Альфа Центавра

Поэтому. Поэтому Махно, оказавшийся по воле судеб, а конкретно по назначению Амер-Нази, который, как заместитель Фрая лез не только в дела своего военного министерства, но и вообще, совал свой, так сказать, длинный нос, куда… куда не только можно, но даже нельзя. Отличия от Второго Тет-а-Тет, что он Первый, в данном случае Второй, спускается на Землю, и становится виден невооруженным глазом. И собственно, дело в том, что его легко можно принять за Ино, как будто и он только что спустился на грешную Землю с Альфы Центавра. Понятно? И, следовательно, на берегу был не Махно, а Махно М, иво, так сказать, родной Медиум. Впрочем, Медиумы — это не родственники, ибо.

Ибо такой близкий контакт между родственниками не рекомендуется.

После Зевса имеется в виду, и других его близких друзей и родственников. А так-то тоже:

— Пожалуйста. И теперь понятно, как он мог корректировать огонь по Царицыну.

Сам Махно был на стороне Зеленых, как Фрай, Амер-Низи, Пархоменко, Василий Иванович Чапаев, Котовский где-то близко, в принципе, да, если не считать его личных целей в смысле непременного обогащения.

Вот так был бедным, а поплыл в Нью-Мексико, набрал их там полный трюм, продал здесь хорошо, и:

— Как Все завел тоже сахарную плантацию. — А там!.. Когда еще будем воевать с очередным Линкольном или Вашингтоном. Они ведь эти Рузвельты, как грибы после дождя не растут. Так возьмешь какую-нибудь Рабыню Изауру, а она, оказывается, чуть не вчера, из публичного дома. То-то радость:

— Ведь уже всё и так умеет. — А то других приходится учить до самого окончания Университета, а толку? Никакого, ибо до сих пор не знает, кто, когда был здесь царем, кто царицей, а уж кто с кем трахался вообще темный лес. Не говоря уже о том, куда, в какую Волгу впадает Енисей. Да и вообще Енисей не может впадать в Волгу, потому что он в Китае. Постоянные разборки на границе:

— Иму это надо? — Нет. А воевать еще и с Китаем? Никто не хочет. Если только кому жить негде, как Тэмуджину, дак он уж умер. Наверное.

И таким образом, Махно М спокойно продолжал подавать сигналы штурмующим город инопланетянам. Точнее, еще только готовящимся к штурму местной Трои, и только три тысячи человек Десанта шли на штурм под кодовым названием:

— Проверка боем. Махно М передал на вышку, где стоял пулемет и должен быть снайпер, что на берег высадился целый отряд Корниловцев. Передал с помощью зеркала. А Василий Иванович не понял, а наоборот только крикнул вниз Нике Ович и Щепке:

— Поднимите мне сюда, пажалста, оптическую винтовку, там на берегу кто-то большим зеркалом балуется. Украли, неверное, в помещичьей усадьбе, а теперь не знают, что с ним делать, не понимают, что внедряются таким образом в нашу скрытую оборону.

— Как бы еще не додумались, — крикнула снизу Ника, — использовать эти зеркала по их прямому назначению.

— Что это значит? — спросила сидящая напротив нее Щепка, — любоваться на себя со всех сторон.

— По системе Давида, — ответила Ника Ович.

— Что это значит?

— Не скажу. Но они все-таки подняли винтовку по спущенному Василием шнуру, и он с трех не только разбил это великолепное зеркало, но и прострелил сердце Махно. В том смысле, что иво Медиуму. А так как сам мечтатель не находился в это время с ним в прямом контакте — как замерзшие звуки Барона Мюнхгаузена — и думал После послушать эту интересную информацию, то, как говорится:

— Не заметил потери бойца.

Корниловцы, получив информацию, что:

— Будет лишены некоторое время информационной поддержки, начали окапываться. А Василий Иванович так разохотился, так разогрел оба пулемета, что заорал, как ошпаренный Щепке:

— Воды-ы! — И дальше, естественно, уже одним только матом.

— Ты бы лучше, чем орать на благородных девушек, забияка, слез сюда и получил по морде, — сказала Ника Ович, недовольная поведением Василия, а скорее всего раздосадованная информацией о потере корректировщика огня:

— Она его очень любила, несмотря на постоянную перемену мест, в том смысле, что:

— Менял он женщин, как перчатки. — И более того, не свои перчатки, а мечтал только, чтобы надеть черно-белые перчатки Олигарха Всей Альфы и ее Центавры. Дело в том, что не только некоторые, но и многие не могли понять, что Альфа Центавра — это одна и та же собака. Потому что, когда выяснялось где-то в середине беседы в баре за пивом и раками плюс Цыпленком Табака, что их:

— На самом деле Три! — то тут же по мордасам. — Ну, тому, кто долго это уже объяснял с самого начала этого незамысловатого отдыха местных жителей, разругавшихся на время со своими женами. Вот это как раз минус того, что было не принято пускать в пивной бар баб, и даже девушек. Так-то в принципе пожалуйста, но только на словах.

Всегда находился какой-нибудь нашедший случайно трешку алкаш, и на те сразу, увидев здесь миловидную блондинку в малиновом сарафане, надетом крест-накрест, как ленты для пулемета у матросов:

— Ты чё здесь ошиваешься, зараза? Она с круглыми и так-то глазами:

— Я-я-яя? Так я живу здесь, мил человек. — И как правило редко зовут на помощь мужиков — местных завсегдатаев, как и она, а:

— Хрясь иму по яйцам. — А это еще попасть надо, ибо она в это время находится наверху, на лестнице уже на второй этаж, а он внизу, уж уходить собрался, так как здесь наценка — не на улице — а она действует не только на нервы, но и быстро истощает доставшуюся, как маленькое счастье трешку. Поэтому она, держась одной рукой за перила, делает приседание, как мог бы подумать другой, более культурный парень, а этот просто находится в недоумении:

— Чё это она, готовится для миньета? — но не при всех же, народу в фойе мало, но не все в залах, здесь тоже шоркают у телефона, и входят и выходят иногда из туалетов, находящийся как раз под лестницей. И через себя по бразильской системе, бьет его по яйцам. Ногой в туфле, разумеется. Даже не по, а под яйца. И что больше всего удивительно:

— Он не понимает за что. Тогда выходят из нижнего зала как раз те, с кем она обычно здесь ошивается, и бьют его в поддых и по морде, по носу особенно, из-за чего у мужика течет обильная кровь. Он уползает в открытую для него специально швейцаром дверь, за которой очередь уважительно расступается, ибо:

— А всё-таки он смог напиться пива. — В отличие от нас, которые не знают, когда туды-твою все-таки попадут. Один даже говорит:

— Можно и мне набьют морду, тогда пустите? — Но всем только смешно.

Глава 27

В общем, стало ясно для тех, кто умеет мыслить логически, что Махно хотел стать Олигархом и Альфы, и Земли, которую он и называл:

— Ее Центаврой. — Понятно? Альфа — это Альфа, а Земля ее Центавра. Тут Тет-а-Тет в баре можно запутаться, и оставить почти нетронутым сочно-чесночного Цыпленка Табака, а уж при таком количестве самостоятельных личностей, лезущих в Наполеоны — вообще:

— Кто что хочет то и думает.

Но Махно не умер, умер его только что родившийся Видимый Медиум.

Информацию мог держать в своем буфере некоторое время Медиум Vulgaris — Простой, Невидимый Медиум. Форма Видимого Медиума была неустойчива. Как вы только что видели, трех выстрелов из снайперской винтовки хватило, чтобы он исчез с лица Земли. Труп не искали, как это обычно делается во время наступательной операции, поэтому никто и не узнал, что это был Медиум М. А сам Махно как раз подошел к этой небольшой — из двух человек — группе девушек.

— Нау ду ю ду, — сказал он мрачно.

— Ты чё такой? Не привез, что ли, ничего?

— Нет, почему же, извольте, и протянул дамам большого, кило на три-четыре сома.

— Ты что?! — ахнула Щепка, — я не ем сомов, они страшные, и едят придонных пауков.

— Мы на войне, — продолжал Махно, — надо есть все, иначе никогда не увидим победы.

— Ты вообще где его взял? — тоже была слегка шокирована Ника.

— Василий, ты будешь сома?! — крикнул на вышку Махно.

— Если поджарите буду.