с законом и игры со смертью – вещи разные.

Дверь в квартиру была приоткрыта, всего лишь маленькая щель, незаметная с первого взгляда. Достаточно для того, чтобы понять, что внутри кто–то есть. Ждать Бьёрна можно было долго и бессмысленно. Рано или поздно в коридор выйдет кто–то из жильцов, и всё может перейти в нежелательные последствия.

Я осторожно отворила дверь, стараясь не упускать ничего из вида.

Вторгшийся гость полусидел-полулежал на полу возле двери в ванную. Он слышал мои шаги, но даже не повернулся. Одна рука висела под неправильным углом как плеть. Второй рукой мужчина попытался заклеить рану под ключицей, где под грязью из смешавшейся старой и свежей крови была непонятна глубина повреждения. На полу вокруг гостя валялись выпавшие из шкафа бинты и лекарства.